<<<     ΛΛΛ     >>>   

§ 9

Таким образом, не новые потребности полагают начало производству прибавочного продукта; им просто неоткуда взяться там, где практически все подчинено лишь физиологическому жизнеобеспечению. Появление принципиально новых видов деятельности, непосредственно не связанных с простым выживанием, но вместе с тем пробуждающих в человеке то, что, собственно, и делает его человеком, прежде всего обостряет потребность в базовых продуктах потребления. Ведь каждый из этих видов отрывает ее субъект от производства насущного, а значит, в еще большей степени обостряет угрозу (но вместе с тем и рождает и необходимость поиска выхода). Появление же новой потребности в существовании (а значит и в постоянном производстве) каких-то новых продуктов будет осознано лишь позднее.
Не следует сразу же искать в этих продуктах то, что со временем составит собой обязанные бросаться в глаза каждому знаки принадлежности их обладателей к иерархическим вершинам формирующейся социальной пирамиды. Основная функция прибавочного продукта на начальной стадии исторического развития состоит вовсе не в дифференциации общества (то есть того, что еще попросту не существует в природе), но в его формировании. Поэтому самыми неожиданными, но вместе с тем и самыми естественными (если не сказать единственно возможными) результатами прибавочного труда становятся ирригационные системы и мегалитические постройки, гигантские памятники материальной культуры, поглотившие и воплотившие в себе несчетные объемы трудозатрат. Именно — и, как кажется, только — благодаря этим оставшимся в тысячелетиях формам своей реализации энергия огромных людских масс переносится из области простого жизнеобеспечения в сферы, над которыми уже не властны одни лишь физиологические позывы. Вот только необходимо понять, что все эти грандиозные потоки принудительного труда, вовлекающего в себя практически все население больших регионов, начинаются с маленьких ручейков, пробивающихся там, где впервые появляется возможность получения прибавочного продукта. Все то, что осталось от древних цивилизаций: и ирригационные системы, и величественные зиккураты, и сооружения заупокойного культа являет собой самый излет инерции,— первый же импульс человеческой деятельности, уже не связанной с непосредственным жизнеобеспечением, тысячелетиями набирал силу именно в этих случайных истоках.
Из всех живых существ один человек живет постоянным ожиданием будущего, временной же горизонт животного всегда ограничен наличной данностью, и все, что выходит за пределы настоящего момента, для него лишено целесообразности. Между тем только полная бессмысленность в настоящем некоего глобального совместного действия, которое в той или иной форме вовлекает в свой поток всех участников, только принципиальная его независимость от сиюминутных настояний живой плоти может стать основополагающим условием социализации пусть и выделившейся из царства животных, но все еще остающейся близкой к стаду общностью «предлюдей».
Впрочем, даже если и предположить, что уже эти «предлюди» были способны провидеть отдаленную пользу ирригации и оправдать светлым будущим приносимые сегодня жертвы, большинство из них попросту не располагало свободным трудовым ресурсом, который мог бы быть направлен на строительство этих грандиозных даже по современным понятиям сооружений. Успех же самого строительства мог быть обеспечен только вовлечением в свой поток сверхкритических человеческих масс. Но если сложно разглядеть отдаленную пользу вполне утилитарных начинаний, то тем более трудно невооруженному способностью к абстрагирующей мысли сознанию разглядеть немедленную практическую пользу строительства культовых сооружений.
Словом, на этой стадии развития бессмысленно едва ли не все, что не связано с немедленным устранением физиологического дискомфорта, поэтому сегодняшние представления человека о целесообразности предприятий, не способных дать мгновенный эффект, не вправе рассматриваться нами в качестве арбитражных. Для того чтобы было легче понять различие пониманий, заметим, что многим из сегодняшних обладателей университетских дипломов далеко не очевидна практическая целесообразность чрезмерных затрат на строительство древних храмов или сооружений древнего погребального культа. Поэтому действительный состав потребностей и круг миропонимания далеких наших предшественников — во многом закрытая для нас область, постижение которой сопоставимо с раскрытием тайны египетских иероглифов.
Но даже останавливаясь перед ее границами, мы вправе делать вывод о том, что именно благодаря такой концентрации труда на производстве чуждого любой животной потребности начала разобщенные автаркией аморфные массы первобытных производителей становятся едиными народами, а составляющие их индивиды — в полном смысле этого слова людьми. Добавим, что только такая занимающая жизнь целых поколений концентрация общих сил на достижение единой цели впервые в естественной истории планеты порождает опыт совместного коллективного труда. Ведь все, что предшествует ей, даже если там оказывается задействованным несколько исполнителей, не выходит за рамки свойственных многим видам животных инстинктивным формам распределения функций и координации совместных усилий.
К слову, идея связи ирригационных работ с происхождением государственности далеко не нова; в работе эмигрировавшего в Соединенные Штаты немецкого ученого Карла Виттфогеля «Восточный деспотизм», которая была опубликована еще в 1957 году, возникновение государства в ряде стран Древнего Востока обусловливается необходимостью строительства гигантских ирригационных сооружений в аграрных областях. Суть его концепции состоит в том, что государство возникает вследствие потребности общества в постоянном осуществлении крупномасштабных работ по созданию оросительных каналов и ирригационных сооружений. Общество в отдельных регионах (Междуречье, Египет, Китай) не может существовать без того, чтобы не строить оросительные каналы. Осуществить же такие работы, мобилизовать огромные массы людей может только постоянно действующая организация власти и управления, то есть государство. Необходимостью же проведения масштабных ирригационных работ он объясняет и отставание Восточных цивилизаций от Запада.

§ 10

Одним из ключевых элементов идейного наследия Маркса является вывод о том, что в условиях всех известных истекшей истории общественно-экономических формаций прибавочный продукт имеет главную ценность в качестве специфического инструмента экономического принуждения. Основной же целью принуждения во все времена являлось формирование и закрепление адекватной интересам господствующих классов системы общественных отношений. Между тем, если ретроспективно развить этот вывод на самые начальные этапы развития человеческого общества, мы неминуемо обнаружим, что первым его назначением должно было стать принуждение к окончательному разрыву со все еще полустадными формами сосуществования, образование начал социальной иерархии и жесткому структурированию впервые возникающих общественных связей.
Итак, мы можем заключить о том, что «точками кристаллизации» будущего социума предстают центры производства первичного избытка необходимого продукта. Эволюция именно этого избытка запечатлевается в последовательной трансформации простых запасов самого насущного в ирригационные каналы и храмы, в знаки роскоши и богатства, наконец, в бессмертные произведения искусства. При всем разнообразии этих форм каждая из них аккумулирует в себе то, что объединяет их,— живой труд, принудительно отрываемый от производства строго необходимых для простого выживания вещей. При этом порождение и последующая трансформация каждой из этих форм есть в то же время расширенное производство и воспроизводство все более совершенствующейся системы цементирующих социум общественных отношений, распределение и регламентация социальных ролей, прав и обязанностей всех индивидов и групп.
Вывод о том, что прибавочный продукт служит инструментом принуждения в процессе стихийного классово ориентированного социального строительства — это величайший вклад Маркса в развитие не только политико-экономической, но и философско-исторической мысли. Однако впервые этот вывод возникает не на страницах «Капитала». Речь идет о ранней работе, «Философско-экономических рукописях 1844 года». Именно там дается обоснование причин классовой дифференциации, именно там формулируются необходимые условия воплощения извечной мечты человека о не знающем социальной вражды справедливо устроенном обществе.
Стихийное изменение патриархальной формы необходимого/прибавочного продукта кладет начало бесконечному процессу диверсификации человеческой деятельности (Маркс называет это разделением труда), рождению новых потребностей и новых средств их удовлетворения. Каждая следующая ступень этого разделения есть в то же время и новый этап в развитии общества; в свою очередь, с каждой новой ступенью укрепляется и прямая зависимость от него каждого индивида.
Диверсификация совокупной деятельности обладает одним существенным для социального строительства свойством, которое проявляется в способности соединять людей, делать их необходимыми друг другу. Если угодно, делать принудительным совместное их существование и порождать общий интерес в совместном же совершенствовании всех сторон общественной жизни. Известно, что этому способствуют и один язык, и одни обряды, и один уклад жизни, но действие этих факторов требует столетий, разделение же труда обладает свойством ферментировать интеграционные процессы. Социальное строительство идет куда быстрее именно там, где ничем не сдерживается порождающее всеобщую зависимость друг от друга разделение труда и развиваются производительные силы общества: «Уровень развития производительных сил нации обнаруживается всего нагляднее в том, в какой степени развито у нее разделение труда». (К тому же уместно задаться вопросом: откуда взяться единому языку и единым обрядам, где нет объединяющей всех деятельности; так что интегрирующий всех процесс формирует не одну только государственность; собственно деспотическое государство — это только вершина, которая скрывает под поверхностью видимого куда более фундаментальные начала.)
Ни технический, ни социальный прогресс невозможны без все углубляющейся диверсификации производства, развития и дифференциации его орудий, возникновения новых ремесел, специализации индивидов. Но заметим, все это влечет за собой не только совершенствование совокупного труда и повышение его производительности; рождение новых видов деятельности и новых навыков к труду — это еще и накопление интегрального опыта зарождающейся цивилизации — а значит, развитие способности адекватно реагировать на все вызовы времени.
Словом, Маркс вовсе не случайно назовет совокупность производственных отношений, то есть социальных связей, возникающих по поводу производства, распределения, обмена и потребления материальных ценностей, началом не просто цементирующим любое общество, но составляющим самую сердцевину его содержания, его квинтэссенцию, его суть.
Степени разделения общественного труда удивляются уже античные авторы. Оттенок какого-то благоговейного восторга звучит в словах Плутарха, описывающего возрождение разгромленных персидским нашествием Афин. По его свидетельствам, начинания Перикла собрали на этой грандиозной строительной площадке: «…плотников, мастеров глинных изделий, медников, каменотесов, красильщиков золота, размягчителей слоновой кости, живописцев, эмалировщиков, граверов, матросов, кормчих, тележных мастеров, содержателей лошадей, кучеров, крутильщиков канатов, веревочников, шорников, строителей дорог, рудокопов». «При этом,— добавляет он,— словно у полководца, имеющего собственную армию, у каждого ремесла была организованная масса низших рабочих, не знавших никакого мастерства, имевшая значение простого орудия…». Впрочем, разделение труда достигает высоких степеней еще задолго до времен, описываемых Плутархом, так, во время строительства египетских пирамид выделялись отдельно профессии рабочих по камню: камнесечцев, камнетесов и камнерезов. Ясно, что этими перечнями не исчерпывается вся номенклатура существовавших тогда ремесел, но они дают вполне отчетливое представление о степени диверсификации человеческой деятельности, которая достигается уже в глубокой древности.
Таким образом, появление прибавочного/необходимого продукта и последующее умножение разнообразных его форм уже с самого начала рождает всеобщую зависимость всех от всех, делает в буквальном смысле слова принудительным совместное существование и постоянное взаимодействие не только индивидов, но и больших самодостаточных семейств; в конечном же счете создает все великие цивилизации. Начинается же все со случайного избытка.

§ 11

Сам термин «разделение труда» впервые в теоретический оборот вводит Адам Смит. Именно этим понятием он и начинает свою книгу. Он же связывает с ним и общественный прогресс: «Величайший прогресс в развитии производительной силы труда и значительная доля искусства, умения и сообразительности, с какими он направляется и прилагается, явились, по-видимому, следствием разделения труда». Правда у него оно «представляет собою последствие <…> склонности к торговле, к обмену одного предмета на другой». Другими словами, следствие здесь оказывается на том месте, где надлежит быть причине. Не в последнюю очередь по этой причине заслуга в исследовании того, что стоит за рассматриваемым явлением, принадлежит Марксу.
Теория марксизма различает три крупных этапа всеобщего разделения. Первое — это выделение пастушеских племен; существо второго состоит в отделении ремесла от земледелия, которое положило начало отделению города от деревни и возникновению противоположности между ними; третье — это обособление торговли от производства и выделение купечества.
Но заметим главное. Уже в самом начале этого процесса порождается классовое деление общества: «Первое крупное общественное разделение труда вместе с увеличением производительности труда, а следовательно, и богатства, и с расширением сферы производительной деятельности, при тогдашних исторических условиях, взятых в совокупности, с необходимостью влекло за собой рабство. Из первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса — господ и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых».
В эпоху рабства же возникает и противоположность между умственным и физическим трудом.
Уже античная мысль ставит оба следствия в жесткую нерасторжимую связь друг с другом. Так, Аристотель в своей «Политике» пишет: «Живое существо состоит прежде всего из души и тела; из них по своей природе одно — начало властвующее, другое — начало подчиненное. Разумеется, когда дело идет о природе предмета, последний должен рассматриваться в его природном, а не в извращенном состоянии. Поэтому надлежит обратиться к рассмотрению такого человека, физическое и психическое начала которого находятся в наилучшем состоянии; на этом примере станет ясным наше утверждение. У людей же испорченных или расположенных к испорченности в силу их нездорового и противного природе состояния зачастую может показаться, что тело властвует над душой».
Наглядным свидетельством тому (на взгляд, кроме всего прочего, еще и фактического родоначальника всех расистских теорий) является наличие неразвитых подобий разумного существа — обиженных самой природой «недочеловеков», которым отказано в возможности самодостаточного существования. Единственным их спасением является только одно — симбиотическое соединение с теми, чьим уделом оказывается управление; предоставленные сами себе эти жалкие особи обречены на полное вырождение. Правда, и тот, кому надлежит взять на себя заботу о спасении первого, не в состоянии существовать без них. «Так, необходимость побуждает прежде всего сочетаться попарно тех, кто не может существовать друг без друга,— женщину и мужчину в целях продолжения потомства»; точно так же необходимость сводит вместе «властвующих и подчиненных», способных к организации и планированию с теми, кому доступно лишь выполнение чужих предначертаний. Эллин и раб — это совершенно разные существа, но при всем этом они не могут существовать друг без друга, ибо «в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу, в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину и рабу полезно одно и то же». «Неизбежно приходится согласиться, что одни люди повсюду рабы, другие нигде такими не бывают». Словом, с самого часа своего рождения одни предназначаются для подчинения, другие — для господства.
Вычленяя из всего сказанного Аристотелем рациональное зерно и переводя все это в контекст глобального процесса разделения труда мы обнаруживаем, что уже в самом начале этого транс-исторического потока происходит разделение чисто исполнительской и организационной управленческой деятельности, каждая из них получает относительную самостоятельность.
Разумеется, эти выводы афинского мыслителя не вправе приниматься гуманитарной мыслью в качестве руководящего принципа. Но вместе с тем, что бы ни говорилось их противниками, нужно признать: способность к последней (во всяком случае в достаточной для эффективного управления кем-то, кроме самого себя) может быть развита далеко не в каждом. Впрочем, не в каждом может быть развита и переходящая границы любительства способность к музыке, шахматам, философии и т.п.
Начала же каждой способности, в конечном счете, кроются в избыточной части необходимого продукта.

Выводы

Сказанное позволяет сформулировать следующие выводы.
1. Прибавочный продукт при всем желании не может производиться там, где потребность в необходимом удовлетворена в полной мере. Ничто иное, как центры производства прибавочного продукта образуют собой «точки кристаллизации» всей будущей цивилизации. Эти центры формируются только там, где рядом с ними складывается хронический дефицит; сочетание возможности производства сверх необходимого с существующей рядом неспособностью обеспечить выживание образует собой обязательное условие окончательного выделения человека из царства животных.
При этом суммарное производство хозяйствующих общин, одна из которых в состоянии обеспечить более высокую производительность, другая стоит на грани выживания, не превосходит объемы, безусловно необходимые для поддержания жизнеспособности обеих.
2. Появление прибавочного продукта порождает прямую экономическую зависимость субъекта потребления от субъекта производства. Экономическая зависимость, в свою очередь, порождает экономическое принуждение. Экономическая зависимость в сочетании с экономическим принуждением дают начало процессам первичного социального синтеза.
3. Внеэкономическое принуждение и весь политический его инструментарий возникают на основе экономического; и со временем уже не прибавочный продукт становится средством принуждения к чему бы то ни было, но именно этот инструментарий — орудием принуждения к производству прибавочного продукта.
4. Сохранение инерции первичного социального синтеза возможно только там, где известная часть прибавочного продукта выводится из процессов удовлетворения базовых потребностей и меняет свою форму. При этом прибавочный труд канализируется в производство, вещей, излишних для удовлетворения базовых потребностей организма. Тем самым полагается начало диверсификации социальных потребностей и разделению труда.

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2 изд., т. 23, с. 582

Каутский К. Экономическое учение Маркса. http://e2000.kyiv.org

Бытие, 41, 42.

Исход, 35, 23

Исход, 35, 27

Лука. 15, 29.

Законы Хаммурапи. Ст. 117. http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/hammurap.htm

Законы XII таблиц. III, 1—4

Колобова К.М. Из истории раннегреческого общества: о. Родос IX-VII вв. до н.э. Ленинград. ЛГУ, 1951, с. 156

См. Елизаров Е.Д. Античный город. СПб, 2006.

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2 изд., т. 42, с. 41—174

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2 изд., т. 3, с. 20

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В условиях всех известных истекшей истории общественно экономических формаций прибавочный продукт
Нервно психическое напряжение 5 10 15 20 25 условия труда вредные факторы производства 10 20 30 40 производства вредные
чем даже все основанное на чисто репродуктивном труде материальное производство в целом
Отдельно взятого предприятия на макроэкономический уровень всего общественного производства в целом
Создаваемая вокруг человека