<<<     ΛΛΛ     >>>   

О существовании этой ныне очевидной проблемы новое время вначале даже
не подозревает. Иисус и представители этики позднего стоицизма вместе
являются для него главными авторитетами в области этического миро- и
жизнеутверждения.

Влияние позднестоической этики в новое время испытывают Эразм
Роттердамский (1469-1536), Мишель Монтенъ (1533-1592), Пьер Шаррон
(1541-1603), Жан Боден (1530-1596) и Гуго Гроций (1583-1645) - независимо от
того, что одни из них больше привержены идеям христианства, а другие
вольнодумству. Поздним стоикам Эразм обязан своим правом понимать открытое
за церковным учением простое евангелие Иисуса одновременно и как
совокупность всех этических исканий философии. Найдя в них же опору, Монтень
в своих ".Опытах" (1580) удерживается от полного погружения в стихию
этического пессимизма. Вдохновляемый поздними стоиками, Боден в "Шести
книгах о республике" (1576) противопоставляет принципам макиавеллиевского
"Государя" (1515) этический идеал государства. Черпая из того же источника,
Пьер Шаррон в своем произведении "О мудрости" (1601) осмеливается
утверждать, что этика стоит над традиционной религией и может держать себя
независимо по отношению к ней, нисколько не поступаясь при этом своим
существом и своей глубиной. К Марку Аврелию восходит известный труд Гуго
Гроция "О праве войны и мира" (1625), где он с такой уверенностью
формулирует принципы естественного и международного права и тем самым
отстаивает требование разума и гуманности в области права.

Вновь зарождающемуся естествознанию ближе всего, пожалуй, мировоззрение
Эпикура. Пьер Гассенди (1592- 1655) пытается возродить его*. (* Pierre
Gassendi, De vita, moribus et doctrina Epicuri (1647); Syntagma philosophiae
Epicuri (1649). Однако его усилия не приносят успеха. Присущая мышлению
нового времени вера в прогресс стихийно прорывает рамки скептицизма и
скептической этики. Величие Эпикура, который, повинуясь глубочайшей
искренности, пытается сочетать этическое мышление с натурфилософией, не
признающей целесообразности в природе, слишком ловкий пророк нового времени
не способен ни постигнуть сам, ни внушить своему времени.

Для подобной великой искренности новое время вообще еще не созрело. Оно
находится еще на некритической стадии. Типичен для его духа Исаак Ньютон
(1643- 1727), который был стопроцентным эмпириком в исследовании природы,
оставаясь в мировоззрении на наивно-христианских позициях.

Ренессанс и период после Ренессанса ограждены от трудностей, вытекающих
для этики и миро- и жизнеутверждения из беспредпосылочно действующей
натурфилософии. Мировоззрением для них являются рождающаяся из успехов
теоретического познания и практики вера в прогресс и связанная с нею радость
деяния.

Через веру в прогресс в этику вливается новая жизнь. Начинают
действовать внутренние связи, существующие между этикой и миро- и
жизнеутверждением, элементарные стимулы к деятельности, заложенные в
христианской этике, получают свободу воздействия. Вера в прогресс указывает
им цель - преобразование общества и человечества.

Новым временем движет не подлинно углубленное этическое мышление, а
вера в прогресс, которая вытекает из достижений теоретического познания и
практики и оказывает влияние на этику, питающуюся идеями стоицизма и
христианства. Вера в прогресс тянет телегу; этике поначалу остается лишь
сопровождать ее. Однако по мере того, как дорога начинает все круче
подниматься вверх и тянуть телегу становится все труднее, наступает черед
этики приложить свои силы. Но она оказывается неспособной к этому, так как
не обладает собственной силой. В итоге телега, выйдя из повиновения,
увлекает за собой назад, под гору, и веру в прогресс и этику.

Задачей философии было переосмыслить миро- и жизнеутверждение,
порожденное восторгом перед достигнутыми успехами теоретического познания и
практики, превратить его в углубленное, вытекающее из мышления об универсуме
и человеческом бытии миро- и жизнеутверждение, и на этом фундаменте возвести
здание этики. Она не смогла сделать ни того, ни другого.

К середине XIX века, когда становится очевидным, что мы живем миро- и
жизнеутверждением, вытекающим только из надежды на успехи теоретического
познания и практики, а не из углубленного мышления о мире и жизни, наша
судьба уже решена. Оптимистически-этическое мировоззрение нового времени,
внесшее столь большой вклад в развитие культуры, обречено на гибель, подобно
тому, как неизбежно рушится уже высоко взметнувшееся ввысь здание, которое
возведено на непрочном фундаменте.

VII. ОБОСНОВАНИЕ ЭТИКИ В XVII И XVIII СТОЛЕТИЯХ

Миро- и жизнеутверждение является настолько само собой разумеющимся для
нового времени, что последнее не испытывает никакой потребности в
обосновании и углублении его с помощью мышления о мире и жизни. Оно
отвергает пессимизм как проявление отсталости и глупости, совершенно не
подозревая, насколько глубоки его корни в мышлении. Однако необходимость
обоснования сущности этического оно все-таки признает. Как же оно поступает
при этом?

То, что этика представляет собой деятельность, направленную на общее
благо, ясно с самого начала. Мышление нового времени гарантировано от участи
античного мышления, которое при попытке обоснования этического зашло в тупик
разочарованности и пессимизма. Но ему предстоит ответить на вопрос о том,
каким образом неэгоистическое возникает рядом с эгоистическим и какова
внутренняя связь между ними.

Вновь разыгрываются события, подобные тем, которые последовали за
выступлением Сократа, с той лишь разницей, что задача на этот раз поставлена
не отдельным мыслителем, а самим духом времени. Снова предпринимаются
попытки рассматривать этическую проблему изолированно, как состоящую в
самоанализе отношения индивида к самому себе и к обществу и не имеющую
отношения к последним вопросам о смысле мира и жизни. Теперь это
представляется гораздо более простым делом, так как мироутверждение и
направленная на общее благо деятельность не нуждаются более в
доказательстве, но сами фигурируют в качестве предпосылок.

Существует три способа объяснения взаимосвязи между эгоистическим и
альтруистическим. Либо нужно предположить, что эгоистическое в сознании
индивида при последовательном размышлении само собой переходит в
альтруистическое. Либо следует исходить из того, что альтруистическое
возникает в мышлении общества и переходит затем в убеждения индивидов. Либо,
наконец, следует вернуться к точке зрения, согласно которой эгоизм и
альтруизм извечно уживаются в человеческой натуре. Все три объяснения
практикуются с использованием самых различных средств, хотя и не всегда
применяются в чистом виде: у некоторых мыслителей одно переходит в другое.

Наиболее целеустремленную попытку вывести психологически преданность
благу других из эгоизма предпринимают Давид Гартли (1705-1757) и Поль Анри
Гольбах (1723-1789)*. (* Давид Гартли, Размышления о человеке, его строении,
его долге и упованиях (1749) [русск. пер. в: Английские материалисты XVIII
в. Собр. произв. в 3-х томах, т. 2, М., 1967]. Поль Анри Гольбах, Система
природы, или о законах мира физического и мира духовного (1770) [русск.
пер.- М.,1940].)

Гартли, сменивший медицину на теологию, стремится рассматривать
альтруизм как происходящее под воздействием соответствующего разуму мышления
целесообразное облагораживание первоначального эгоизма. Гольбах, многократно
подвергавшийся оскорблениям и нападкам, видит корни альтруизма в том, что
индивид, если он правильно понимает свои интересы, постоянно будет сочетать
их с интересами общества и, следовательно, направлять свою деятельность
также и на последние.

Оба пытаются построить концепцию по возможности исходя из
материалистических предпосылок, чтобы затем увенчать ее идеалистическими
выводами. Однако ни более грубые, ни более утонченные предпосылки, ни те и
другие вместе не способны увенчать убедительными результатами попытку
психологического выведения альтруизма из эгоизма.

Более грубые соображения не глубоки. Вполне очевидно, конечно, что
благополучие общества зависит от степени нравственности его членов и что
индивид, следовательно, имеет тем больше перспектив в достижении личного
благополучия, чем выше нравственность общества.

Отсюда, однако, не вытекает, что индивид становится тем более
нравственным, чем лучше он понимает свои интересы. Взаимозависимость между
ним и обществом носит иной характер. Индивид не пользуется благами общества
в той мере, в какой он своим нравственным поведением содействует упрочению
его благополучия. Если большинство членов общества, погрязнув в близоруком
эгоизме, стремится только к личному благу, то индивид, действующий по
внушению дальновидного эгоизма, приносит жертвы, которые ничего не сулят ему
лично, хотя и не оказываются потерянными для общества.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Всякое прощение естьдействия по принуждению истинности по отношению к самому себе благоговения благоговение
Швейцер А. Культура и этика 3 общества
Новое время сделало такой большой вклад в развитие культуры толькоблагодаря вере в оптимистически мышление культуры
Швейцер А. Культура и этика 5 благоговения
Результироваться этическое мировоззрение идеализма мировоззрение