<<<     ΛΛΛ     >>>   

Там, где закон прекращает свое действие, обществу не остается ничего
другого, кроме как неустанно внушать индивиду, в сколь сильной степени он
служит собственномy благу, содействуя благу других. Оно делает это у Бентама
без воспитательных ухищрений, характерных для Гельвеция. Общество взывает к
чувству правды индивида. Оно падает перед ним ниц и умоляет ради всеобщего
блага прислушаться к голосу разума. Таким образом, сухая манера,
свойственная труду Бентама об этике, таит в себе своеобразное обаяние, нечто
захватывающее. Этим и объясняется огромное влияние, которое оказывал на
людей чудак-затворник, редко покидавший свой дом у Вестминстерского парка.

Наибольшей силой воздействия обладают те места его сочинений, где он
побуждает людей задуматься не только над непосредственными, но и над более
отдаленными, не только над материальными, но и над духовными последствиями
какого-нибудь действия или отказа от него. Благотворно мужество, с каким
этот фанатик полезности осмеливается представить материальные блага как
основу духовных.

Бентам - один из величайших представителей этики. Но его заблуждение
столь же велико, как и его проницательность. Его проницательность выразилась
в том, что он истолковал этику как энтузиазм. Заблуждение же его - в
уверенности, что целесообразность энтузиазма гарантируется приравниванием
его к воспринятым индивидом убеждениям общества.

Это ставит Бентама в один ряд с Гоббсом, Локком и Гельвецием, хотя в
остальных отношениях он гораздо выше их. Подобно им, Бентам считает, что
нравственность возникает вне человека. Подобно им, он в своем стремлении
объяснить альтруизм заставляет бездействовать этическую личность в человеке
и взамен поднимает общество до роли этической личности, чтобы затем связать
индивидов трансмиссиями с этим источником энергии. Различие лишь в том, что
у этих банальных философов-моралистов индивид становится марионеткой,
управляемой обществом в соответствии с этическими принципами, а у Бентама
движения его осмысленны, он подчиняется обществу с глубокой внутренней
убежденностью.

Итак, этическое мышление из одного парадоксального состояния переходит
в другое. Пытаясь сконструировать по образцу античности этику, в которой
недостаточно представлена способствующая общему благу активность, оно
приходит к этике, в которой уже нет больше никакой этики, и кончает
безропотным смирением и пессимизмом. Избирая же в качестве предпосылки
подобную активность, оно приходит к этике без этической личности.
Промежуточный путь, предполагающий возникновение у этической личности,
способствующей общему благу, деятельной этики, оно, как ни странно,
проложить не может.

Объяснение альтруизма как некоего облагораживания эгоизма, спонтанно
происходящего под воздействием разума или стимулируемого влиянием общества,
явно неудовлетворительно и с психологической и с этической точек зрения.
Поэтому утилитаризм с необходимостью приходит к убеждению, что альтруизм
каким-то образом внутренне присущ человеческой природе наряду с эгоизмом.
Разумеется, рядом с эгоизмом он неизменно выглядит отставшим в развитии
близнецом, которого в состоянии поставить на ноги только самый тщательный
уход. Поэтому сторонники третьего вида объяснения ссылаются па два первых.
Они непрерывно подвергают способность к альтруистическому чувству влиянию
соображений, ведущих к растворению эгоизма в альтруизме. Обе первые
концепции принимаются на службу в качестве кормилиц для третьей.

Среди представителей этого течения заслуживают быть упомянутыми Давид
Юм (1711-1776) и Адам Смит (1723-1790) **. (** Давид Юм, Трактат о
человеческой природе (1739-1740); Исследования о принципах нравственности
(1751) [русск. пер. в: Соч., т. 1, М., 1965]. Адам Смит, Теория нравственных
чувств (1759) [русск. пер.- Спб., 1895]; Исследование о природе и причинах
богатства народов (1770) [русск. пер.-М., 1962]. Адам Смит был профессором
морали в Глазго.)

Юм единодушен с прочими утилитаристами в признании принципа всеобщего
блага высшим моральным принципом. Являются ли действия добрыми или
злонамеренными, определяется единственно тем, в какой мере они направлены на
увеличение общего счастья. Этического или неэтического, как такового, не
существует.

Самосовершенствование человека как цель этики Юм столь же мало
принимает во внимание, как и другие утилитаристы. Подобно им, он борется с
аскетизмом и другими жизнеотрицающими требованиями христианской этики, так
как в них невозможно обнаружить способствующей всеобщему благу полезности.

Что же, однако, побуждает человека содействовать общему благу? На этот
вопрос последовательные утилитаристы отвечали: понимание значимости общего
блага. Юм не разделяет такой односторонности, так как видит, что она не
согласуется с психологическими фактами. Стимулы для благожелательных
действий рождаются не из благородных соображений, а из непосредственного
сочувствия, утверждает он. Все стоящие на службе общего блага добродетели
вытекают из чувства. Решаться на действия в духе любви к людям мы можем лишь
потому, что нам присущи элементарное сочувствие счастью других людей и
отвращение к их бедам. Нравственными мы становимся благодаря симпатии.

Подобную симпатию было бы логичным признать формой эгоистической
потребности счастья, предположив, например, что человек, дабы быть по
настоящему счастливым, должен видеть вокруг себя счастье. Однако Юм не
идет по такому пути. Он хочет не конструировать, а лишь констатировать. Для
него достаточно того, что непосредственное сочувствие другим людям
оказывается неким заложенным в человеческой природе принципом. Существует
предел, утверждал он, наших поисков причинных связей. В любой науке имеется
несколько общих принципов, вне рамок которых мы не можем искать более общий
принцип.

Среди факторов, стимулирующих моральное чувство, большое значение Юм
придает "любви к славе". Она побуждает нас всегда смотреть на самих себя
глазами других. Стремление добиться уважения окружающих является великим
воспитателем добродетели. Здесь Юм рассуждает так же, как Фридрих Великий,
которому принадлежит фраза: "L'amour de la gloire estinne dans les belles
ames; il n'y a qu'a l'animer, il n'y a qu'a l'exciter, el des hommes qui
vegetaient jusqu'alors, enflammes par cet heureux instinct, vous paraitront
changes en demi-dieux)"'.

("Oeuvres de Frederic Ie Grand", vol. IX, p. 98. "Любовь к славе -
врожденное свойство прекрасных душ; достаточно их лишь пробудить и
всколыхнуть, как появляются люди, которые ранее прозябали, а теперь,
воспламененные этим счастливым инстинктом, превратились в полубогов".)

Адам Смит стремится следовать идее симпатии во всех ее проявлениях. При
этом он обнаруживает, что наша способность к сочувствию состоит не только в
том, что мы проявляем участие к пережитым другими радости и горю. Она
приводит нас, говорит он, также и к общности мыслей с людьми, действующими
рядом с нами. Со всей непосредственностью мы испытываем чувство симпатии или
антипатии к действиям других людей и к мотивам, лежащим в основе этих
действий. Наша этика - продукт опыта наших симпатий. Мы осознаем
необходимость учитывать в нашей деятельности одобрение ее побудительных
мотивов и тенденции со стороны беспристрастного свидетеля. Следовательно,
врожденная симпатия как к переживаниям, так и к деятельности других является
полезным регулятором отношений людей друг к другу. Это чувство бог вложил в
природу человека, дабы оно побуждало его к труду на общее благо.

Вопрос о том, в какой мере является прогрессом сравнительно с учением
Юма это несколько искусственное расширение понятия симпатии благодаря теории
о беспристрастном свидетеле, остается открытым.

В своем знаменитом сочинении об условиях благосостояния народов Адам
Смит основывает это благосостояние на свободной во всех отношениях и
соответствующей разуму деятельности эгоизма. О роли этики в экономических
вопросах он не говорит. Считая, что экономическое развитие определяется лишь
имманентными ему законами, он убежден, что при должной свободе действий этих
законов результат будет благоприятным. Сторонник рационального оптимизма,
философ-моралист Адам Смит является также основателем экономического учения
laissez faire (манчестерства). Он возглавил борьбу за освобождение торговли
от мелочной и наносящей ущерб опеки властей. Ныне, когда экономическая жизнь
народов вновь подчинена близорукому вмешательству не владеющих экономическим
мышлением властей, мы можем в полной мере оценить величие научного подвига
Смита.

Подобно Смиту, сторонником принципа свободы экономической жизни был
также Бентам. Однако он выдвигает и этическую концепцию общества; он
требует, чтобы оно оказывало возможное содействие прогрессивному устранению
различии между богатством и бедностью.

Каково же значение Юма и Смита в развитии этики? Они разрабатывают
эмпирически-психологический метод. Подчеркивая значение симпатии, они
стремятся подвести под утилитаризм естественный фундамент. В
действительности же корригирующая психология начинает подрывать свои
позиции. Утилитаризму смутно видится великая концепция, выводящая этику из
мышления. Он пытается сделать человека нравственным, побуждая его осознавать
глубину и необходимость целей этики.

Это воззрение основывается на убеждении в полной подчиненности воли
мышлению. Абсолютная рациональность этического - вот тот фундамент, на
котором оно зиждется. Сохраняя верность самой себе, эта концепция не может
признать предпосылками этического полученные в ходе психологического анализа
и не познаваемые иным путем факты.

Перед Юмом и Смитом, которые низводят этику до уровня инстинкта, встает
вопрос: каким образом этика может быть данной от природы и одновременно
подчиненной мышлению? Ибо представители психологического утилитаризма
вынуждены признать зависимость ее от мышления. Если бы этика была лишь
проявлением инстинкта, ее невозможно было бы расширять и углублять.
Невозможно было бы в убедительной для всех форме распространять среди людей.
В какой мере, однако, возможно воздействие мышления на инстинкт симпатии?
Что объединяет их до такой степени, что дело одного может быть продолжено
другим?

Если бы Юм и Смит могли представить себе все значение этой великой
проблемы этики, ставшей благодаря им актуальной, они должны были бы
продолжить исследования, доискиваясь самого общего и самого глубокого смысла
принятой ими в качестве основы этики симпатии и пытаясь понять, каким
образом она проникает в область мышления.

Однако они не интересуются значением своей констатации, полагая, что с
помощью психологии дали достаточно убедительное и вполне разумное объяснение
альтруизма. Дух времени со свойственной ему удивительной способностью
связывать воедино различные идеи подчиняет себе их концепцию. Популярный
утилитаризм уверенно утверждает теперь, что альтруизм следует понимать как
рациональное облагораживание эгоизма, как результат влияния общества и к
тому же еще как проявление природного инстинкта.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Повинующийся надличнойответственности
Швейцер А. Культура и этика 3 человек
Великая задача духа создание мировоззрения мировоззрение культуры
Ибо абстрактный основной принцип нравственного
Заключается невозможностьвзаимопроникновения этики самосовершенствования