<<<     ΛΛΛ     >>>   

Итак, античный декаданс начинается не тогда, когда мировая империя
подавляет индивида и отменяет нормальные взаимосвязи между человеком и
обществом. Он вступает в права сразу после Сократа, поскольку берущее начало
от Сократа этическое мышление не в состоянии действительно вывести индивида
за его собственные рамки и в качестве деятельной силы поставить на службу
этизированию и совершенствованию условий жизни общества.

Между этикой энтузиазма и этикой безропотного смирения,
разочарованности и пессимизма не существует промежуточного учения. Этика же
разочарованности и пессимизма неспособна представить себе действительные
предпосылки культуры, не говоря уже о том, чтобы создать их.

В эпоху империи стоицизм деградирует до морализирующей популярной
философии, говорится обычно в трудах по античной философии. На деле же речь
идет отнюдь не о деградации, а о серьезной борьбе за живую этику, неожиданно
вспыхивающей в позднюю эпоху греко-римского мышления И ведущей к
оптимистически-этической натурфилософии.

Представителями этого движения являются Луций Анней Сенека (4 г. до н.
э. - 65 г. н. э.) - учитель Нерона, вынужденный по приказу своего ученика
вскрыть себе вены, фригийский раб Эпиктет (ок. 50 - ок. 138 гг. н. э.),
которого Домициан в 94 году вместе со всеми философами изгоняет из Рима, и
император Марк Аврелий (121-180 гг. н. э.), который, будучи воспитан
учениками Эпиктета, защищает империю в трудные для нее моменты и во время
военного похода пишет философское сочинение "К самому себе".

(* До нас дошел целый ряд этических сочинений Сенеки, например: "О
милосердии" (De dementia. Адресовано императору Нерону), "О благодеяниях"
(De beneficiis), "О безмятежности" (De tranquillitate animi), "О ярости" (De
ira). Знакомством с учением Эпиктета мы обязаны его ученику- историку и
писателю Флавию Арриану. Последний записал лекции своего учителя,
составившие восемь книг, четыре из которых сохранились. Параллельно он издал
также изречения Эпиктета в виде небольшого "руководства" (Enchiridion) по
морали.).

В классический период своего развития греческая этика проходит через
эгоистические соображения полезности, холодные учения о добродетели,
аскетическое миро-отрицание, разочарованность и пессимизм. Но какое бы
направление ее развитие ни принимало, она никогда не выводит человека за
пределы его личности.

У Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия она утрачивает этот эгоистический
характер. Отрекаясь от духа античности, греческая этика превращается в этику
общечеловеческой любви. Она всецело поглощена непосредственным отношением
человека к человеку, полным самопожертвования и преданности.

Как же возникает подобное понимание гуманности, столь недостающее
классической античности?

Более ранние греческие философы-моралисты занимались государством. Их
интерес сосредоточен на том, как сохранить воплощенную в городе-государстве
организацию общества, дабы свободные могли и дальше вести жизнь свободных
людей. По их воззрениям, должен быть реализован тип человека высшего склада.
Люди же, окружающие его, принимаются во внимание только как орудия, служащие
достижению этой цели.

Однако в ходе гигантских политических и социальных преобразований,
которые приводят к возникновению мировой империи, этот образ мышления
перестает быть само собой разумеющимся. В страшных потрясениях
очеловечиваются чувства и ощущения. Горизонты этики расширяются.
Город-государство, на который ориентировалось этическое мышление, канул в
Лету. Мировая империя подавляет всех людей в одинаковой мере. В результате
сам человек, как таковой, становится предметом размышлении и этики.
Возникает представление о братстве всех человеческих существ.
Распространяются гуманистические взгляды и убеждения. Сенека высказывается
против гладиаторских игр. Но и это еще не все. Признается даже нечто
большее: внутреннее родство человека с животным.

Теперь, следовательно, когда в поле зрения этики появились человечество
и человек, как таковой, она достигает глубины и широты охвата, которые
позволяют ей стремиться к постижению самой себя в универсальной мировой
воле. Отныне натурфилософия и этика действительно могут быть связаны друг с
другом. Стоицизм грезил об этом с самого начала. Но он не мог осуществить
своей мечты, так как не располагал необходимой для этого живой и
всеобъемлющей этикой.

Тот факт, что оптимизм и этика могут занять теперь доминирующее
положение в натурфилософии, имеет еще и другую причину. Древняя Стоя
нисходила до чистой разочарованности и пессимизма в той же мере, в какой
подчинялась побуждениям к критическому мышлению. Со временем, однако,
приобретают силу практические и религиозные инстинкты, которые издавна
имелись в мировоззрении стоицизма. Позднюю античность характеризуют уже не
критицизм, а либо скептицизм, либо религиозность. Поэтому поздний стоицизм
может в гораздо большей степени руководствоваться этическими потребностями в
мировоззрении, чем ранний.

Одновременно он становится глубже и наивнее раннего. Как и китайский
этический монизм, он поднимается до этического толкования мировой воли.
Появляются стоики, которые, подобно Конфуцию, подобно Мэн-цзы, подобно
Чжуан-цзы и даже подобно рационалистам XVIII века, провозглашают этику как
нечто имеющее свое обоснование в сущности универсума и человека. Они в
состоянии доказать это мировоззрение не более чем Зенон и его ученики,
которые также пришли к нему, но излагают его с внутренней убежденностью и
энтузиазмом, отсутствующими у последних. Все больше возводя мировой принцип
до уровня личного, этического бога, Поздняя Стоя следует законам,
проявляющимся также в индуизме.

Однако мировоззрение разочарованности и пессимизма, которое она
унаследовала от раннего стоицизма, никогда полностью не прекращало своего
воздействия на нее. У Сенеки и Эпиктета это мировоззрение сохраняется еще в
значительной степени наряду с этической концепцией универсума. Лишь у Марка
Аврелия оптимистические мотивы приобретают победное звучание.

С давних пор стоицизм был неунифицированной, стихийной философией. И
поздний стоицизм отличается столь большим духовным богатством и жизненностью
как раз потому, что осмеливается в значительной мере оставаться именно такой
философской школой.

В оптимистически-этическом мировоззрении поздние стоики находят стимулы
к деятельности, которые недоступны были античной этике классического
периода. Марк Аврелий - утилитарист-энтузиаст, как и рационалисты XVIII
века, ибо он, подобно им, убежден в том, что природа сама слила воедино
нравственное и то, что полезно отдельному человеку и обществу.

В этих условиях неизбежно опять всплывает классический вопрос античной
этики: должен ли мыслитель заниматься общественными делами или нет? Эпикур
учил: "Мудрец не свяжется с государственными делами, если его к этому не
побудят особые обстоятельства". Зенон утверждал: "Он примет участие в
государственных делах, если не возникнет к тому никаких препятствий". Обе
школы предоставляют право решать вопрос об уходе в себя самому мудрецу - с
той лишь разницей, что, согласно одной, предпосылки для такого решения
возникают несколько раньше, а согласно другой - несколько позже. Идея
сохраняющей силу при любых обстоятельствах преданности обществу и
человечеству еще не входит в сферу досягаемости их этики.

Она появляется у поздних стоиков, так как они обратились к понятию
"человечество". Человек, рассуждает Сенека в сочинении о досуге мудреца (De
otio), принадлежит двум республикам. Одна - велика и всеобъемлюща, она
простирает свои границы туда же, куда достигают лучи солнца, и охватывает
богов и людей. Другая - гражданами которой мы становимся по случайности
нашего рождения. Обстоятельства могут сложиться так, что мудрецу не удастся
посвятить себя государственным делам, а придется "от бури спасаться в
гавани". Может случиться - и Сенека явно подразумевает свое время, - что ни
одно из обоих государств не обнаружит намерения терпеть деятельность
мудреца. Но и тогда последний все же не уйдет целиком в себя, а будет
служить великой республике, совершенствуя убеждения людей и содействуя
своими усилиями наступлению нового времени.

У Эпиктета также встречается это углубленное и расширенное понятие
долга. Марк Аврелий вообще уже не принимает во внимание невозможность
действия в общественной жизни. Его устами говорит властитель, чувствующий
себя слугой государства. Его идеалом является гражданин, "который переходит
от одного осчастливливающего сограждан деяния к другому и с радостью
принимается за все, что возлагает на него государство". "Делай то, что
необходимо и что разум от природы предназначенного к государственным делам
существа повелевает, и так, как он повелевает".

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Общество действует двояко с помощью власти
Пытаетсявывести полезное с точки зрения разума из соответствующего эмпирическогопостижения
Проблема оптимистиЧеского мировоззрениЯiii
К которому человек всегдастремится
Кто внутренне противится учению философа одиночки