<<<     ΛΛΛ     >>>   

Чт? такое изделие, о том сказало нам художественное творение. И здесь, как бы между делом, вышло на свет, чт? же такое творится в творении, а именно творится раскрытие сущего в его бытии: творится совершение истины. Но если действительность творения можно определить только тем, чт? в нем творится, как же обстоит дело с нашим намерением обратиться к действительному творению в его действительности? Мы ошибались и шли неверным путем, пока предполагали действительность творения в его вещном поде-остове. Теперь же мы стоим на пороге знаменательного итога наших наблюдений, если его можно называть итогом. А именно проясняется двоякое:

во-первых, господствующих понятий о вещи недостаточно для того, чтобы постигнуть суть вещного в творении;

во-вторых, вещный под-остов, в котором мы намеревались уловить именно то, что ближайшим образом действительно в творении, как раз в таком-то своем виде совсем не принадлежит творению.

Как только мы начинаем искать в творении подобного рода действительность, мы незаметно для самих себя уже берем творение как некое изделие, за которым помимо пода-остова признаем еще и некий верх-надстройку, долженствующую содержать в себе все художественное. Но творение не есть изделие, только, помимо всего прочего, снабженное прилепившейся к нему эстетической ценностью. Творение далеко от того, чтобы быть эстетической ценностью. Творение далеко от того, чтобы быть таким, точно так же как и просто вещь далека от того, чтобы быть изделием, только лишенным своего подлинного характера — служебности и изготовленности.

Наше вопрошание о творении поколеблено в самих своих основах, поскольку оказалось, что мы наполовину вопрошали о вещи, наполовину об изделии. Но это не мы придумали — так ставить вопрос. Так ставит вопрос вообще вся эстетика. Способ, каким эстетика заранее видит художественное творение, подчинен традиционному истолкованию всего сущего. Однако существенно не то, что общепринятая постановка вопроса поколеблена в своих основах. Важно, что у нас открылись глаза и что теперь видно: только тогда мы ближе подойдем к творческой сути творения, к дельности изделия, к вещности вещи, когда начнем мыслить бытие сущего. А для этого необходимо, чтобы пали препоны само собой разумеющегося, чтобы привычные мнимые понятия были отставлены в сторону. Для этого нам пришлось идти кружным путем. А кружной путь и выводит нас на тот, что поведет к определению вещности в творении. Ведь нельзя отрицать вещное в творении; нужно только, чтобы это вещное, если уж оно принадлежит к бытию творения творением, мыслилось на основе творческого. Но если так, то путь к определению вещной действительности ведет не через вещь к творению, а, наоборот, через творение к вещи.

Далее следует непереводимая фраза: «Мы называем, правда, ein junges Ding («юное существо» — А. М. ) — юную девушку, которая оказывается перед слишком сложной для нее задачей, но мы гово­рим так только потому, что мы в известной степени не находим здесь (полноценного) человеческого бытия и скорее думаем обнаружить здесь именно то, что составляет вещное в вещах».

...accidens — ?????????? — нечто, что встретилось с предметом и пошло с ним дальше; accidens подразумевает настоящее вре­мя — то, что «приключается» предмету, менее прочно соединяется с ним, чем ?????????? . Еще гораздо более глубокие переосмысления претерпевают греческие понятия, отразившиеся в терминах «субъект» и «объект» («предмет»).

Сотворение, тварное сущее (лат.)

Весьма родственное истолкование этой картины, независимо от Хайдеггера, см.: Дмитриева Н. А. Винсент Ван Гог. Человек и художник. М., 1980. С. 201-202.

Истина — одно из основных понятий философии Хайдеггера — см. § 44 Бытия и времени («Здесьбытие, раскрытость и истина»), где автор рассматривает а) онтологические фундаменты традиционного понятия истины; б) изначальный феномен истины и производность традиционного понимания; в) способ бытия истины. «Высказывание истинно — это значит: оно открывает сущее самому сущему. Оно высказывает, вскрывает, дает увидеть (? ?????? ? ?? ) сущее в его открытости <...> У истины, следовательно, совсем не структура совпадения познания и предмета в смысле приравнивания одного сущего (субъект) другому (объект)». Истина есть раскрывающее бытие; в этом «необходимая интерпретация того, что первоначально предчувствовала и дофеноменологически понимала наиболее древняя традиция античной философии». Аристотель, который прямо утверждал, что истина и ложь — в мышлении (дианое), а не в вещах (Met. VI 4, 1027 25sqq.), тем не менее, как полагал Хайдеггер, никогда не считал, что суждение — изначальное место истины, что характерно для всей позднейшей традиции; лишь потому, что мышление (ноэсис) изначально открывает, такая функция может быть и у логоса — у суждения — и у дианои. Такой — бытийный — слой мышления истины находим и у позднейших мыслителей, как, например, у св. Фомы, который утверждает, что «всякая вещь истинна и ни одна не ложна».

Для русского читателя основой для размышления могло бы с ус­пехом послужить такое стихотворение А. С. Пушкина, как Царскосельская статуя (1830).

Исток художественного творения и художника есть искусство. Исток есть про-исхождение сущности, в какой бытийствует бытие такого-то сущего. Чт? есть искусство? Мы его сущность отыскиваем в действительном творении. Действительность искусства определена была по тому, что творится в творении, по совершению истины. Это совершение мы мыслим как вeдение спора мира и земли. В совокупной подвижности оспаривания бытийствует покой. Здесь основа самопокоящегося творения.

В творении творит совершение истины. Но что так творит в творении, то уже творится внутри творения. И тем самым уже предполагается, что действительное творение — носитель такого совершения. Немедленно вновь перед нами встает вопрос о вещности наличного творения. И наконец, становится ясным одно: как бы усердно ни вопрошали мы о самостоянии творения, мы все равно пройдем мимо его действительности, если не согласимся рассматривать творение как творение, сотворенное в действительности, а рассматривать его так напрашивается первым делом — ибо в слове «творение» мы расслышим сотворенность. Творческое в творении состоит в том, что оно создано художником. Может показаться весьма удивительным то, что это первым делом напрашивающееся, все проясняющее определение творения приводится у нас только теперь.

Но созданность творения можно очевидным образом понять, только исходя из самого протекания созидания. Итак, под давлением обстоятельств самого дела, мы, если мы хотим отыскать исток художественного творения, вынуждены все же согласиться с тем, чтобы обратиться к деятельности художника. Попытка определить бытие творения творением лишь по самому творению как таковому оказывается невыполнимой.

Отвлекаясь теперь от творения и обращаясь к сущности созидания, мы все же хотели бы сохранить и знание всего того, что было сказано о написанных крестьянских башмаках и затем о греческом храме.

Созидать, думаем мы, значит производить на свет. Но ведь, изготовляя изделие, тоже производят. Однако ремесло, рукомесло, не создает творений — вот занимательная игра языка, — не создает, даже если положенным образом отличать ручную работу от фабричного товара. Но почему же производить-созидать не то же самое, что производить-изготовлять; в чем тут отличие? Насколько легко мы на словах отделяем созидание творений и изготовление изделий, настолько же трудно проследить оба способа про-изведения в соответствующих им сущностных характеристиках. Если следовать видимости, то в деятельности гончара и скульптора, столяра и художника мы обнаруживаем одинаковую установку. Созидание творений само по себе требует рукомесла. Большие художники превыше всего ценят рукомесленное умение. Именно они, в совершенстве владея своим ремеслом, требуют тщательного овладения таким умением. Именно они более других стараются о постоянном совершенствовании умения. Очень часто указывали на то, что греки, знавшие толк в творениях искусства, применяли одно и то же слово ????? как к ремеслу, так и к искусству, а ремесленника и художника одинаково именовали ???????? .

Поэтому кажется уместным определить сущность созидания, исходя из ремесленной стороны. Но как раз указание на словоупотребление греков, которое дает имя их постижению сути созидания, заставляет нас призадуматься. Сколь распространенным и сколь очевидным ни было бы указание на принятое у греков наименование ремесла и искусства одним и тем же словом ????? , указание это все равно не перестает быть поверхностным и сбивающим с толку; ибо ????? вовсе не обозначает ни ремесла, ни искусства и уж тем более не обозначает ничего технического в нашем теперешнем смысле, вообще не подразумевает какой-либо, разновидности практического дела.

Слово ????? , напротив, именует один из способов вeдения. ? вeдение значит, что нечто уже увидено в широком смысле слова «видеть», то есть значит, что нечто пребывающее воспринято, вия-то как таковое. Сущность вeдения для греческой мысли покоится в ? ?????? , или же в раскрытии, растворении сущего. На этом раскрытии основывается, им руководствуется любая установка к сущему. ????? как вeдение, постигнутое в согласии с греками, есть, следовательно, про-изведение на свет некоего сущего в том смысле, что нечто пребывающее как таковое выносится из закрытости в несокрытость его вида, выгляда; ????? никогда не обозначает какого-либо делания.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Сущность искусства есть поэзия
Изделие например
И так само бытие изделия приходит в запустение