<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но и трансцендентальная аналитика, как и трансцендентальная эстетика нуждаются в имманентной синтетике или универсальной проектике, то есть во внесении порядка в самые явления, а не в одни лишь понятия. Содержанием аналитики является астрономия, в которой история составляет столь незначительную величину. В имманентной синтетике или проектике история в лице живущих заменяет представление или понятие проектом, в коем воля правит силою. Окончательной полноты воля достигает в эстетике, распространяя в чувственном мире регуляцию на все миры пространства, через все воскрешенные поколения, восстановляя поглощенное временем.

Трансцендентальная эстетика имеет целью доказать идеальность пространства и времени; но она докажет их реальность, когда из предопытной науки станет послеопытною, когда время, состоявшее из ряда поколений, станет доступно ощущению одновременно во всех мирах, то есть когда все время явится в пространстве осязательно.

Замечательно, что западники, да и не они одни, знать не хотят и не признают Москвы Третьим Римом, а старый Рим весьма часто называют "Вечным городом", то есть признают лишь Первый Рим и твердо уверены, что не только Третьему, но и Второму не быть. С.-Петербург, живущий в нас, заставляет нас относиться отрицательно к Москве и положительно к Риму. Однако, признавая Рим вечным, а историю оконченною, мы начинаем относиться отрицательно уже и к Западу.

Что же касается Рима Второго, Византии, то "византизм" стал даже бранным словом.

Замечательно то, что Соловьевы, отец и сын, историк и философ, оба - западники, признали "конец истории" наступившим и тем самым признали Рим вечным, выказавши ему вящее почтение перед Римом Вторым и Третьим.

Даже верующие (православные) Рим называют "Вечным городом", а Москву не признают Третьим Римом, хотя вечным признается нередко римский католицизм. Таким образом, следовательно, последний считается непреходящим, а православие - временным, то есть неистинным.

Но все три Рима сами одинаково признают себя Четвертым царством Даниила, то есть вечными.

Что же однако означает признание Рима вечным? Стоять ли ему до конца мира? Или же ему совсем не будет конца? Соловьевы, признавая конец истории, разумеют конец не космический, а лишь конец исторического процесса. 1-й и 2-й Римы, не признавая условности кончины мира, вечность свою ограничивали трансцендентным обновлением мира и таким же воскрешением. 3-й Рим, если он признает условность кончины мира, не может признавать ни исторической, ни космической кончины; он должен вместо разрушения вселенной признавать лишь переход ее от бессознательного состояния в управляемое разумом.

В 1891 году, когда Америка делала опыты вызывания дождя, голод в России и в Индии, происшедший от одной и той же причины, от бездождия, казалось красноречиво говорил мнимым обладателям суши и океана о необходимости проверить американский опыт, вводя при маневрах и битвах наблюдения над метеорическими явлениями. Но и Россия, и Англия остались глухи к этим — если можно, так сказать — знамениям времени, хотя лежащий между ними, отделяющий их Памир, эта кровля мира, мог сделаться центром регуляции и из отделяющего стать соединяющим, из центра вражды стать центром мира. Еще недавно <1> опять голод в Индии (1896 г.), от коего погибли миллионы людей, и в голод в России в 1897 году даже не напомнили об американском опыте.<2> Нужно еще прибавить, что Россия и британская Индия страдают не от нашествия лишь иссушающих ветров Средней Азии, но и от нашествия оттуда же страшных кочевых орд, т. е. обе державы имели и имеют одних и тех же врагов. Только мирное занятие Памира, только союз, заключенный на могиле, быть может, предков арийских (земледельческих) народов, в состоянии умиротворить степи, обезоружить орды, отделяя кочевников Передней Азии от кочевников более воинственных Средней или Верхней Азии, откуда первые получали постоянно подкрепление и возрождение воинственного духа. Памир есть крепость, защищающая Константинополь, и пока Памир будет в руках кочевников или пока нынешние обладатели Памира не заключат действительного мира, основанного на реальном обеспечении, на регуляции атмосферных явлений, до тех пор Царь-Град, хотя бы и освобожденный, не может считать себя застрахованным от новых нашествий, как и вся Европа не обеспечена от повторения гунских погромов.

Средство, предлагаемое статьею под заглавием “Разоружение”, не признающею возможности разоружения без регуляции, не только не потребует сокращения морских сил от Британии и даже от обеих Британии (американской и европейской), а потребует скорее увеличения этих сил для разряжения грозовой силы самого грозового кольца совокупными силами двух морских Британии и сухопутных сил России и Китая, соединенных союзом любви к предкам. И тогда только люди из мнимых станут действительными обладателями и суши, и моря.

Статья “Разоружение” указывает лишь средство против внешней международной войны, не касаясь борьбы внутренней, сословной, в которой заключается действительная причина войны внешней. Нынешние войны не прикрываются ни религией), ни идеею, а цинично говорят о наживе, о торговых интересах, как о единственной причине войн. Поэтому только разрешение внутреннего, сословного, рабочего вопроса (о капитализме) может в корне уничтожить причину войны. Если же внешние войны могут устраниться лишь употреблением войска для разряжения грозовой силы, для регуляции воздушных токов, вихрей, циклонов, начиная с грозового кольца до Мурмана (полярные сияния), то это возможно лишь при союзе обладателей суши, России и Китая, с обладателями океана, двумя Британиями, американской и европейской. Для умиротворения необходим союз обладателей (без регуляции, впрочем, обладателей мнимых) суши и моря в деле знания не идеального только, но именно реального.

Каразинский аппарат заменяет разрушение идолов Юпитера обращением его смертоносных перунов на восстановление жизни, сначала — в искусственной форме промышленности, но не фабричной, ибо регуляция дает каждой местности силу (электрическую, грозовую), т. е. регуляция требует децентрализации промышленности. Сила, даруемая всем самим небом, этот небесный капитал, дает возможность местным кустарным промыслам освободиться от городской промышленности, не употребляя и малейшего насилия. Кустарная промышленность нравственно есть эквивалентное замещение бурь, ураганов, гроз, а религиозно она заменяет мнимое разрушение демонской силы действительным, Городская же фабрика требует эксплуатации, истощения природы, что и производит наводнения и засухи. Фабрика, следовательно, и по средствам, и по цели безнравственна и не религиозна; она создает идолов в лице произведений фабричной промышленности, которым отдало, можно сказать, свою душу современное человечество.

Статья Верещагина (не знаменитого) “По поводу открытия Демчинского” (способа предсказывать погоду) говорит о борьбе “грудь грудью” с атмосферой, конечно, в метафорическом лишь смысле или риторическом, ибо “в значительной степени парализовать губительные действия засухи и дождевого времени” значит бороться не грудь грудью, а очень непрямыми, косвенными путями.

Если по способу Демчинского будет предсказано, что 20-ть губерний постигнет засуха, как это и было в 1891 году, а в других 20-ти будут ливни, то, конечно, этим Предсказанием воспользуются купцы, хлебные торговцы; но какая же тут окажется “борьба грудь грудью” с атмосферою?!..

Статья Верещагина о метафорической борьбе напомнила нам статью “Разоружение”, в которой предполагалось обратить все нынешние и все будущие орудия истребления в орудия спасения от голода и эпидемий, предполагалось начать действительную борьбу объединенных разумных существ с неразумною, слепою силою природы. Верещагин хочет, если не уничтожить войско, если не прекратить вовсе затраты на вооружения, то хотя бы сократить их, тогда как автор “Разоружения” или обращения орудий истребления в орудия спасения не боится распространения воинской повинности повсюду и на всех, ибо только при этом все народы могут обратиться в естествоиспытательную силу. Читая внимательно статью “Разоружение”, нельзя не признать, что автор верит в возможность обратить истребление в возвращение жизни. Обращение войска в естествоиспытательную силу для автора “Разоружения” — сама религия. При обращении войны с себе подобными в борьбу с природою не нужно будет унижать Суворова, сравнивая его с Нансеном: Суворов целое войско провел чрез швейцарскую Гренландию. Если бы умственные силы и самоотвержение Суворова дать Нансену, то оба полюса были бы уже открыты. Что же касается профессора, завещавшего свой труп обратить в светильный газ, “чтобы два часа светить человечеству”, то на это нужно ответить, что даже и риторикою нельзя так злоупотреблять! Светильный газ на два часа будет отпущен, конечно, бедняку, и это будет стоить менее копейки. Чего же можно требовать от существ, от коих остается лишь светильного газа на грош!.. Говорят, есть пушки, которые не только убивают, но и погребают, т. е. сожигают: значит, и они в ночной битве тоже могут светить человечеству!.. Мы не будем разбирать той хамитической нравственности, которая лежит в основании завещания американского профессора, профессора, конечно, этики, но понимаемой по-американски. Американскому профессору не хотелось обратиться в лопух или отправиться вместе с экскрементами на удобрение; вот он и пожелал обратиться в светильный газ. В чем же однако тут добродетель, которою восхищается Н. Верещагин? В пятидесятых годах XIX века “европейское” считалось у нас в России синонимом прекрасного, а американское вдесятеро прекраснее; теперь же европейское равнозначуще гнусному, американское — вдесятеро гнуснейшему.

1 Писано 21 октября 1898 г.

2 По Воейкову, голод в Индии для Англии оказывается очень выгодным, так что не об уменьшении голодовок нужно заботиться, а об увеличении их!

В безумном бреде Ницше можно вычитать нечто великое. В первом произведении его, как последователя Шопенгауэра, можно обнаружить злую сатиру на прославленного пессимиста. Шопенгауэровскую волю, вернее - похоть <<1>> Ницше заменяет вакхическим началом, и когда к этому опьяняющему началу присоединяет аполлоновское, то это - не отрезвление, а лишь похмелье. Этот спутник опьянения, это тяжелое болезненное состояние и есть пессимизм. Если волю заменить вакхическим началом, то мир будет оргией, а представления станут видениями больного, бредом.<<2>>

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Посредством внесения в природу своего произвола
Доказывать несостоятельность западной философии
Философия 7 воскрешения
В которой ко всем искусствам присоединяется промышленность
Вследствие чего философия эта