<<<     ΛΛΛ     >>>   

16. Теперь вернемся к нашему движению. Противоречие опыта и обратное ему противоречие образуют цельную в себе пару, но оно все еще не является цельной для сознания. В стремлении к своей завершенности это образование  наконец-то должно стать цельной для сознания, но как только оно таким станет, оно перейдет в разряд рациональной структуры в качестве объекта, относительно которого субъект конституирует себя как субъект.

Иррациональная вспышка сознания должна рационализироваться потому, что неоконченное, точнее – неоканчиваемое, всегда присутствует лишь в качестве того момента, которое предваряет «энергийность» – заканчиваемое движение, движение с целевым итогом.

Обретение «движением» цели и знаменует собой преобразование его в «энергийность». Таким образом, пара спонтанных, неуясненных противоречий, толкаемая собственным стремлением к полноте, должна приобрести свою осмысливаемую, дающуюся сознанию цель и стать объектом. До этого момента цель, о которой мы говорили, присутствовала лишь привнесенным образом. Теперь она должна быть имманентно присущей сознанию. Но поскольку сама цель заключается в завершении оформленности, т.е. в получении некоторой окончательной формы, а объект и есть эта форма, то рассматриваемый переход иррациональное-рациональное в более конкретном выражении заключается в возникновении феноменологического взгляда сознания на свой продукт, т.е. на самое себя. В этой рефлексии происходит видение объекта как объекта с автоматическим отграничением его от всего остального. При этом движущим потенциалом в таком становлении объекта для сознания естественным образом является внутреннее, явным образом ничем не обусловленное, но присутствующее устремление к целевому итогу. Это устремление есть не что иное, как иррациональная воля. Будучи плодом сознания, она сама толкает его к смелости утвердить присутствующую, но скрывающуюся от сознания цель в качестве открытой для утверждения. И как только цель для сознания открывается, так сразу же им и утверждается: открытие – это и есть утверждение (конституирование).

17. Мы видели, что возникновение объекта тождественно возникновению рефлексии о нем. Теперь полезно рассмотреть вопрос о структуре этого становления, т.е. о том, каким образом иррациональные противоречия, обретя цель, становятся в сознании объектом.

Иррациональные моменты сами, как таковые не осознаются. Осознать – значит принять законность присутствия осознанного. Например, если я осознал важность какого-то закона, то я принял его необходимость, так что его наличие оказывается для меня естественным, законным. Или, другой пример: пусть я осознал себя виновным в некоторой ситуации, значит, я для себя принял присутствие своей неправоты. Поэтому в рационализации иррационального происходит принятие исходных спонтанных противоречий. Теперь они принимаются как факт, как законный факт. Все прежнее в этой ситуации выглядит некоторой предварительной подготовкой, а конечный объект выступает в роли синтеза: именно в синтезе происходит объяснение и принятие прежних противоречий, именно через синтез они встают на свое законное место и перестают быть случайными, но становятся закономерными элементами той структуры, что именуется объектом.

Объект – это осознанная, принятая сознанием цель спонтанного разрыва опыта. С точки зрения сознания-с-объектом противоречие «сущее – бытие окружения сущего» раскрывается в виде утверждения фактичности объекта как видимой части некоторого событийного потока. Второе противоречие, возникшее из первого в качестве шага к осуществлению рационализации, раскрывается как наличие объекта в этом событийном потоке. Отличие того и другого раскрытия существенное.

Действительно, в первом случае объект выступает как некая самостоятельная данность, он очевиден, а обволакивающее его окружение только предполагается. При этом, поскольку объект конституируется сознанием и существует в сознании, то окружение сознания и весь событийный поток здесь следует понимать как весь спектр образов, составляющих фактическое наполнение сознания. Таким образом, очевидный объект оказывается на фоне мыслей и образов, в том числе и мыслей и образов о нем, которые предполагаемы, но не очевидны.

Во втором случае объект есть часть суммы, он неочевиден, о его наличии можно только догадываться по спектру представлений о нем, которые не вызывают сомнений.

Ясно, что первый случай относится к т.н. внешней установке сознания, а второй случай – к внутренней установке (термины скопированы у Фихте). Во внешней установке объект очевиден, он дается так, как он есть, а все мысли и образы противоположны ему, отрицают его, отталкиваются от него.

В частности, если речь идет об объекте, источник которого был вне сознания, то этот объект является очевидным без тени сомнений: внешний мир сомнений не вызывает.

Во внутренней установке сознания каждый объект заключен в феноменологические скобки, над каждым объектом осуществлена операция «эпохе», а непосредственно данными сознанию оказываются его феномены. Объект здесь представляет собой своеобразную дырку, контуры которой очерчиваются по меткам, в качестве которых выступают феномены.

Поскольку обе установки сознания есть не многомерные разные взгляды на один предмет, а одномерные взгляды на разные предметы (противоречия), то отпадают любые споры о первичности того или иного взгляда. Любая установка оказывается «равновеликой» и не уступающей по своей значимости своей противоположности. В этом видится решение проблемы солипсизма: сознание не все конституирует по своему усмотрению, а лишь то, что ему разрешено результатом встречи с опытом, точнее, тем, как опыт воспринимается. А воспринимается он в виде разложения на противоречие, и далее – на новое противоречие. Как следствие, внешний мир конституируется и как очевидный, и как проблематичный одновременно. В этом случае нет вопроса о том, создан ли мир в фантазиях, или он не зависит от сознания. Как нечто-само-по-себе от сознания он не зависит (очевидная составляющая), но то, как он представлен в сознании, зависит (проблематическая составляющая).

18. По сути, мы сейчас пришли к двум бытийным полюсам: один, внутренний полюс, есть результат суммирования феноменов в один узел, он определен в виде функции от своего окружения подобно тому, как явление животного определяется по отпечаткам его лап на земле. Второй полюс внешний, представляет собой вещь-в-себе по Канту, который отсылает сознание (смысл смысла) на основании феноменальных представлений. Однако, если у основателя такого видения, Декарта, а также у Гуссерлся, центр сознания (трансцендентальное ego) на основе впечатлений создает внутренний полюс, из которого конструируется полюс внешний, то у нас ситуация несколько иная.

Центр сознания (смысл смысла) создает два противоречия, которые выходят на рефлексивный уровень одновременно в виде двух бытийных полюсов. Иными словами, речь идет не о последовательном, друг за другом, конституировании бытийных полюсов, а об их одновременном полагании.

Однако здесь можно было бы возразить: наша схема по отделению иррациональных и рациональных движений сознания условна, при этом иррациональные моменты описываются рациональными способами и потому уже в этом рационализируются и не могут полагаться по-настоящему иррациональными.

Вроде бы это и так, но только на первый взгляд. При более глубоком анализе оказывается, что все рассуждения – и об иррациональном, и о рефлексии рационального – представляются как некое долженствование. Ведь я непосредственно не вижу рациональное конституирование бытийных полюсов, но делаю об этом осмысленные заявления, поскольку полагаю, что сказанное отражает то, что должно быть. Аналогичная ситуация имеет место и в отношении иррациональных, до-рефлексивных процессов в сознании, когда оно, сознание, еще не выработало объект, но уже получило информацию о его первоисточнике.

19. Но тогда возникает вопрос о соотношении должного и действительного. Должное и действительное не есть сущее, они представляют собой два разных модуса бытия. При этом действительное часто путают с существующим, а должное не путают никогда.

Это указывает на некоторые элементы близости сущего и действительного. Конечно, любой модус бытия не отождествим с сущим; между сущим и бытием всегда мерцает неосязаемая, но непреодолимая граница. В этом смысле между действительным и сущим всегда будет зиять пропасть отчуждения. Однако наличие разных модусов бытия говорит о его структурированности. Каждый модус есть не что иное, как своеобразный ракурс на бытие, его лик. Так вот, лик в виде действительного бытия наименьшим образом отличается от сущего. Если угодно, действительное ближайшим образом примыкает к границе бытие-сущее. А вот должное, напротив, заметно удалено от этой границе и никоем образом не отсылает к сейчас-сущему. Должное всегда явным образом принадлежит к сфере мысли, а действительное – неявным, и чтобы такую слабую принадлежность обнаружить, требуется обращение к рефлексии. Это означает, что действительное ближе к реальности, но дальше от схватывания сущностных моментов предмета мысли. Напротив, должное отдалено от текущей реальности, но содержит в себе глубинную сущность описываемого Мира.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Любое действие всегда временится
В опыте схватывания объекта происходит утверждение идеи прекрасного в этом конкретном виде