<<<     ΛΛΛ     >>>   

39,2

1991

60,0

41,1

(Statistisches Bundesamt 1953: 112; 1963: 140; 1971: 121; 1981: 94; 1992: 109; 1993: 110)

В США экономическая занятость среди мужчин в возрасте старше 16 лет составляла на 1970 год 79,7%, среди женщин в возрасте старше 16 лет - 43,3%. На 1991 год соответственно - 75,5% и 57,3% (U.S. Bureau of the Census 1992: 381).

Небывалое количество людей трудоспособного возраста действительно хочет работать. Это одна из причин, по которой рынок труда испытывает сильнейшее давление, в результате чего равновесие между спросом и предложением постоянно нарушается за счет избыточного предложения трудовых ресурсов. Отсюда и высокие показатели безработицы. Это давление усугубляется тем, что, руководствуясь моральными мотивами, мы стремимся предоставить каждому человеку наилучшие возможности для получения образования и профессиональной подготовки, что оборачивается избытком высококвалифицированных работников по сравнению с реальным спросом. Отчасти нарушенное равновесии восстанавливается, благодаря растущим требованиям к профессиональной квалификации. При этом речь идет не только о компетентности в рамках узкой специальности, но о гораздо более широких требованиях, которые подразумевают наличие творческой жилки, инициативность и контактность, развитое чувство личной ответственности и готовность к высокой самоотдаче. Кадровая политика современной фирмы стремится сформировать из каждого работника такую личность, которая по классификации Лоуренса Кольберга (Lawrence Kohlberg 1969, 1987) соответствует шестому уровню постконвенционального морального сознания. Подобная личность способна к самостоятельным и ответственным действиям, она умеет предвидеть последствия собственных действий внутри фирмы и вне ее, нацеливая их таким образом, чтобы они всегда служили на благо своей фирмы, всего общества и даже человечества в целом. Современная фирма может рассчитывать на успех в долгосрочной перспективе лишь в том случае, если будет ориентироваться не на сиюминутную выгоду, а действовать так, чтобы кооперация и сотрудничество на локальном, региональном, национальном, международном и глобальном уровне постоянной улучшалось и становилось все более интересным и взаимовыгодным для всех сторон. Каждый кадровик понимает, что должен руководствоваться этим.

Постоянный рост образовательного уровня у широких слоев населения, реализация высокого образовательного уровня в рамках профессиональной деятельности, возникновение системы непрерывного образования для всех периодов жизни, все большее распространение квалификационных программ на предприятиях, нацеленных в частности на развитие личной самостоятельности и ответственности, приводят к постоянному повышению моральных требований, предъявляемых к профессиональной деятельности. Неизменно возрастает доля населения, количество людей, которым приходится соответствовать данным требованиям; умножается и сам состав моральных требований, настоятельно предъявляемых все более широкому кругу профессий и должностей. Благодаря тому, что профессиональная деятельность исполняет роль связующего звена, современная мораль проникает в сферу экономики все более широким фронтом и все более глубоко.

Таким образом, процессы секуляризации отнюдь не уменьшили количество и состав требований к профессиональной деятельности, а преумножили их. Сюда же относятся и моральные заповеди. Если сегодня профессиональная деятельность воспринимается не столько как исполнение долга, сколько как самореализация личности, то подобная эволюция отнюдь н означает деморализации профессии. Скорее, дело обстоит так, что профессия увязывается сегодня не с традиционной этикой долга, а с современной этикой самореализации ответственной личности. Как и раньше, к профессии предъявляются наивысшие моральные требования. Профессия предполагает для нас необходимость личностной самореализации и личной ответственности. Если их не хватает (в силу внешних обстоятельств, личных недостатков или объективных ролевых факторов, свойственных данной профессии), то соответственно меньшей будет и мера уважения.

Предоставление все большему количеству людей равных шансов на личностную самореализацию в сфере профессиональной деятельности, удлинение сроков профессиональной подготовки, повышение научной и технической квалификации специалистов, расширение кооперационных связей внутри предприятия и вне его вплоть до глобального уровня, усиление безопасности труда и производства, упрочение солидарности в рамках системы социального обеспечения, рост затрат на мероприятия по повышению квалификации и по охране окружающей среды не только не снизили уровень моральных требований, предъявляемых к профессиональной деятельности, но несомненно весьма значительно повысили его. Моральное давление на профессиональную деятельность возросло хотя бы уже потому, что Просвещение чрезвычайно радикализировало представления о морали, высвободив моральные дискурсы из уз сословного общественного уклада с его дифференцированной системой привилегий. Идеалы равноправия, солидарности по отношению к каждому человеку, идеал прогресса для всего человечества дали импульс моральным дискурсам, которые не ставят применительно к моральным требованиям каких-либо принципиальных границ для повышения уровня этих требований или расширения сферы их действия; речь может идти разве только о фактических границах, неизменно подлежащих пересмотру и преодолению.

Сегодня мы со все ускоряющейся периодичностью становимся свидетелями инсценированных в СМИ общественных "трибуналов", которые расследуют дела, связанные с торговлей оружием, серьезными технологическими нарушениями в сфере безопасности производства, с экологическими преступлениями, с массовой ликвидацией рабочих мест и закрытием целых предприятий. Однако подобные явления нельзя рассматривать лишь как симптомы моральной деградации или равнодушия экономики к моральным проблемам. Нельзя также считать, что все наши возмущения напрасны, поскольку, дескать, функциональная самодостаточность (Autopoiesis) экономики не оставляет возможности для морального воздействия на нее. Во-первых, вряд ли можно оспорить соображение, что умножающееся количество общественных "трибуналов" объясняется в значительной мере повышенной моральной чуткостью общества. Развитию моральной чуткости общества способствуют и философские дискурсы о справедливости, и деятельность огромного количества "моральных организаций", вроде Greenpeace, Fiends of the Earth, Robin Wood или World Wildlife Fund. Здесь же следует упомянуть ту роль в моральной мобилизации населения, которую играют новые социальные движения и растущая агрессивность "разоблачительной журналистики", увеличивающая газетные и журнальные тиражи, подхлестывающая рейтинге телевизионных и радиопрограмм. Все это оказывает моральное давление на ужесточение законодательства, на активизацию деятельности правоохранительной системы применительно к требованиям, связанным с растущей моральной чуткостью общества. Этот ансамбль мер против деморализации экономики служит гарантом для осуществления ее непрерывного взаимопроникновения со сферой морали и для сохранения за профессиональной деятельностью функции связующего звена между экономикой и моралью.

Чем сильнее экономический дискурс вторгается в конкретные проблемы экономики, тем больше приходится ему считаться с объективными экономическими законами, с пониманием того, что нельзя съесть пирог и одновременно сохранить его. Здесь все зависит от кропотливой экономико-моральной работы подобных общественных "трибуналов". Эта работа совершается в общественных комиссиях, для которых эксперты по моральным, научным, политическим и экономическим аспектам проблемы представляют свои заключения, чтобы на их основе совместно подготовит соответствующие нормативные акты, которые, соединив экономические реалии с моральными нормами, станут обязательными для сферы профессиональной деятельности. Без этой кропотливой работы общественного дискурса в непубличных рабочих органах будет происходить лишь распаление страстей и "перегрев" коммуникации, что не способствует нахождению правильных решений. Спровоцированная коммуникационная лавина не поможет достичь взаимопонимания и обернется стремительной девальвацией слов, когда в ход пускаются лишь все более громкие заявления и взаимные обвинения. Чрезмерная драматизация проблем, с одной стороны, или крайнее преуменьшение их серьезности, с другой, вызывают коммуникационную инфляцию, в результате которой люди перестают доверять друг другу, сама коммуникация нарушается, а растущее недоверие оборачивается слепым акционизмом, переходящим в прямое насилие и вызывающим ответное насилие (Munch 1991/1992 b: 103-108).

4) От либеральной экономики к экономике благосостояния

Индивидуалистская профессиональная этика создала моральные основы для экономического либерализма (Smith 1776/1937), которая сохраняет свое влияние до нынешнего дня в той мере, в какой моральное уважение за результаты личного труда или соответствующие платежи концентрируются там, где производятся пользующиеся спросом товары и услуги. Однако развитие современной экономики не остановилось на данной ступени взаимоувязки между уважением и платежами. Следующей ступенью стало формирование экономики благосостояния (Pigou 1920/1960). Между экономикой и моралью возникает система моральных платежей развитой экономики благосостояния, где получение платежей осуществляется на основе моральных прав, а выплата этих платежей - на основе моральных обязанностей. Моральные требования исполняются в рамках экономических возможностей. Мораль и распределение уважения или неуважения немыслимы в современном обществе без учета экономических реалий; подобный учет тем более необходим, чем больше благ предоставляется нуждающимся. Если сегодня ожидается, что каждый человек имеет право на достойное в материальном отношении существование независимо от собственной экономической дееспособности, то мораль перестает сводиться к раздаче милостыней и превращается в развитую систему экономики благосостояния, которая направлена на повышение благосостояния всех членов общества. Это означает, что преодоление дефицита ресурсов обеспечивается широкой программой экономического роста. Тем самым объективные экономические императивы приобретают небывало высокий приоритет. Халатность, нерадивость, расточительство может позволить себе лишь то общество, которое не берется обеспечить благосостояние всех своих членов. В экономике благосостояния сама мораль подчиняется экономическому диктату, поскольку мораль ставит в центр общественной жизни умножение и распределение благосостояния. В моральных оценках учитываются экономические реалии. Творить добро - означает заниматься деятельностью, которая способствует умножению прибавочной стоимости, созданию новых рабочих мест и, тем самым, повышению объема социальных отчислений. Оценка самого предметного содержания деятельности отступает на задний план. Динамика экономического цикла поддерживается нами за счет производства такой продукции, которая представляется весьма проблематичной, если взглянуть на нее с точки зрения морали, не ограничивающейся рамками экономики благосостояния. Так производство и потребление табачной продукции ведет к росту раковых и сердечно-сосудистых заболеваний, экспорт оружия увеличивает количество военных конфликтов, демонстрация насилия в кинофильмах и на телевидении приводит к росту насильственных преступлений, каждое туристическое путешествие вносит свой вклад в разрушение природной и социо-культурной среды. Однако все эти экономические операции увеличивают объем валового общественного продукта, что позволяет обеспечить для широких слоев население достаточно высокую занятость, стабильные доходы и высокий уровень социального обеспечения. Экспорт оружия обеспечивает высокий уровень внутренней солидарности внутри национального государства всеобщего благосостояния. Это служит моральным оправданием в частности и для экспорта оружия. Экономические императивы все шире и глубже вторгаются в сферу морали, особенно если не ставятся под вопрос их более разносторонние последствия. Тогда моральным считается все, что способствует увеличению валового общественного продукта.

Темпы роста валового общественного продукта, служащие показателем правильной жизненной стратегии, рассчитываются самым скрупулезным образом, соответствующие данные регулярно публикуются и детально обсуждаются. Если валовой общественный продукт растет, то эксперты и телевизионные комментаторы не скупятся на похвалы в адрес работодателей и предпринимателей, потребителей и производителей, правительства, центрального банка, административных органов и граждан, ученых и техников. Трудовое рвение, предпринимательская дальновидность, активность инвесторов, умеренность тарифных требований профсоюзов, мудрая экономическая, финансовая и денежная политика, высокая инновативность науки и техники, энергичное потребление - все это объявляется добродетелями, которые поощряются хорошими показателями темпов роста валового общественного продукта.

Если же темпы экономического роста снижаются, н говоря уж об уменьшении объемов валового общественного продукта, то неизбежно следует острая критика. С амвонов телевизионных студий раздаются общественные порицания в адрес ленивых, склонных к безделью и прогулам, но одновременно излишне требовательных работополучателей, близоруких и боящихся риска предпринимателей и инвесторов, ошибочных действий правительства и центрального банка, косных бюрократов, беспомощных ученых и техников, а также слишком пассивных потребителей. Всякий, кто, обладая трудоспособностью и энергией, не является, однако, ревнителем культа экономического роста, оказывается морально ущербным. Этот культ имеет и своих верховных жрецов в лице "пяти мудрецов",составляющих совет экономических экспертов при немецком правительстве, и множество проповедников, роль которых берут на себя комментаторы газет и журналов, радио и телевидения.

Превращение экономики благосостояния в своего рода вероисповедание современного общества открыло широкий доступ экономическим реалиям и императивам в сферу морали. Они проникли в нашу мораль настолько разносторонне и глубоко, что она стала поистине моралью экономического роста, которая нетерпима к иным божествам. Эта мораль действительно может сослаться на такие успехи, достигнутые в прошлом, как улучшение жизненного уровня, ликвидация нищеты и несправедливостей. Она и впрямь располагает огромной армией своих служителей. Экономический "клир" (Profession) намного опередил теологов, юристов, медиков и по численности, и по широте интервенции в самые разные сферы жизни общества. В специалистах по бюджету и финансам нуждаются не только коммерческие предприятия, но и административные органы, правительства, политические партии, объединения предпринимателей и профсоюзы, театры, музеи, университеты, научно-исследовательские институты, церкви, секты, и даже семейные домашние хозяйства, причем эта потребность становится тем острее, чем больших результатов необходимо достичь за счет неизменно дефицитных ресурсов. Поэтому экономическое мышление действует не только непосредственно в экономике. Нет такой сферы жизнедеятельности, которой оно не затронуло бы. (...)

Занимая господствующие позиции, специалисты по экономике и финансам представляют собою стабильную основу и достаточно широкий социальный слой носителей экономической морали. Без этого слоя людей, играющих роль жрецов экономического вероучения и блюстителей экономической морали, ее верховенство было бы невозможным. Масштабы воздействия экономических законов на общество объясняются отнюдь н освобождением экономики от морали, а тем, что экономика благосостояния приобрела для общества статус морального кодекса, следование которому обеспечивается постоянным и пристальным наблюдением за экономически благонадежным поведением общества посредством измерения темпов экономического роста, ритуальными клятвами в приверженности экономическому вероучению, которые имеют вид экспертных заключений или выступлений комментаторов, а также авторитетом экономической и финансовой элиты. Без этой "морально-религиозной" основы экономические законы не соблюдались бы столь ревниво, они контролировали бы гораздо меньше сфер общественной жизнедеятельности и гораздо чаще нарушались бы экономически иррациональными действиями, чем это происходит ныне в современном обществе.

Перефразируя Бодрияра (Baudrillard 1983), можно сказать, что экономика сменилась "транс-экономикой", а мораль - "транс-моралью". Функциональные системы покинули свое традиционное институциональное ложе и взаимно поглощают друг друга. Ни у экономики, ни у морали больше не существует институциональных границ. Произошло их взаимопроникновение, делающее невозможным их эмпирическое различение друг от друга. Вот почему экономика так мало уязвима для морали. Она попросту увлекла мораль на свою сторону. Мораль же, лишившись невинности, контаминирована экономикой и вынуждена идти на все новые компромиссы, поскольку уже главный компромисс с экономикой уже все равно свершился.

5) От экономики благосостояния к экологической экономике

Экономика благосостояния сумела восторжествовать с такою широтой и глубиной в частности потому, что она воспринимается как основа для осуществления моральных идеалов. Когда пирог постоянно растет, то смягчаются конфликты, связанные с распределением, что влияет на общество умиротворяющим образом, облегчается положение нуждающихся, улучшается ситуация в области здравоохранения, возникают благоприятные условия для обеспечения гражданских свобод и равноправия для все более широких слоев населения. Валовой общественный продукт, поддающийся точному измерению, становится своего рода оценочной шкалой, с помощью которой можно оценивать, насколько благонравно и благоразумно ведет себя общество. Складывается впечатление, что это позволяет косвенным образом учитывать состояние и различных моральных норм, поскольку основой для их реализации является экономический рост. Простота вычисления экономических параметров в немалой мере способствовала их долгожительству в качестве критерия оценки. В то же время собственно моральные качества не поддаются столь простой квантификации, а поэтому с их помощью нелегко поставить под сомнение мораль экономического роста.

Соображения о том, что существуют пределы экономического роста, и указания на его отрицательные последствия в виде вооруженных конфликтов, экологических катастроф, негативных эффектов для человеческого здоровья отводятся ссылкой на возможность частичных "аномалий" в рамках прогрессирующего благосостояния, рост которого всегда можно точно измерить; это делается до тех пор, пока сами "аномалии" не удается ввести в состав новой квантифицируемой модели благосостояния, т.е. его новой экономической парадигмы (Leipert 1989). Так сохранность окружающей среды переосмысляется как экономическая проблема. Экологическая экономика трактует природную и социо-культурную среду, окружающую человека, как глобальное всеобщее благо, т.е. такой ресурс, который должен постоянно возобновляться, чтобы быть в наличии для дальнейшего использования. Вопрос состоит в том, чтобы найти оптимальную точку экологической нагрузки, где кривая затрат, определяющая нагрузку на окружающую среду, пересекается с кривой затрат, необходимых для сохранения окружающей среды (Wicke 1989: 361).

При этом, однако, остается неясным, представляет ли природная и социо-культурная среда такую ценность, которая должна быть защищена от любого вторжения. С точки зрения экономики благосостояния, речь здесь идет о целине, которая приносит мало пользы в сводном экономическом балансе мировой экономики. Природный заповедник, куда доступ закрыт, никому не приносит пользы, если, конечно, не считать, что он служит глобальному сохранению естественных ресурсов. Его полезность возрастает соразмерно с количеством туристов, которые могут получит доступ в этот заповедник, не нанося ему при этом ущерба. Встает, однако, вопрос, с чего начинается этот ущерб. Можно считать, что ущерб возникнет уже с первым посетителем, поскольку окружающая среда станет уже не той, какой она была прежде. Сводный баланс мировой экономики не учитывает, однако, подобных тонкостей. Для него ценность заповедника уменьшится лишь тогда, когда упадет число получивших туда доступ туристов, которые не смогут извлечь пользу из своего пребывания. Экологическая экономика приводит, разумеется, к дальнейшему развитию экономической морали, однако она остается существовать в рамках экономической парадигмы. Чем дальше идет ее развитие, тем прочнее ее привязка к кодексу экономической морали.

Экологическая экономика является неизбежным следствием (социальной) экономики благосостояния с ее программой благосостояния для всех. Если мы включаем в состав моральных императивов сохранение окружающей среды, то дефицит ресурсов по сравнению с нашими потребностями заставит нас перейти к в высшей степени калькулируемой экологической экономике. Экономическая калькулируемость становится необходимой составной частью морального поведения. Экономика потому так успешно проникает в мораль, что с расширением моральных прав все большую значимость приобретают законы ресурсного дефицита. Покуда лишь немногочисленным богачам вменялась в обязанность милостыня, не возникал императив экономики благосостояния. Экономика благосостояния переносит экономическое калькулирование на сферу солидарностной помощи, которая оказывается в соответствии с моральными идеалами. Чем шире трактуется моральное право каждого человека на достойное существование и чем больше людей пользуется этим правом, тем больше ресурсов необходимо представить на эти цели за счет экономического роста. Пока причастными к благосостояниюбыли лишь немногие, не было и императивного побуждения перехода к экологической экономике. Она не предполагает ограничения экономического мышления; скорее, происходит его расширительный перенос на экологическую сферу. Тотально затратное, расточительное, абсолютно неэкономическое отношение к окружающей среде, присущее обществу благосостояния, все более заключается в корсет бережливого обращения с дефицитными экологическими ресурсами.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Эта этика делает результаты личной трудовой деятельности в условиях открытой конкуренции
Морально обусловленных платежей
Однако по отношению к социальным платежам теперь эта сфера воспринимается как сфера чистой экономики