<<<     ΛΛΛ     >>>   

Великий собор прежде всего побуждает сравнить его с деяния с деяниями великих вселенских соборов. Через это раскрываются ужасные язвы в его каноническом или цековно-юридическом одеянии. Возьмем книгу деяний любого из вселенских соборов. Вот общая всем им картина трудов и занятий. Собор открылся. Начинается чтение предшествующих актов. Читаются акты, в которых выясняется происхождение с первого момента ереси, ее дальнейшее развитие, раскрытие и затем полное обнаружение в провозглашении формулированного, ясно и точно изложенного еретического учения. При этом требовалось, чтобы все эти акты были должным образом засвидетельствованы, не были бы не только сомнительными или фальшивыми, но и не имели бы ни одного выражения, внесенного в них по ошибке или по умыслу переписчиков. Особенно тщательное внимание обращалось, чтобы это изложение было собственноручно написано или, по крайней мере, подписано тем еретиком, которого судят; нередко тут же свидетельствовались эти подписи несомненно знающими лицами. После этого собор требовал присутствия ересиарха и его главнейших последователей для выслушивания от них словесного исповедания веры, по правилу: если не выслушаем, не судим. По всестороннем выяснении формулы еретического учения собор приступал к выяснению точнейшего изложения соответствующего православного учения. Опять сначала читались проверенные, скрепленные и не подлежащие никакому сомнению акты: сочинения, послания отцов Церкви, на могущих прибыть на собор или скончавшихся. После этого начиналось словесное изложение веры каждым из присутствующих епископов: не общее, а лично каждым, для выяснения того, как именно относительно данного вопроса учит его паства – церковь, и какие об этом учении он имеет предания. На основании всего этого исследования вырабатывалось затем точнейшее изложение православного учения. После этого собор приступал к сличению точнейшего изложения еретического учения с точнейшим же изложением учения православного. Из этого сличения определялась степень погрешности еретиков, и только после сего ересь предавалась окончательному осуждению. Снова требовалось личное присутствие на соборе вождей еретического направления для объявления им учения православного, для их увещевания принять оное, отвергнув свое еретическое мудрование. Только после всего этого, иногда необыкновенно долгого разбирательства, и при упорстве еретиков, они предавались осуждению и отлучению от Церкви.

Такова общая основная обстановка разбирательства дела о еретиках на вселенских соборах. Конечно, были уклонения от сейчас указанного порядка, но несущественные, и только частичные, вызываемые особыми обстоятельствами.

Сообразно с указанным делопроизводством на вселенских соборах, мы вправе были бы ожидать такого же и на соборе 1666-1667 годов. В таком случае делопроизводство великого собора составилось бы из таких частей:

Точное определение, какие обряды, обычаи и богослужебные книги содержались русскою церковью до реформ Никона патриарха, документальное выяснение различий между прежним и нововведенным патриархом Никоном, рассмотрение исторического происхождения прежних особенностей и их богословско-догматического и церковно-канонического содержания. Таким образом было бы установлено, как русская церковь веровала и действовала до Никона, и что эта вера чиста и действия беспорочны, что и то, и другое освящено великими отцами русской церкви. После этого на обязанности собора лежало выяснить степень необходимости подчиняться этому установленному и освященному быту, пусть он и не во всем согласен с бытом церкви греческой. При этом само собою оказалось бы, что верующие, весь народ – Церковь, должна твердо стоять за охранение святых преданий, которыми русская Церковь жила и процветала, что сами патриархи и епископы поставлены предстоятелями Церкви именно для того, чтобы свято соблюдали и сохраняли эти предания.

Установлением этого закончилась бы первая часть соборных деяний. Во вторую часть вошло бы исследование о степени необходимости вводить новшества. Пусть такой-то обряд или чтение молитвы находится в такой-то старой греческой или славянской книге. Но разве от этого он может быть ценнее другого, который находится тоже в старых книгах и освящен всегдашним и всесодержательным его употреблением. Например, молитва Исусова "Боже наш, помилуй нас" имеется в старых рукописях. Можно ли отсюда вывести заключение, что ее-то и нужно предписать к исполнению, вместо другой, тоже находящейся в старых рукописях и вошедшей в обычное употребление? Такова единственно правильная точка зрения, с какою великий собор должен был произвести исследование о реформах Никона патриарха. Многое ли в таком случае осталось бы от всех этих реформ? Ничего.

В третью часть соборных деяний естественно вошло бы исследование о тех лицах, которые восстали против реформ. При этом прежде всего требовалось бы выяснить обязанность, лежащую на этих лицах, как и на всех других, защищать и сохранять установленный церковный быт, дающий народу крепость и единство, им почитаемый и свято соблюдаемый. При такой постановке дела – и она единственно правильная, канонически необходимая – какие речи полились бы из уст протопопа Аввакума и его сподвижников, какою преданностью Церкви и русскому народу заблистали бы они, какую искренность и глубину веры обнаружили бы? Перед собором оказались бы не подсудимые, а истинные народные вожди в устроении дела церковного, вожди, великие духом, словом и мудростью.

Такой вид и смысл имел бы великий собор, если бы он стал на чисто каноническую почву, если бы в своем делопроизводстве держался форм исследования употреблявшихся на вселенских соборах, ими освященных самым делом и юридически обоснованных. Мы пока не говорим о самом существе дела, о стойкости в церковных преданиях протопопа Аввакума и о реформаторском упорстве Никона, а говорим только о канонической форме, по которой великий собор обязан был вести свои деяния. Уже одна эта форма неизбежно вывернула бы весть собор, так сказать, наизнанку, дала бы ему иной смысл и характер. И эта форма единственно совершенно законная и обязательная, так что никакой другой и не может быть. Представим себе, завтра соберется другой великий собор для рассмотрения реформ, совершенных при патриархе Никоне. По какой форме он должен вести – и несомненно поведет – свое делопроизводство? Справьтесь у любого юриста и у любого канониста, – все в один голос скажут: по форме, употреблявшейся на вселенских соборах.

Что же на самом деле сделал великий собор? Какой формы держался он в своем делопроизводстве? Для ответа на этот вопрос достаточно вникнуть в смысл только двух первых деяний собора.

Деяние 1-е. Собор открылся и "испытывал" все новоисправления, совершенные при патриархе Никоне. Судя по одному деянию и по необыкновенной обширности поставленного вопроса, испытание это было более чем поверхностно, кратко, бездокументально. То, что требует целых месяцев, если не лет, упорной работы, массы документов, справок, свидетельств, археологических, исторических и филологических изысканий, собор выполнил в один день, быть может, в два три часа; то, что может быть изложено только в сотнях протоколов, собор изложил на двух-трех страницах. Все дело ограничилось более чем немногим. Прочитали "исправленный" символ веры; весь собор его принимает. Признали, что греческие патриархи православны, согласились с постановлениями никоновского собора 1654 года, признали правильными книги греческие печатные и древнерукописные.

Деяние 2-е. Царь произносит длинную речь-жалобу не первых вождей старообрядческих, укоряет их, что они не принимают нововведений, стоят "на старом" и относительно новых порядков проповедуют, что "церковь – не церковь, тайны – не тайны". Затем читает книгу "Хризовул". При чтении находящегося здесь символа царь встал, а за ним и весь собор. После этого митрополит Питирим произносит царю ответную речь, весь смысл которой выражен в следующих кратких, дышащих огнем словах: "Все принимаем, к сим во веки нечесо же имамы приложити, отъяти или изменити. На небрегущия же о сем и жезла нашего духлвныя силы не усумнимся употребити с пособием крепкая твоея царския десницы, о еже всемирно молим". По окончании этой речи царь целовал символ, написанный в "Хризовуле", за ним целовали и все прочие члены собора. Наконец, чудовскому архимандриту поручено было торжественным образом отнести эту книгу "Хризовул" в Успенский собор и положить ее там в алтаре на престоле. Вот все, что было сделано великим собором на первых двух заседаниях, и этим определились все дальнейшие работы собора, все его отношения к защитникам старины, его беспощадность и жестокость.

Здесь нет ни исследований, ни доказательств. Весь смысл этих деяний легко вмещается в одном представлении, в одной фразе: все это мы принимаем и все это мы считаем святым и непогрешимым, а на ослушающих нас готовы простереть наш пастырский жезл, подкрепленный царскою десницею. Собор вовсе не задался вопросом о ценности и достоинствах прежнего, уже сломанного церковного быта. Если бы на соборе прочитали "прежний" символ веры и представлены были "прежние" книги, те самые, по которым были крещены и посвящены большинство присутствующих архиереев, разве кто из них решился бы сказать: этого мы не принимаем, это мы отвергаем?

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Это представление случайно
Его истории принадлежит лицам господствующего исповедания
О причинах
С какою великий собор должен был произвести исследование о реформах никона патриарха
Философия истории старообрядчестваоглавлениеот автораисследования о старообрядчествеотношение к заключениеот история