<<<     ΛΛΛ     >>>   

На Пасхе предстояло торжественное всеобщее причащение и проповедникам было предписано причащать по бернскому обычаю. Те отказались. Тогда совет, выведенный из терпения их сопротивлением и нападениями Кальвина, который публично обозвал его "коллегией дьявола", запретил им впредь проповедовать.

В первый день Пасхи громадные толпы народа устремились в церкви, в которых обыкновенно проповедовали Кальвин и Фарель. Многие из собравшихся имели при себе оружие. Уже накануне разнесся слух, что проповедники не послушаются приказания совета. И действительно в обычный час Фарель взошел на кафедру. В резкой обличительной речи он выставляет собравшимся на вид всю возмутительность их поведения и заканчивает решительным отказом раздавать им причастие, как недостойным. Подобное же заявление, сделанное Кальвином, доводит негодование толпы до последних пределов. Только с трудом друзьям проповедников удается спасти их от народной ярости. На этот раз совет окончательно отступается от них. Синдики созывают Генеральное собрание, которое почти единогласно требует их изгнания в трехдневный срок.

Кальвин и Фарель приняли известие о своем поражении с наружным спокойствием. "Если б мы служили людям, -- заметил при этом Кальвин, -- то были бы плохо вознаграждены, но мы служили Богу, и награда от нас не уйдет". По словам Кальвина, он даже обрадовался этому известию.

Вряд ли, однако, эта радость была искренняя. Ликующее настроение народа, праздновавшего падение своих "тиранов", насмешки, которыми они осыпались, не могли не наносить чувствительных ран их самолюбию. К тому же они должны были скоро усмотреть все значение случившегося. Это позорное изгнание их населением, которое вначале относилось к ним с таким уважением, не только могло пролить невыгодный свет на всю их деятельность в глазах остального мира -- можно было опасаться и того, что оно уничтожит все плоды их деятельности и даже совершенно оторвет Женеву от Реформации.

И действительно, не успели проповедники оставить Женеву, как они уже употребляют все усилия, чтоб добиться отмены приговора, и с этой целью немедленно отправляются хлопотать в Берн.

Несмотря на ту роль, которую бернцы играли в женевском перевороте, известие об одержанной победе было принято ими далеко не с радостью. В Берне стали опасаться, чтобы католическая партия, насчитывавшая в народе много тайных приверженцев, не взяла верх при новом порядке вещей. Поэтому изгнанные проповедники были приняты довольно милостиво. Последним удалось убедить совет, что они вовсе не отказывались раздавать причастие по бернскому обычаю, а лишь не соглашались профанировать таинство допущением к нему недостойных. Они горько жаловались, что сделались жертвой давно подготовляемой интриги, и добились того, что бернский совет отправил в Женеву в их пользу очень убедительное послание. Но это послание не произвело никакого впечатления. Женевцы ответили, что проповедники представили дело в ложном свете и отменять приговора они не намерены.

Но и эта неудача не смутила проповедников. В Цюрихе в это время заседал Швейцарский синод. Они немедленно отправляются туда и в ярких красках рисуют опасность, которая грозит Евангелию в Женеве. Они готовы согласиться, что бывали иногда слишком строги, и при этом предлагают синоду 14 статей, при условии принятия которых они согласны вернуться к прежней деятельности. Требования эти были еще очень значительны и вряд ли были бы приняты в какой-нибудь другой швейцарской церкви. Синод отказался передать их женевцам и даже посоветовал выказывать вперед "больше христианской кротости", но согласился написать в их пользу женевской общине. Кроме того, решено было снова поручить Берну хлопотать об их возвращении.

Тогда Кальвин и Фарель снова возвращаются в Берн. Но на этот раз их ожидал далеко не дружелюбный прием. Выяснилось, что сообщения изгнанных проповедников были преувеличены, что Реформации в Женеве не грозит никакая опасность. Кальвин никогда не мог забыть тех унижений, которые ему пришлось тогда претерпеть. Целых 8 дней им пришлось дожидаться, пока согласились наконец выслушать их. Наконец после всяческих унижений, уступок, обещаний придерживаться впредь всех бернских "обычаев" оба проповедника добились у совета, чтобы вместе с ними было отправлено в Женеву посольство хлопотать об отмене приговора от 23 апреля.

Но и эта попытка окончилась неудачей. Весть об их возвращении вызвала в Женеве настоящий взрыв народной ярости. Еще за милю от города бернское посольство было встречено уполномоченными совета, которые, на основании приговора об изгнании, строго-настрого запретили проповедникам вступить в город. Таким образом, они, скрепя сердце, принуждены были положиться на одно ходатайство бернских уполномоченных. 26 мая, по настоянию последних, было созвано народное собрание. Уполномоченные говорили в пользу изгнанных с таким жаром, что многие были потрясены. Казалось, победа склонялась уже на их сторону. Но тут поднялся один из синдиков и начал читать известные уже 14 статей, в которых обвиняемые ставили свои условия обвинителям. После этого дело проповедников было окончательно проиграно. Среди гневных восклицаний и угроз отсутствующим почти единогласно постановлено было оставить приговор в полной силе.

Впечатление, произведенное этой последней неудачей на обоих проповедников, было потрясающее. Вернувшись в Берн, они, несмотря на все уговоры друзей, спешат поскорее уехать из этого города, где испытали столько унижений, и, не простившись с советом, отправляются в Базель. Казалось, сами стихии вооружились против них. Разлившиеся горные потоки преграждали им дорогу и даже чуть не потопили одного из них. "Но волны были более милосерды, чем люди", -- писали они Вире об этом приключении. Наконец, измученные всеми перенесенными тревогами, они прибыли в Базель. Даже здесь общественное мнение было вначале против них. Друзья Кальвина громко осуждали его за неуступчивость. Луи Тиллье видел в женевских событиях перст Божий. "Подумай, -- писал он в это время Кальвину, -- не выказал ли этим Господь своего порицания твоему образу действий, не захотел ли Он смирить тебя..."

Однако первые тягостные впечатления стали сглаживаться. Кальвин первый оправился от овладевшего им глубокого уныния. Он утешал себя мыслью, что случившееся -- дело Провидения, и твердо верил, что его роль в Женеве еще не кончилась, что наступит день, когда он будет торжествовать над своими противниками.

Материальное положение изгнанников также скоро улучшилось. Фарель был приглашен проповедником в Невшатель, а Кальвин, по приглашению Буцера, отправился в Страсбург.

VI

ЖИЗНЬ В СТРАСБУРГЕ И ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЖЕНЕВУ

Женитьба Кальвина и его материальное положение. -- Сношения с немецкими теологами. -- Вормс и Регенсбург. -- Послание Садолета и ответ Кальвина. -- Женева снова приглашает к себе Кальвина

Недаром французские эмигранты называли Страсбург "Новым Иерусалимом". Действительно, после Виттенберга вряд ли какой-нибудь другой город, кроме Страсбурга, принимал такое живое участие в религиозном движении того времени. Здесь можно было встретить представителей всех религиозных течений. Лютеране, цвинглианцы, анабаптисты, последователи Эколампадия [11] и других второстепенных германских реформаторов -- все они пользовались почти неограниченной свободой проповеди. Таким образом, в этом городе, в котором, так же как и в Женеве, германский мир приходил в близкое соприкосновение с романским, совершался непрерывный обмен идей и тому, кто захотел бы следить за движением религиозной мысли, проникнуть в смысле происходившей вокруг него великой борьбы, трудно было бы отыскать более удобный пункт для наблюдений.

Но Кальвин так же мало думал тогда о преимуществах новой открывающейся ему арены деятельности, как и при своем первом появлении в Женеве. Буцеру стоило больших усилий уговорить его приехать в Страсбург. Неудачи в Женеве оставили неизгладимый след в сердце изгнанного проповедника. Им снова овладело глубокое отвращение к общественной деятельности, он не хотел больше борьбы, жаждал покоя и на все приглашения Буцера отвечал вначале упорным отказом. К тому же он не хотел расставаться со своим другом и товарищем по несчастью Фарелем. Но когда последний получил приглашение в Невшатель и сам стал уговаривать его принять предложение Буцера, Кальвин наконец сдался.

Впрочем, опасения его оказались напрасными. Принятый весьма радушно местными теологами и многими уважаемыми гражданами, он скоро совершенно освоился со своим новым положением. Его назначили лектором при академии и проповедником при французской церкви Святого Николая. Городской магистрат совершенно не вмешивался в дела французской общины и предоставил проповеднику полную свободу действий. Здесь, среди эмигрантов, пострадавших за свою преданность новому учению, ему, конечно, не предстояло иметь дело с такими враждебными партиями, как в Женеве. У Кальвина была поэтому полная возможность осуществить на новом месте тот идеал церковной и нравственной дисциплины, к которому он стремился в Женеве. И действительно, результаты, достигнутые им в этом отношении, были громадные. Уже в первые недели после своего назначения ему удалось ввести ежемесячное причащение и церковное отлучение всех недостойных. Всякий, желавший быть допущенным к причастию, должен был раньше подвергнуть себя испытанию своего духовного пастыря и обещать исправиться; неисполнявшие это требование исключались из общения с верующими. Правда, и здесь, несмотря на отсутствие противодействия со стороны светских властей, новые меры вызывали вначале сильное неудовольствие, но Кальвин оставался непреклонным и настоял на своем. Благодаря его энергии, община французских эмигрантов получила такую образцовую организацию, которая приводила в изумление немецких пасторов.

Таким же успехом сопровождалась деятельность Кальвина как лектора. Так же, как в Женеве, он комментировал своим слушателям послания апостола Павла, принимал участие в публичных диспутах и все увеличивал число приверженцев своего учения. Ему удалось даже обратить многих анабаптистов. Совет относился к нему с величайшим уважением, часто спрашивал его мнение в важных делах. Лекции его привлекали массы слушателей из разных концов Франции; приезжали его слушать даже из Англии.

В Страсбурге же Кальвин снова вернулся к своим литературным занятиям, на которые ему не хватало досуга в Женеве. Уже летом 1539 года было готово к печати второе издание "Наставления в христианской вере", представляющее самую значительную из всех переработок этого сочинения. В том же году он издал свое толкование "Послания к Римлянам" -- одно из лучших экзегетических произведений реформатора. Наконец, к этому же времени относится и его "Небольшой трактат о Святом причастии", предназначавшийся для обыкновенной читающей публики и потому написанный по-французски.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Выказало все женевское духовенство
Говорил
члены которых по большей части состояли из ремесленников
Таким образом кальвин наконец добился