Словарь терминовкраткая библиографияЧетвертая книга из серим история религии посвящена греции.

Четвертая книга из серим "История религии" посвящена Греции, Еe автор, протоиерей Александр Мень (1935-1990), с терпением и любовью ведет читателя по путям поиска истины за древнегреческими поэтами и философами. И многое оказывается понятным и близким - ведь материализм и тоталитарная идеология, метафизика и оккультизм, агностицизм и вера в Судьбу вошли в наше сознание и европейскую культуру именно из древней Эллады.

О, где же вы, святые острова,
Где не едят надломленного хлеба,
Где только мед, вино и молоко,
Скрипучий труд не омрачает неба
И колесо вращается легко?
О. Мандельштам

В истории большинства древних религий есть переломный момент
исключительной важности: когда человек, впервые осознав священный характер
порядка, гармонии и разума, противопоставляет их иррациональным силам хаоса.
Этот момент запечатлен в мифах о борьбе богов. Против стихийных демонов
первобытного мира выступают божества человекоподобные, созидающие стройную
иерархию мироздания.
В античной религии это пока еще смутное ощущение божественности разума
и духа выразили сказания, во многом похожие на мифы Вавилона, Египта,
Ханаана. Если на Востоке Мардук, Ра, Ваал-Хадад поражают чудовищ, то у
греков мы видим Зевсову дружину, низвергающую в бездну титанов и гигантов, и
Аполлона, расправляющегося с драконом.
В плане узкоисторическом эти мифы - отголосок той эпохи, когда
племенные боги ахейцев утвердились на полуострове, оттеснив древнейшие
культы туземцев Греции. Боги-победители поселились на Олимпе, который в
представлении эллинов стал уже не только горой, но и некоей небесной
областью. Обитатели Олимпа мыслились как существа, во всем, кроме
бессмертия, сходные с людьми. Мифы красочно рисуют их жизнь среди войн и
соперничества, интриг и пиров, любви и ненависти. Звон оружия, пение,
"несказанный смех" постоянно оглашают Олимп, разительно напоминающий царские
дворы Микен или Тиринфа. В этой картине нельзя, однако, видеть только
грубоязыческое понятие о богах. Победа Олимпийцев над темными сынами
Матери-Земли отразила гордое самосознание человека-борца, человека-деятеля и
устроителя жизни, узнавшего о своем превосходстве над природой. Сколь бы
странно это ни казалось на первый взгляд, триумф человекоподобных богов в
наивной форме заявлял о вере в высшую значимость духовного начала.
Олимпийский миф стал предтечей и прообразом учений греческих философов о
космическом Разуме-Логосе.
Однако победа Олимпа, как гласит сказание, не была полной: сразив
титанов и чудовищ, боги не решились посягнуть на саму Богиню-Мать. Верховная
власть осталась за ней. И мы видим, что в греческой религии превыше всего,
даже Олимпа, продолжала тяготеть неизбывная Судьба, которую невозможно было
ни постичь, ни одолеть, ни умолить. Она являлась все той же
Богиней-Прародительницей. Именно здесь корень того фаталистического чувства,
из которого родилась античная трагедия, воспевшая тщетный поединок человека
с Неведомым (1).
Таким образом, трон Зевса оказался непрочным, а господство его в
конечном счете - мнимым. Отсюда понятно, почему наряду с почитанием Олимпа
мы постоянно встречаем в Греции попытки вернуться к древней религии Природы.
Почему же ахейский пантеон смог тем не менее устоять и в течение веков
оставаться в центре официальной религии греков? Причину этого мы поймем,
если обратимся к смутной эпохе XII века до н. э., когда весь
средиземноморский мир всколыхнули войны и переселения народов.
Троянский поход и нашествие дорийцев привели к упадку, а затем к гибели
старые ахейские царства. Микены, Пилос и другие прославленные Гомером города
были разрушены; замерла торговля, страна оказалась в изоляции и скоро впала
в нищету и одичание (см. том 2, гл. XVI).
Эти события могли бы стать роковыми для Олимпийской религии, однако
одно обстоятельство предотвратило ее исчезновение. Вторжение дорийцев и
разруха не коснулись Ионии - малоазиатских городов, заселенных греками.
Ионийцы сумели сохранить микенские предания, а вместе с ними и веру в богов.
Религия оказалась неразрывно сплетенной с героическим прошлым Греции.
Поэмы Гомера, сложенные в Малой Азии, увековечили не только древних витязей
и царей, но и Зевса с его свитой. Отказ от старых богов означал бы теперь
для греков разрыв с самыми дорогими воспоминаниями. "Илиада" и "Одиссея"
стали отныне и памятником национальной традиции, и настоящей энциклопедией,
откуда многие поколения эллинов черпали свои религиозные понятия.
Геродот впоследствии писал, что до Гомера греки не имели ясного
представления о богах, их жизни, отношениях и сферах деятельности (2). Таким
образом, стремление сохранить отечественное наследие привело к образованию
своего рода "гомеровской религии", для которой поэмы ионийского певца
послужили чем-то вроде священной книги.
В силу этого некоторые историки называли Гомера религиозным
реформатором, но, пожалуй, вернее было бы считать его хранителем и
собирателем народных преданий. Не в религиозной области, а в сфере
художественной проявился его творческий гений. Можно сомневаться, внес ли он
в религию нечто свое; скорее всего поэт лишь претворил в пластические образы
старинный ахейский пантеон.
Как бы то ни было, Иония и Гомер спасли Олимп от забвения. Но они мало
что сделали для одухотворения прежних верований, и поэтому новый религиозный
кризис, на этот раз связанный с ломкой жизненного уклада Греции, стал
неизбежным.

x x x

Со времен Троянской войны, на протяжении двух-трех веков, облик Эллады
постепенно изменился. Вслед за нашествием дорийцев пришли годы
относительного спокойствия: каждое племя отвоевало себе земли, образовав
новые полисы, города-государства. Дорийцы осели на юге, ионийцы утвердились
на Аттическом полуострове. Все полисы чтили общую святыню - Дельфийского
оракула, которого дорийцы пощадили, как некогда ахейцы - Додону. Появилась
общегреческая письменность, созданная на финикийской основе. Мирные
профессии стали выдвигаться на первый план. Железо, секрет выплавки которого
был принесен в страну дорийцами, помогло улучшить орудия труда. Вновь начали
развиваться заброшенные во время войны ремесла. К VIII в. греческий мастер
уже владел не только долотом и стамеской, но также циркулем, линейкой,
уровнем.
Росло население, страна должна была кормить все большее число людей,
крестьяне уходили в море на поиски плодородных земель. Корабли греков шли по
следам древних критян и финикийцев; десятки факторий и поселков возникали по
берегам Средиземноморья. Началась эпоха колонизации. Многие существующие и
поныне города - Неаполь и Мессина, Марсель и Константинополь, Одесса и
Феодосия - основаны греческими колонистами.
Немало удачливых путешественников, отправившихся в путь бедняками,
возвращались обогащенными. Старые аристократические семьи эвпатридов,
которые вели свой род от богов и героев, постепенно теряли былое значение.
Далеко в прошлое ушли грабительские походы их предков, теперь состояние
добывалось иными путями. Появились деньги.
С возникновением "капитала" торговцы получили возможность накапливать
свои доходы: деньги не портятся, как вино и пшеница, они не просто символ
богатства, они - богатство реальное, благодаря им открывается путь к власти.
Достаточно было их хозяевам пожелать, как эти кусочки металла превращались в
нагруженный товарами корабль, который шел к гаваням Архипелага, Черного
моря, Азии или Италии и возвращался, нагруженный еще большим количеством
могущественного металла.
Эти новые перспективы буквально вскружили грекам головы; начинается
всеобщая погоня за наживой. Именно в это время складываются поговорки:
"Честь следует за богатством", "Деньги делают человека". Поэт Феогнид,
поклонник аристократической чести и родовой гордости, с осуждением говорит о
распространенных в те годы браках по расчету, когда "знатный берет себе в
жены простую, простолюдин - госпожу". Он жалуется, что проходимцы, которые
вчера еще бродили в лохмотьях, обогатившись, "стали теперь господами".
Впрочем, если в каком-то смысле знатные греки уравнивались с людьми
низкого происхождения, то, с другой стороны, создавались и новые разделения.
Власть денег разрушала обычаи и нормы поведения, которые еще сохранились от
старинных героических времен. Понятия о чести и порядке утратили свою силу:
Ныне несчастия добрых становятся благом для низких
Граждан; законы теперь странные всюду царят:
Совести в душах людей не ищи; лишь бесстыдство и наглость,
Правду победно поправ, всею владеют землей (3). Примечательно, что в
Греции подобные голоса, осуждающие упадок нравов, раздавались в основном не
в среде служителей религии, а исходили от поэтов. И это происходило не
потому, что жрецы не имели влияния; напротив, Дельфийский оракул, например,
пользовался большим авторитетом. Причина здесь заключалась в том, что
Олимпийский культ сам по себе был лишен внутреннего источника
духовно-нравственной силы.
Правда, и Гомер, и жрецы Дельф утверждали, что Зевс карает
клятвопреступников, что боги требуют от людей честности, но эти моральные
требования никак не вязались с образами Олимпийцев, сложившимися под
влиянием гомеровского эпоса. Стоит лишь вспомнить, например, что лукавый
Гермес именовался в одном гимне "изворотливым ловкачом, докой, хитрым
пролазой"; он был плоть от плоти пронырливого купеческого сословия. Нравы
богов служили нередко примером для людей, поступавших коварно или жестоко.
Неудивительно поэтому, что сельские жители Греции относились к
Олимпийцам несколько прохладно. Крестьянам куда ближе были старые,
доахейские божества древних туземных племен, культы которых не могли
полностью искоренить никакие историчекие перемены. Правда, как члены общин
люди продолжали формально почитать персонажей гомеровской мифологии, но
тепло своей души предпочитали отдавать Матери-Земле, нимфам и демосам
стихий.

<<< ΛΛΛ >>>

Словарь терминовкраткая библиографияЧетвертая книга из серим история религии посвящена греции
Орфизмстал чем-то вроде государственной религии афин
человек
Источником этойнадежды оставался для греков опять-таки природный мир
Прямо толкал сократа на гибель

Евгений