Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
В Москве местом встречи был Институт философии, в частности сектор по теории и методологии, который возглавлял Юрий Алексан дрович Левада. Сектор по методологии социологических исследова ний выступал как бы основным контрагентом, то есть основной ауди торией. Другая часть — университетские структуры. Тогда еще кафедрой методики социологических исследований в МГУ заведовала Галина Михайловна Андреева. В Ленинграде активные контакты также осуществлялись через университет. Через Академию наук тоже, но я о них меньше осведом лен, поскольку работал тогда в университете. Философский факуль тет университета принимал и Мертона — эту первую группу. А наша лаборатория была частью философского факультета. Парсонса тоже принимал философский факультет. Так вот, в 1962-1964 годах, когда мне были уже известны основ ные работы Парсонса, у нас начали развиваться более широкие кон такты с американскими учеными. Приезжали Мертон с группой своих коллег, затем известный специалист в области социологии труда Херц- берг, частым гостем был Фишер. Однажды, это было, по-видимому, в 1964 году, звонит телефон в нашей коммунальной квартире на Звериной улице. Я поднимаю трубку и слышу хрипловатый голос, который спрашивает меня на американском английском и представляется: «Это говорит профессор Парсонс». Я очень удивился. Он спросил: хотите ли вы со мной увидеться? Я говорю: я был бы крайне рад, счастлив. Он разу же пригласил меня в гостиницу, где остановился с супругой (он е гда ездил со своей супругой Элен Парсонс). Они удивительно под- Дили друг другу по своей внешности, комплекции, взаимопонима нию. Потом он пригласил меня на прием, который давало американское консульство. И я попал на это мероприятие. Таково было первое знакомство, уже личное. У меня уже была какая-то позитивная установка на то, чтобы вос принимать его личность. Мне весьма импонировали его система, его теоретические конструкции. И я уже был знаком (на основании целого ряда работ) с его теорией социального действия и со структурно-функциональ ным анализом, поэтому мне было интересно посмотреть на человека, ко торый — живой теоретик, занимается такой довольно абстрактной про блематикой. Он производил впечатление человека, не очень сильно заботящегося о своем престиже, он был весьма простоват в манере пове дения. И в этом отношении Парсонс не похож на многих других американских профессоров, которые всегда своей внешностью подчеркивают свой статус, положение и т.д. Внешне он выглядел довольно просто. Г. Беляева. Важного впечатления Парсонс не производил. Такой старикан, конопатый, рыжий, лысый. Очень сдержанный. А. Хараш. У меня тоже есть представление о Парсонсе, хотя лич но я его никогда не видел. А тем не менее... Можно назвать это встре чей — то впечатление, которое я получил с помощью Андреевой Гали ны Михайловны, завкафедрой социальной психологии. Она была в Монреале на социологическом конгрессе и там видела Парсонса, об щалась с ним. Меня больше всего поразил такой штрих: Парсонс опоз дал, приехал прямо из аэропорта, и на нем был ужасно мятая рубашка. И это как раз та черта, которая меня удивляет в Парсонсе: точная ана литичность его построений, с одной стороны (он аналитик, который постоянно разграничивает, очищает факторы, и эти факторы он укла дывает все время в какую-то конструкцию, причем довольно сложную), а с другой —¦ Парсонс в этой мятой рубашке. Для меня этот образ очень символичен. Вот так я и представляю себе Парсонса с тех пор, как я услышал про эту мятую рубашку: великий конструктор, очень тонкий — и в мятой рубашке. И это у меня вызывает какую-то симпатию, повы шенную симпатию к Парсонсу. А. Здравомыслов. Да. Он не строил беседу на почве каких-то очень абстрактных вещей. Мы говорили скорее о каких-то повседневных делах, с которыми он сталкивался, которые видел. Иногда мы выходили на какие-то теоретические проблемы и обсуждали их. Какие еще моменты? Он всегда привозил с собой свои книги, пос ледние, привозил целый пакет публикаций. Он щедро одаривал меня своими книжками с надписями. У меня дома есть несколько книг с его автографами. Иногда он предлагал что-то на выбор. Скажем, сборник статей или же какую-то монографию. Я, конечно, предпочитал монографию. Мне кажется, что у него не было иных интересов, кроме теорети ческой и преподавательской работы. Естественно, в сфере его интересов было и познание мира, познание Советского Союза, было желание больше понять, что происходит в этом мире. Однажды, когда я провожал его из Ленинграда в Москву, на 12- совой поезд «Красная стрела», вошли мы в вокзал, и вдруг Парсонс ворит: «Я хотел бы чего-нибудь попить». Оказалось, что это просто н евозможно: все уже было закрыто, ресторан закрыт. И бутылку мин еральной воды или лимонада достать оказалось просто невозможно. Вокзал — это определенный социальный объект, там было много народа спящего, ожидающего, приехавшего. В общем — вокзал. И он с удивлением спросил: «А что же эти люди здесь делают?». Я сказал: «Они просто куда-то едут. У нас вообще-то миграция довольно интен сивная». Кстати говоря, это было для многих западных ученых непонятно. Они считали, что система тоталитаризма такова, что все люди приписаны к своим городам и квартирам, никто не может никуда поехать без разрешения официальных властей. Такой образ был создан советологической литературой, образ более жесткий, чем все было на самом деле. А в 60-е годы это был тем более неадекватный образ. Парсонс всегда при встречах подробно рассказывал о положении дел в американской социологии, вплоть до разнообразных деталей: кто куда поехал, переехал, из какого университета, в какой университет, кто получил какой-то там эмиритус или какие-то звания за какие-то заслу ги. Но я не настолько хорошо знал американскую социологию, чтобы меня это задевало. Со своей стороны я рассказывал о том, какими ис следованиями мы занимаемся, что мы получили, какие интересные ре зультаты. И так мы с ним общались. А в 64-м году у меня вышла первая книжная публикация — «Проблема интереса в социологической тео рии ». Как я уже сказал, параграф этой книги «Теория социального действия и ориентация» был посвящен разбору теории Парсонса. Это была одна из первых публикаций о парсонсианстве. Раньше ее вышла, по-видимому, лишь статья ныне покойного Николая Васильевича Новикова в «Вопросах философии» (1963, № 3). Мне очень хотелось знать, как же воспринимается мой анализ самим Парсонсом. И я, как только вышла книжка из печати, направил ему каким-то образом экземпляр. В апреле 1965 года Парсонс написал мне первое письмо, в кото ром он высказал свое мнение о моей работе. Это весьма важно и ду маю, что интересно. Оригинал письма у меня сохранился, и я сейчас приведу этот текст. Письмо на бланке Гарвардского университета, Де партамента социальных отношений. Датировано 13 апреля 1965 года, напечатано на машинке самим Парсонсом. Текст следующий: «Дорогой доктор Здравомыслов! Я давно хотел поблагодарить Вас за то, что Вы прислали мне книжку «Проблема интереса в социологической теории». Однако, прежде чем Вам ответить, я дождался того момента, когда раздел, касающийся моей работы, будет переведен. Кроме того, я также обсуждал текст какое-то время с профессором Джорджем Фишером. Я полагаю, Вы понимаете, что в трактовке этих проблем между нами большие различия ( a good many differences ). Однако я полага ю, что Ваша позиция, насколько я могу судить по переводу, интересна и полезна. Я думаю, что наиболее важное различие состоит в том, что я не стремлюсь принять дихотомию между объективными структурными условиями общества и теми аспектами, к которым можно подойти через ориентации индивидуальных членов общества. Я с уверенностью признаю важность того и другого и вижу централь ную задачу теоретика-социолога в установлении взаимоотношений между этими двумя сторонами. Вместе с тем у меня сложилось впе чатление, что Ваше исследование является наиболее конструктив ным вкладом с точки зрения продвижения разумного обсуждения на званных проблем в тех советских источниках, которые мне известны. Я лишь хочу, чтобы была возможность продолжить дис куссию при личной встрече, и, может быть, такая возможность вско ре представится». Парсонс имел в виду встречу в Эвиане, Франция, где должен был состояться Международный социологический конгресс в сентябре 1966 года. Помню, что в один из своих приездов в Ленинград он читал на философском факультете лекцию для студенческой аудитории, кото рую я имел удовольствие переводить, пробуя себя впервые в роли переводчика на таком форуме. А потом, в 64-м году, когда он приезжал еще раз, там помимо его лекции была еще и очень любопытная беседа в дека нате. Мне кажется, что тогда уже начиналось изменение отношений. Может быть, я преувеличиваю. Но дело в том, что в 64-м году один из талантливых и способных людей, назовем его N , был послан по обмену из Ленинградского университета в США, в Гарвардский университет, и там с ним стали происходить какие-то непонятные вещи, в результате чего он попал в больницу после того, как он то ли выпал, то ли был выб рошен из окна какого-то здания (я думаю, что вторая версия более реальна). Потом он сделал заявление, что остается там. Потом прислал в посольство отказ от этого заявления. И в конце концов в 64-м году воз вратился в Москву. Был такой очень неприятный эпизод. — И эта таинственность так и не развеялась? Так и не проясни лось, что же произошло в действительности? А. Здравомыслов, Что N был выброшен из окна — это было точно установлено. И он сам сказал об этом. После этого случая он попал в психиатрическую больницу там же, в Америке. Можно точно сказать, что он не был склонен к психическим отклонениям, был абсолютно здо ровым человеком. Когда уезжал — во всяком случае. Потом эта ситуа ция произвела на него огромное воздействие, да и на его судьбу оказала большое влияние. Его исключили из партии, поскольку был факт — его заявление о желании остаться в Америке. Конечно, его сразу отстранили от всякой преподавательской и научно-исследовательской деятель ности. А Парсонс возглавлял Департамент социальных отношений в Гар вардском университете. И наш декан, побеседовав с Парсонсом по теоретическим вопросам, сказал: «Теперь мне поручено задать вам один вопрос: что же произошло с N ?». На что Парсонс ничего внятного ответить не мог, потому что он не знал деталей. Он знал, что это произошло, . ы которые излагались, были ему известны, но мотивы и подробно- Феноменологическая социология экономике интереса |
|
|
|
|
