<<<     ΛΛΛ     >>>   

1Йти на специфику общества, а значит, это может стать важным эле- ентом складывающейся национальной социологической школы. Ну, апример, индустриализация проводилась в СССР руками маргиналов, черашних деревенских жителей, собственная культура которых была весьма далека от индустриализма, вообще от городской культуры. Го- под техника, машины — все это было больше объектом стремления, цен ностью, чем непосредственным знанием, умением. Но они создавали институты индустриального общества, например, крупные промышленные производства, системы их управления. И соответственно возникал пазрыв между ценностями, культурой и социальными отношениями, институтами, не мог не возникнуть. И теперь в известном смысле мы стоим перед сходной проблемой и соответственно воспроизводством в новых общественных условиях сходного разрыва. Едва только в мас совых масштабах освоен индустриализм, да и то не на всей территории бывшего СССР, как логика мирового развития втягивает Россию в по стиндустриализм, то есть тут опять-таки логика догоняющего развития, а значит, разрыв между типом личности и диктуемыми задачами — социальными и культурными — воспроизводится.

Учитывая этот зазор, даже раскол между культурным и соци альным, я бы рискнула считать, что у нас могла бы быть создана неко торая «социология расколотого общества», отличающаяся от парсон- совской прежде всего тем, что неустойчивость, даже катастрофизм для нас, к сожалению, реальная проблема. Теория должна искать ростки устойчивости и место дезорганизации в России.

В. Чеснокова. Когда говорят о теории Парсонса, что она ориен тирована, например, на устойчивость или что в ней не предусмотрен катастрофизм, то я как-то не понимаю, о какой теории Парсонса идет речь. Он действительно не создает теории социальных катастроф, но он и не создает теории социальной устойчивости. Он работает над те орией общества. В современном смысле этого слова. В современном — это значит: он не рисует картины того или иного общества. У него есть работы, в которых анализируется эмпирический материал некоторых американских исследований, и там он действительно прослеживает действие социальных механизмов в американском обществе. Это преж де всего статьи о стратификации, а также некоторые статьи в сборни ке о социальных структурах. Но в этих случаях он сам везде подчерки вает, что описывает именно американское общество, — и ни на какое обобщение в общетеоретическом масштабе не претендует.

Собственно, его теория общего уровня — это набор категорий, которые описывают взаимосвязь и взаимодействие различных частей общества, различных элементов его обобщенной структуры. Эти взаимодействия могут складываться тем или иным образом, могут поддер- ивать общество, а могут его разрушать, то есть вести к катастрофе. Естественно, что любой теоретик, как мне кажется, в первую оче- Дь анализирует те взаимодействия (то есть социальные механизмы), т орые препятствуют распаду общества, вновь и вновь воссоздают

его элементы, вытаскивают общество из хаоса. Это просто практичег ки очень важно. Хотя можно поставить себе и другую задачу: просле дить, какие именно сочетания и взаимодействия элементов неэфф е тивны для решения такой задачи или даже вносят в структуру какие-т влияния, способствующие кризису системы. Но и в том и в другом cav чае мы работаем ведь с тем же самым набором категорий. Вот они-то и есть то, что можно по праву называть «теорией Парсонса».

Хотя это не изобретение исключительно только Парсонса. Над этим набором трудилась вся мировая социология, начиная от Конта и Спенсера, а может, и раньше, когда социология была еще «погруже на » в философию (уже тогда Гельвеции создавал, например, свою тео рию интереса, — концепцию чисто социологическую). Парсонс берет основной ряд этих категорий от Вебера, Дюркгейма и Парето и сам показывает этот процесс отбора в своей работе «Структура социального действия». А в свою очередь эти социологи также опирались на работы предшественников.

Работая идеальными типами, социологи — предшественники Пар сонса — «очищали» одну категорию за другой. И Парсонс унаследо вал от них этот основной набор, добавив в него свои переменные для анализа ценностных ориентации. Отличие его теоретической работы от работы его предшественников заключается в том, что сам он прекрасно понимал, что работает не с «представлениями об обществе», а с аналитическим инструментом, пригодным для измерения тех или иных параметров в принципе любого конкретного общества.

Если мы теперь скажем, что нам этот аналитический инструмент не подходит, поскольку наше общество совсем особое, то мы тем самым не только утверждаем различие нашего и американского обще ства, мы по существу ставим свое общество за пределы всех европейских обществ. Я не хочу сказать, что меня сильно огорчил бы факт, что мы оказываемся неевропейским обществом, как-то я не рассматриваю принадлежность к этой экумене как огромную честь. Просто мне ка жется, даже на уровне чистой интуиции, что мы все-таки европейское общество ¦— и никуда нам от этого не деться.

Изучать свое общество, безусловно, необходимо —¦ это жизнен но важно и часто имеет первоочередное значение. И нужно создавать о нем представление, строить эмпирические обобщения все более высокого уровня. Мы должны трудиться над этой картиной. Но, мне ка жется, ее нельзя называть социологической теорией, ни национальной, ни какой-то еще. В современном понимании это не теория. Теория это набор аналитических категорий, с помощью которых эти обобщения и представления строятся, с помощью которых общества сравниваются друг с другом и общество — само с собой в ретроспективе, с помощью которых, наконец, и находятся эти различия, о которых мы говорим, что это своеобразие нашего общества.

Но даже когда мы построим это представление о собственном обществе, его особенностях, дисфункциях и прочем, мне кажется, мь

те не станем национальной школой в мировой социологии. А когда
станем? Я думаю, когда сумеем выделить, «очистить» (то есть отреф-
лексировать, определить) и внести в этот созданный мировой социо
логией набор новую категорию или даже категории. Для этого нужно
хорошо владеть всем набором в целом, быть в этой общей теории, как
дома, то есть принадлежать к мировой социологии. Национальная
школа — это часть, структурный элемент мировой социологии. Я не
против определенной доли национализма даже и в науке. Я сама наци
оналистка. Но нельзя терять из вида перспективу. Как национальная
школа мы должны войти в мировую социологию с собственным стату
сом. Национализм, замкнувшийся в своих границах, в данной облас
ти в науке — мне кажется жалким и бесперспективным.

Но это такое несколько эмоциональное отступление. Давайте продолжим наш разбор причин взлета и падения интереса к Парсонсу в России.

О. Генисаретский. Я бы сказал, что активный интерес к Парсонсу в 60-х годах объясняется тем, что, во-первых, это было время, когда вставал на ноги у нас системный подход. И это все, в общем, ощущалось как альтернатива диалектическому, историческому материализму... Вообще такая сциентистская идеология того времени, в отличие от той критичности, которая сейчас существует по отношению к на уке, — она имела нетоталитарный, по тем временам даже какой-то ос вободительный смысл. Я писал где-то, что тогда была такая страте гия — «бежать впереди паровоза», то есть выдвигать все новые темы, новые сложные вещи, такие, как кибернетика, семиотика, логика. И вот — системный подход тоже. Все это вводилось — и тут, так сказать, мы получали какую-то фору. Это было время, когда довольно-таки мно го свободы существовало. На корню все не убили, не убивали. Уже и еще. И поэтому, вводя все эти новшества, мы на какое-то время полу чали фору. Потом это начинало перемалываться. Правда, еще нужно было обязательно писать, как это все связано с научным коммуниз мом. А семиотики наши ну уж такой класс приобрели, что оставались вовсе недосягаемы, то есть понять их было фактически невозможно. Что касается того же системного подхода или социологии, тут ново введения довольно быстро переосваивались: пять лет — и появлялась социология труда и социология там еще чего-то. Такие вот вещи были. Вот это и был, я думаю, один из мотивов интереса к Парсонсу — то, что это очень развитая в категориальном, терминологическом своем аппарате методология системного исследования...

Ну и второй мотив — тоже типологический, как и первый. Ак тивно тогда обсуждалась проблематика теории деятельности в разных е е вариантах, а у Парсонса были понятие и очень развитая концепция социального действия, мотивов и действия вообще. Поэтому он подходил и по этому второму основанию.

И, в-третьих, как я уже сказал, существовала потребность в тео ретической работе другого класса, чем та, которая была принята у

нас — в психологии, в истмате, да и вообще в общественных науках По уровню размышлений, сложности и интересности конструкции

Парсонс уже был недосягаем по тем временам. Ну и так получилось

а это очень много значит всегда в судьбе какого-то движения, и в социологии в том числе — что это было первое знакомство с чем-то. Запад ная теоретическая мысль в развитой форме вошла в наш научный об щественный оборот через Парсонса, под его именем. Почему так получилось, то есть как это инициировалось, это менее известно, но я думаю, что это не имеет особого значения, просто есть такой факт что вот это состоялось. И действительно: и читали, и переводили, и пытались работать с этим материалом.

Б. Юдин. Я бы присоединился к этой точке зрения. Мне кажется, социология у нас только начинала развиваться после стольких лет зап рета, и было вполне естественно прежде всего обратиться к Западу и узнать, что там произошло и происходит в социологии. А там в это вре мя Парсонса, может быть, уже более критиковали, чем поддерживали, но тем не менее он казался единственным или одним из немногих круп ных ученых, которые работали на уровне общей теории. У нас уже была задана общая теория, но было интересно посмотреть, есть ли другая.

Сейчас все больше работают в различных областях с такими мо делями, как case - studies , и как-то локально работают, но все же без общей схемы, которая дает какие-то ориентиры, не обойтись. В каче стве такого ориентира у нас долго была марксовская схема. Парсон- совская же схема является более проработанной. Одно время казалось, что после гонений на социологию ее основательно погребли, а с дру гой стороны, она как бы вышла из моды — так считалось в начале 70-х годов. Социология вроде бы была неким элементом моды, а потом все это быстро устарело и перестало работать. Тем не менее я могу со слаться на свой опыт: выяснилось, что все-таки теория Парсонса ока залась жизнеспособным аппаратом.

А. Хараш. Да. Этот интерес мог быть вызван просто голодом на социологические трактаты, знания и так далее. Но, безусловно, большое значение имел эффект запретного плода: социология была у нас запрещена, потому что был истмат — единая, для всех обязательная концепция. Я все-таки еще раз скажу об обязательности концепции у нас. Вообще в советской науке была такая основополагающая идея обязательных наук, обязательных теоретических построений. Ну, наверное, все началось с марксизма. Марксизм был обязательной нау кой для всех. А дальше эта идея пошла по всем остальным наукам, вклю чая естественные.

Вот самый близкий мне пример из области психологии, харак тернейший пример, когда маститый академик возмущенно высказывал ся с высокой трибуны на одной из конференций, да не на одной, а на всех это говорил, мол, как это так, в советской психологии до сих пор нет единой теории личности. Какой ужас! Нет единой теории, с кото рой, иначе говоря, мы все были бы согласны, которая была бы обяза-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Логический тип обобщенной теоре тической системы
Отвращения к нему как источнику ли шения удовлетворения
Они очень индивидуализировали социологию
Двумя ассистентами мы предприняли попытку связать изучение стра тификации в широком социуме
Социальное действие подразделяется