<<<     ΛΛΛ     >>>   

хоже, относит к одному и тому же виду законы материи, носящие неотвратимый характер, законы движения и предписывающие законы разума.
Я не думаю, что Монтескье неосознанно позволил себе такую путаницу. Он проводит различие между положительными законами, установленными законодателем, причинными связями, которые наблюдаются как в истории, так и в природе, и, наконец, общепринятыми, универсальными законами, по своему свойству связанными с разумом. Он просто стремится найти философию, которая позволила бы ему сочетать детерминистское объяснение социальных особенностей с суждениями морального и философского характера, которые были бы общепринятыми.
Когда Л. Альтюссер упрекает Монтескье за ссылку на всеобщие законы разума и предлагает ограничиться его детерминистским толкованием законов с их особенностями и практическими советами, которые вытекают из детерминистского их понимания, он делает это по-марксистски. Если же марксизм осуждает обращение Монтескье к законам разума, носящим всеобщий характер, то, значит, марксизм находит им эквивалент в продвижении истории к политическому устройству, которое отвечало бы вековым чаяниям людей.
Словом, одни уходят вперед от детерминистской философии, уповая на будущее, другие — обращаясь к универсальным критериям формального характера. Монтескье, чтобы уйти от частного, избрал второй путь. Как мне кажется, еще вовсе не доказано, что он был не прав.
Вторую сторону философии Монтескье, после иерархической классификации неодушевленного и одушевленного мира, составляет глава 2-я книги I, где он уточняет, что представляет собой человек в естественном своем состоянии — то есть до-общественный, по его концепции, человек как таковой. Выражение «дообщественный человек» не означает, что, с его точки зрения, были люди, которые жили не в обществе, нет; речь идет о том, что можно попытаться представить его таковым, абстрагируясь от человеческого коллектива. В этой главе Монтескье стремится опровергнуть концепцию Гоббса о природе человека. Это опровержение, с моей точки зрения, дает своего рода подход к пониманию фундаментальных направлений социологической мысли автора.
Согласно Монтескье, человек сам по себе не воинственен. Состояние природы не есть состояние «войны всех против всех», оно скорее способствует если не истинному миру, то уж по крайней мере состоянию, далекому от балансирования «на грани войны». Монтескье опровергает Гоббса — который утверждал, будто человек, находясь в естественном состоя-
69

нии, агрессивен к себе подобным, — потому что его утверждение оправдывало абсолютную власть, якобы единственно способную утихомирить драчливых и обеспечить спокойствие. Монтескье не считает, что человеческая природа может быть источником войны. Человек сам по себе не может быть врагом человека. Война — явление не столько человеческое, сколько социальное. Если же война и неравенство связаны с сущностью общества, а не с сущностью человека, то целью политики должно быть не избавление от войны и неравенства, а стремление смягчить их и умерить.
Эти два рассуждения, несмотря на то что они кажутся парадоксальными, по сути логичны. Если война зависит от человека, то можно мечтать об абсолютном мире. Если же война — феномен социальный, то можно просто призывать к сдержанности.
Сравнивая позицию Монтескье с позицией, занимаемой Жаном Жаком Руссо, замечаешь разницу, подобную той, которая противопоставила Монтескье и Гоббса. Руссо ссылается на некое естественное состояние, родившееся в человеческом сознании, служащее, так сказать, критерием организации общества. Данный критерий подводит его к концепции абсолютного суверенитета народа. На это Монтескье ограничился замечанием, что неравенство идет от общества. Он не сделал отсюда вывода о необходимости возврата к естественному равенству, но высказал мысль о необходимости по возможности смягчения неравенства, которое идет от самого общества.
Умозаключение Монтескье относительно состояния природы не только показательно для всей его политической философии, но оно стало основой книг IX и X работы «О духе законов», которые он посвящает праву граждан:
«Международное право, естественно, основывается на том принципе, согласно которому различные народы должны во время мира делать друг другу как можно более добра, а во время войны причинять насколько возможно менее зла, не нарушая при этом своих истинных интересов. Цель войны — победа; цель победы — завоевание; цель завоевания — сохранение. Из этого и предшествующего принципов должны проистекать все законы, образующие международное право» (ibid., р. 2 37).
Приведенный отрывок показывает, что в книге «О духе законов» имеется не только причинная научная интерпретация позитивных законов, но и анализ законов, управляющих отношениями человеческих общностей в зависимости от назначения, которое видит Монтескье в правах людей. А это означает, другими словами, что цели, к которым стремятся человеческие общества, могут быть определены путем рационального анализа.

70

4. Возможные научные толкования философии Монтескье
Философия Монтескье не относится ни к упрощенной детерминистской философии — как считал, например, Огюст Конт, — ни к традиционной философии естественного права, а является попыткой совместить и ту и другую. Этим объясняется большое число толкований его научной мысли.
Немецкий историк Мейнеке, посвятивший Монтескье одну из глав своего классического труда «Формирование историзма», считал, что учение Монтескье колеблется между рациональным универсализмом, характерным для научной мысли XVIII в., и теорией исторических частностей, расцветшей в исторических школах XIX в.
Действительно, у Монтескье можно найти формулировки, в которых отражена философия рационального, всеобщего порядка, и одновременно формулировки, где акцент делается на многообразии обычаев и исторических общностей людей. Остается определить, следует ли рассматривать умозаключения Монтескье как некий непрочный компромисс между этими двумя направлениями, как этап на пути к открытию всеобъемлющего историзма или как оправданную, но несовершенную попытку сочетать два хода рассуждений, ни один из которых не был окончательно исключен.
Л. Альтюссер в своем толковании Монтескье рисует новый портрет противоречивого мыслителя. Противоречия Монтескье, по его мнению, заключаются в его гениальном новаторстве и реакционных взглядах. В таком толковании есть доля истины. В свете идеологических конфликтов XVIII в. Монтескье относится к партии, которую, действительно, можно назвать реакционной, поскольку он призывал вернуться к социальным институтам прошлого, в какой-то мере легендарным.
В XVIII в., особенно в его первой половине, большой спор между французскими политическими писателями шел вокруг теории монархии18 и положения аристократии при монархии. Грубо говоря, существовало две противоположные школы. Римская школа считала, что французская монархия восходит к великой Римской империи и король Франции — ее наследник. В таком случае история оправдывает претензии короля Франции на абсолютную власть. Вторая, так называемая германист-ская школа исходила из того, что источником привилегированного положения французской знати служат завоевания франков. В ходе дискуссии родились две разные доктрины, которые продолжали существовать в XIX в. и привели к появлению сугубо расистских идеологий, например теории о том, что ари-
71

стократы были германского происхождения, а народ — галло-римского. Разделение между аристократией и народом якобы соответствовало, таким образом, разделению между победителями и побежденными. Это право победителя, которое сегодня вряд ли оправдывает сохранение неравенства, в прошлом, в XVIII в., оставалось законной и солидной основой социальной иерархии19.
В этом конфликте двух школ Монтескье придерживается германистской школы, хотя и с нюансами, оговорками и более тонко, чем непримиримые теоретики прав аристократии {для того чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к трем последним книгам его «О духе законов»). В конце главы об английской конституции есть знаменитая фраза: английская свобода, основанная на равновесии властей, родилась «в лесах», то есть в лесах Германии.
В целом же Монтескье проявляет заботу о привилегиях аристократии и об укреплении третьего сословия^0. Он ни в коей мере не является ни идеологом равенства, ни тем более народной власти. Связывая социальное неравенство с социальным порядком, он очень хорошо свыкается с первым. И если считать, как Л. Альтюссер, что народная власть и равенство суть понятия политические, которые прошли через революции XIX и XX вв., через Французскую и Русскую революции, если верить, что история ведет к народной власти и свободе, то можно сказать, что Монтескье — идеолог старого режима и, в этом смысле, реакционер.
Мне кажется, однако, что вопрос более сложен. Монтескье действительно думает, что социальное неравенство было всегда, что правит всегда привилегированная часть, однако каковы бы ни были исторически сложившиеся социальные институты, о которых он упоминает, он в конечном счете проводит мысль о том, что социальный порядок по своей сути неоднороден и условием свободы всегда служит равновесие социальных сил и правление избранных; причем термину «избранные» придается самый общий и самый широкий смысл, и, таким образом, сюда включаются как наиболее достойные граждане эгалитарной демократии, так и представители знати в условиях монархии или активисты коммунистической партии режима советского типа.
Иначе говоря, суть политической философии Монтескье заключается в либерализме: цель политического порядка состоит в том, чтобы обеспечить умеренность власти с помощью поддержания равновесия сил между державами; между народом, аристократией и королем в условиях французской или английской монархии; между народом и привилегированным сословием, плебеями и патрициями в Римской республике. Таковы различные примеры одной и той же фундаментальной концепции
72

неоднородного и иерархического в своей основе общества, где для умеренности власти требуется равновесие сил.
Если умозаключение Монтескье именно таково, то оно отнюдь не доказывает, что он реакционер. Он, неоспоримо, реакционер в жарких стычках XVIII в. Он не предвидел Французской революции и не зчелал ее. Возможно, он ее подготовил, сам того не желая, потому что невозможно ни до, ни после события определить историческую ответственность каждого; однако сознательно он не желал Французской революции. В той мере, в какой можно предвидеть, как бы поступил человек в обстановке, которую он не пережил, можно вообразить, что Монтескье в крайнем случае мог бы быть одним из членов Учредительного собрания. Но вскоре он оказался бы в оппозиции и встал бы перед выбором — как все либералы его толка — между эмиграцией, гильотиной или внутренней эмиграцией, т.е. уходом от острых схваток революции внутри страны.
Однако политического реакционера Монтескье по его образу мысли, вероятно, не назовешь устаревшим, не отнесешь к анахронизму. Какова бы ни была структура общества, к какой бы эпохе оно ни относилось, можно всегда подойти к проблеме, применяя метод мышления Монтескье, то есть, проанализировав форму общества в его разнородности и путем поисков равновесия внутренних сил общества, обеспечить гарантии свободы и умеренности.
Одно из последних исследований научной мысли Монтескье можно найти в короткой главе, которую Леон Брюнсвик посвятил Монтескье в своей работе «Прогресс сознания в западной философии», где автор приходит к выводу о том, что эта самая научная мысль в высшей степени противоречива21.
По мнению этого критика, Монтескье дал нам некоторым образом шедевр чистой социологии, я хочу сказать, аналитической социологии, устанавливающей многочисленные связи между тем или иным фактором, без попытки философского обобщения, без претензии на уточнение предопределяющего фактора и глубоких истоков каждого общества.
Помимо этой чистой социологии, Брюнсвика соблазняет мысль о том, что у Монтескье нет никакой стройной системы. Цитируя высказывание последнего: «Но мир разумных существ далеко еще не управляется с таким совершенством, как мир физический...» — он думает, что этот парадокс (видеть менее совершенным, по крайней мере внешне, разумный мир из-за возможности нарушать законы, которым он подчинен) равносилен путанице между законом причинным и законом предписывающим.
Леон Брюнсвик указывает также на колебания Монтескье между картезианскими формулировками относительно понятия
73

«тип» (прежде чем круг был начертан, все радиусы его уже равны, так же как есть справедливость и несправедливость до установления положительных законов) и классификацией типов политического строя, которая берет начало в аристотелевских источниках. В конечном счете, в труде «О духе законов» Брюн-свик не видит ни единства, ни последовательности и ограничивается выводом, что читатели все же нашли в нем скрытую философию прогресса в духе либеральных ценностей.
Лично я считаю такую оценку слишком строгой. Верно> что у Монтескье нет системы, однако, возможно, отсутствие системы соответствует духу такого рода исторической социологии. Я надеюсь, что смог показать, что научная мысль Монтескье далеко не так противоречива, как это часто утверждают.
Как социолог, Монтескье пытался сочетать две идеи, ни одна из которых не может быть отброшена, но совмещение которых затруднительно. С одной стороны, он косвенно утверждал наличие бесконечного множества частных толкований. Он показал, насколько многочисленны аспекты одной человеческой общности, которые требуют рассмотрения, насколько многочисленны определяющие факторы, на счет которых можно отнести различные аспекты общественной жизни. С другой стороны, он искал способ преодолеть простое совмещение частных связей, выявить нечто, составляющее единство исторических систем. Он посчитал, что нашел более или менее ясный принцип такого соединения, который не противоречил бы бесконечному множеству частных толкований в понятии «дух народа», понятии, которое привязано к политической теории посредством понятия «принцип правления».
В труде «О духе законов» четко просматривается несколько видов научных толкований, «понимающих суждений», близких тем, которые пытаются разработать современные социологи. Эти толкования и суждения призваны служить подспорьем для создателей законов. Например, Монтескье, определив идеальный тип какого-либо правления, в состоянии логически показать, какими могут быть различного рода законы (законы воспитания, законы фискальные, законы торговли, законы против роскоши и чрезмерных расходов) с тем, чтобы этот идеальный тип социально-политического строя мог бы полностью воплотиться в реальность. Он дает советы, не выходя за рамки научного плана, просто предполагая, что законодатели желают помочь этому строю сохраниться.
Есть в работе и рекомендации, касающиеся конечной цели какой-то отдельной социальной деятельности. Примером может служить рекомендация, касающаяся права граждан в период войны и мира. В какой мере Монтескье удалось реально доказать, что различные народы должны во время мира делать
74

друг другу как можно больше добра, а во время войны причинять как можно меньше зла, это другой вопрос. Эти в целом похвальные утверждения скорее звучат догматически, чем представляют собой научные доказательства. Но как бы то ни было, социология Монтескье в том виде, в каком она нам представляется, содержит в себе возможность привнести различные законы в реализацию конечной цели, присущей той или иной человеческой деятельности.
В трудах Монтескье имеются, наконец, рекомендации, касающиеся всеобщих законов человеческой природы, которые дают право если не установить, каким конкретно должен быть тот или иной социально-политический институт, то по крайней мере осудить тот или иной из них, например рабство. Я склонен утверждать, что понятие формального естественного права с отрицательным значением в том виде, в каком оно представлено в политической философии Эрика Вейля, уже присутствует в работе «О духе законов»22. Рациональные законы человеческой природы изложены у Монтескье в настолько абстрактной форме, что это исключает возможность сделать на их основе конкретные выводы о том, что должны представлять собой отдельные социально-политические институты, а также допускать осуждение той или иной практики.
Наконец, для социологической мысли Монтескье характерен подход, который можно было бы назвать синхроническим и диахроническим методом мышления, т.е. в постоянном сочетании сравнительного изучения различных явлений современного общества и сопоставления их с феноменами прошлого и самой историей этого общества. Противопоставление, которое О. Конт называет «статика — динамика», уже просматривается в социологической методике «О духе законов».
Однако если это так, то почему Монтескье рассматривают не как социолога, а как предвестника социологии? Какое имеется оправдание того факта, что его не считают одним из отцов-создателей социологии?
Первой причиной служит то, что слова «социология» не существовало во времена Монтескье и этот термин, вошедший постепенно в употребление, был создан О. Контом.
Вторая причина гораздо глубже и заключается в том, что Монтескье не исследует современного общества. Те, кого считают основателями социологии, — Конт или Маркс — в качестве объектов своих исследований брали типичные, характерные черты современного общества, то есть общества, которое считается в высшей степени индустриальным, или капиталистическим. Монтескье же не только не рассматривал общество как объект для размышлений, но даже категории оценки, использованные им, были в основном категориями классиче-
75

ской политической философии. Наконец, в работе «О духе законов» автор не отдает предпочтения ни экономике, ни обществу по отношению к государству.
Монтескье в каком-то смысле последний из классических философов, а в каком-то — первый из социологов. Он остается еще классическим философом в той мере, в какой он считает, что общество в основном определяется своим политическим строем, а также в своей концепции свободы. Но в то же время он вновь и вновь интерпретирует классическую политическую мысль в глобальной концепции общества и стремится трактовать все аспекты человеческой общности с социологической точки зрения.
Добавим, наконец, что Монтескье не знает веры в прогресс. Но в том, что он не поверил в прогресс в том смысле, в каком в него поверил Конт, нет ничего удивительного. Сосредоточив все внимание на политическом строе, он не усмотрел в ходе истории последовательного движения к лучшему. Политическая судьба до наших дней складывалась, как это увидел вслед за многими другими Монтескье, из чередования взлетов и падений. Монтескье, таким образом, не постиг идеи прогресса, которая естественно возникает, когда предметом изучения становится экономика и наука. Экономическую же философию прогресса мы находим у Маркса; философию научного прогресса человека — у Конта.
Биографические данные
1689 г., 18 января. Родился Шарль Луи де Секонда (замок Ла Бред под Бордо).
1700—1705 гг. Учеба в коллеже.
1708—1709 гг. Изучает право сначала в Бордо, затем в Париже.

1717—1721 гг. Изучает естественные науки и пишет ряд работ об эхо, о функции почек, весе тела, прозрачности и др.
1721 г. Анонимная публикация «Персидских писем». Книга моментально становится известной.
1722—1725 гг. Живет в Париже, ведет светскую жизнь. Встречается с окружением герцога Бурбонского, маркизой де При, посещает салон мадам Ламбер, клуб «Антресоль», где читает свой «Диалог Суллы и Эвкрата».
1725 г. Анонимная публикация «Книдского храма». Оставляет пост председателя парламента Бордо и возвращается в Париж.
76

Позже в работе «Мысли и фрагменты» Монтескье напишет: «Что мне всегда давало повод плохо думать о себе, так это то, что в Республике очень мало профессий, к которым я бы действительно был годен. Что касается моей профессии председателя, то к ней мое сердце было открыто; я достаточно разбирался в самих вопросах; однако что касается процедуры, я в ней ничего не смыслил. Тем не менее я остался, но что меня больше всего угнетало, так это то, что у глупцов я видел тот самый талант, который, так сказать, меня избегал».
1728 г. Избрание во Французскую академию. Путешествие в Германию, Австрию, Швейцарию, Италию и Голландию, откуда лорд Честер-фильд увозит его в Англию.
1729—1730 гг. Пребывание в Англии.
1731 г. Возвращение в замок Ла Бред, где отныне он посвятит себя работе над книгой «О духе законов».
1734 г. Публикация «Размышлений о причинах величия и падения римлян».
1748 г. Публикация книги «О духе законов», изданной в Женеве без указания имени автора. Успех значителен, но книгу больше комментируют, чем читают.
1750 г. Дискуссия в защиту «О духе законов» против нападения иезуитов и янсенитов.

Примечания
Вспоминается шутка, кстати весьма спорная, Дж. М. Кейнса в его предисловии к французскому изданию «Общей теории занятости, заинтересованности и финансов»: «Монтескье — самый крупный французский экономист, которого можно сравнить с Адамом Смитом и который превосходит всех физиократов на сто голов своей проницательностью, ясностью мыслей и здравомыслием (качество, которым должен обладать каждый экономист)» (J. М. Heynes. Theorie generale de l'emploi, de l'interet et de la monnaie. Paris, Payot, 1953, p. 13).
«Различие между природой правления и его принципом таково: природа есть то, что делает его таким, каково оно есть; а принцип — это то, что заставляет его действовать. Первая есть его особенный строй, а второй — человеческие страсти, которые двигают им. Но законы должны в такой же степени соответствовать принципу каждого правительства, как и его природе» (L'Esprit des lois. Liv.IlI, chap.l; ?uvres completes, t.ll, p.250 et 251).
о
«Ясно ведь, что монархия, при которой лицо, заставляющее исполнять законы, считает себя выше законов, не имеет такой надобности в добродетели, как народное правление, при котором лицо, заставляющее исполнять законы, чувствует, что само подчинено им и само несет ответственность за их исполнение... Когда эта добродетель исчезает, честолюбие овладевает всеми сердцами, каковые могут вместить его, и все заражаются корыстолюбием» (ibid., р.251 et 252). «Природа чести требует предпочтений и отличий» (ibid., р.257).
Глубокая разница между республикой и монархией отмечается, по Правде говоря, уже у Макиавелли: «Все государства, все власти, кото-
77

рые правили и правят людьми, были и есть или республики, или княжества» (Le Prince. Chap.1 ; ?uvres completes, Pleiade, p.290).
По этому вопросу см.: F.Т.Н. Fletcher. Montesquieu and English politics. London, 1939; а также P.M. Spurlin. Montesquieu in America, 1760— 1801. Louisiana State University, 1940.
Точка зрения Локка, которую изучает Монтескье, представлена в «Двух трактатах о государственном правлении». В первом вскрываются и опровергаются ложные принципы и обоснования сэра Роберта Филмера и его последователей; второй представляет собой опыт об истинном происхождении, объеме и цели гражданского правления (J. Locke. Two Treaties of Government. London, 1690; Джон ЛоккИзбранные философские произведения. M., 1960, т.Н, с.491. — Прим. ред.).
Теория властей и отношений между ними у Локка изложена в трактате «О гражданском правлении», в главах XI—XIV. В главе XII Локк различает три типа власти: законодательную, исполнительную и федеративную власть государства. «Законодательная власть — это та власть, которая имеет право указывать, как должна быть употреблена сила государства для сохранения сообщества и его членов». Что же касается исполнительной власти, то «необходимо, чтобы псе время существовала власть, которая следила бы за исполнением тех законов, которые созданы и остаются в силе». Она охватывает, таким образом, одновременно и административные функции и правосудие.
Кроме того, «существует еще одна власть в каждом государстве, которую можно назвать природной, так как она соответствует той власти, которой по природе обладал каждый человек до того, как он вступил в общество... Таким образом, принимая это во внимание, все сообщество представляет собой одно целое, находящееся в естественном состоянии по отношению ко всем другим государствам или лицам, не принадлежащим этому сообществу...
Следовательно, сюда относится право войны и мира, право участвовать в коалициях и союзах, равно как и право вести все дела со всеми лицами и сообществами вне данного государства; эту власть, если хотите, можно назвать федеративной...
Две власти, исполнительная и федеративная, хотя они в действительности отличаются друг от друга, так как одна из них включает в себя исполнение муниципальных законов общества внутри его самого по отношению ко всему, что является его частями, другая же включает в себя руководства внешними безопасностью и интересами общества в отношениях со всеми теми, от кого оно может получить выгоду или потерпеть ущерб, все же эти два вида власти почти всегда объединены...
Невыполнимо сосредоточивать силу государства в руках различных и друг другу ие подчиненных или же создавать такое положение, когда исполнительная и федеративная власть будут доверены лицам, которые могут действовать независимо, вследствие чего сила общества будет находиться под различным командованием, а это может рано или поздно привести к беспорядку и гибели» (J. Locke. Essai sur le pouvoir civil. Paris, P.U.F., J.-L. Fyot, 1953; ДжонЛоккСочинения. M., «Мысль», 1988, т.З, с.347—348. — Прим. ред.).
Эта концепция не совсем новая. Толкование римской конституции с идеей разделения и равновесия властей и социальных сил уже присутствует в теории смешанного строя Полибия и Цицерона. Авторы теории более или менее четко представляли себе это разделение и это равновесие как необходимое условие свободы. Однако особенно близкое идеям Монтескье толкование можно прочитать у Макиавелли: «Я заявляю тем, кто осуждает ссоры между сенатом и народом: они осуждают то, что было принципом свободы, и их больше поража-
78

ет крик и шум, который они создают на городской площади, чем доброе дело, которое они делали. Во всей Республике имеется две партии — партия избранных и партия народа, и все законы, способствующие свободе, рождаются только из их противоборства» (Machiavelli. Discours sur la Premiere Decade de Tite-Live. Liv.I, chap.4).
Q
Тема разделения властей является одной из главных тем официальной конституционной доктрины де Голля. «Все принципы и весь опыт требуют, чтобы общественные власти — законодательная, исполнительная, судебная — были бы четко разделены и совершенно уравновешены» (Речь в Байё, 16 июня 1946 г.). «Пусть существует правительство, которое создано, чтобы править, пусть ему для этого будут даны время и возможность, пусть оно не будет отвлекаться ни на что другое, кроме своей задачи, чем заслужит поддержку всей страны. Пусть существует парламент, предназначенный для того, чтобы представлять общественную волю нации, принимать законы, контролировать исполнительную власть без претензии на выход за рамки своей роли. Пусть правительство и парламент сотрудничают, но остаются разделенными в отношении своих обязанностей и пусть ни один член одного органа не будет одновременно членом другого. Такова уравновешенная структура, которую должна приобрести власть... Пусть судебной власти будет обеспечена независимость и она останется хранительницей свободы каждого. Компетентность, достоинство, беспристрастность государства будут лучше гарантированы» (Речь на площади Республики, 4 сентября 1958 г.). Отметим тем не менее, что по Конституции 1958 г. исполнительная власть может приостанавливать действия законодательной с большей легкостью, чем законодательная может это делать с исполнительной.
О том, как интепретируют юристы теорию разделения властей Монтескье, см. также: L. Duguit. Traite de Droit constitutionnel, vol.I; R. Carre de Malberg. Contribution a la theorie generale de l'etat. Paris, Sirey, t.I, 1920; t.II, 1922, notamment t.II, p.1 — 142; Ch. Eisenmann. «"L'Esprit des lois" et la separationt des pouvoirs». — In: «Melanges Carre de Malberg». Paris, 1933, p. 190 sq.; «La pensee constitutionnelle de Montesquieu». — In: «Recueil Sirey du Bicentenaire de "L'Esprit des lois"». Paris, 1952, p.133—160. q
Такое толкование принадлежит, в частности, Луи Альтюссеру, см. его книгу «Монтескье, политика и история» (L. AHhusser. Montesquieu, la politique et l'histoire. Paris, P.U.F., 1959, 120 p.).
Кстати, в анализе республики, по мнению Монтескье, вопреки главной мысли о том, что природа республики суть свобода граждан, мы находим дифференциацию между массами народа и элитой.
Дидро, энциклопедисты, и особенно Вольтер, защитник Калласа, Сирвена, Ла Барра и других жертв правосудия того времени, автор «Опыта о вероятностях в деле правосудия» (1772 г.), проявляли большой интерес к вопросам уголовного права в XVIII в. Однако политика по этому вопросу привлекла внимание общественности после появления в 1764 г. трактата «О преступлениях и наказаниях» миланца Чезаре Беккариа (1738—1794). Эта работа, написанная автором, когда ему было 26 лет, тут же нашла отклик во всей Европе и, в частности, была прокомментирована Морелли, Вольтером и Дидро. В своем трактате Беккариа развивает мысль о том, что наказание должно быть основано не на принципе restitutio juris, а на релятивистском и прагматическом принципе punitur ne peccetur. Кроме того, он категорически критикует уголовную процедуру (или, точнее, отсутствие процедуры) того времени и требует, чтобы наказание было соразмерно тяжести преступления. Эта работа обосновывает современную крими-
79

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Арон Р. Этапы развития социологической мысли социологии 1 стоимости
Революция 1848 года случай с огюстом контом самый простой франции революция
Немыслимо общество
чувства
Будто революционный кризис простая