<<<     ΛΛΛ     >>>   

точки зрения остатков, и, кроме того, к подмене объяснения констатацией.
Привожу любимый пример Парето. Антропологи отмечают, что индивиды наделяют специальным значением место или вещь, камень или элемент. Некоторые пытаются объяснить такие комбинации, отыскивая систему мышления, придающую ей смысл. Парето возражает, что этот способ объяснения сводится к серьезному рассмотрению производных — второстепенных явлений, не детерминантов поведения, которые могут бесконечно обновляться без модификаций аффективных «агрегатов». Верно, что интеллектуальная система не обязательно детерминант поведения, но, если им объяснять аффективные «агрегаты», утверждая, что они суть образцы остатков второго класса, дух сопротивления подскажет, что объяснение столь же убедительно, как и объяснение действия наркотика усыпляющими свойствами. В конце концов, объяснять аффективные системы остатками «незыблемости агрегатов» — значит рисковать дать псевдообъяснение.
Иными словами, оттого, что Парето не заботят ни психологические механизмы, которые выявляют Ницше и Фрейд, ни социальные механизмы конкретного общества, которые пытается анализировать Маркс, промежуточный метод социологических обобщений остается формальным. Я не решился бы сказать, что результаты ложны, но, возможно, они не всегда поучительны.
В заключение можно констатировать, что Парето различает шесть классов остатков. Но во второй части «Трактата», там, где он приступает к рассмотрению циклов взаимозависимости, оказывается, что важную роль играют только два класса: «инстинкт комбинаций» и «незыблемость агрегатов». Инстинкт комбинаций — это начало интеллектуального поиска, прогресса науки и развития эгоизма, т.е. он одновременно основа высших цивилизаций и причина их падения. Незыблемость агрегатов становится эквивалентом системы религиозных, национальных, патриотических чувств, которые поддерживают общества.
Возникает неожиданное и немного досадное впечатление, будто снова слышен голос философа эпохи Просвещения, ценности которой частично изменились. В сущности, с одной стороны, наблюдается прогресс разума и критического духа, а с другой — мы видим, как священники всех церквей распространяют иллюзии и поддерживают заблуждения с той оговоркой, что смысл суеверия — не творчество священников, как сказали бы энциклопедисты, а постоянное проявление человеческой потребности в бездоказательной вере или в полной самоотдаче во власть мифам. В этом смысле Парето про-

должает рационалистическое направление XVIII в., хотя он, может быть, переходит от непомерных надежд на него к преждевременному отказу от него. Какова бы ни была правда в этом противопоставлении, нельзя не задаться вопросом: нужно ли столько глав, страниц и примеров, чтобы снова обнаружить старинную антитезу логического поведения и поступка, вызванного восприятием научного разума и религиозного суеверия, подаваемую в качестве фундаментальной структуры человека и обществ?
Если первая часть «Трактата» мне представляется недостаточно психологичной, то вторая, напротив, слишком психологична. Эта критика — не парадокс. Используемый в первой части генерализующий метод в силу своей направленности и отказа от анализа чувств останавливается на пороге психологии. Но во второй части приводятся в основном психологические характеристики элит. Элиты жестокие и хитрые, преобладание остатков первого или второго классов — все эти понятия, по сути дела, психологические. Перипетии национальных историй интерпретируются и объясняются с помощью чувств, настроений, установок элит и масс. В пробуждении патриотических и религиозных чувств в начале XX в. Парето видит скорее пример неизменности в $р-знании людей одних и тех же остатков и, сверх того, пример детерминации исторических событий колебаниям^ чувств людей. Разумеется, Парето признает, что ход истории зависит больше от организации общества, чем от чувств индивидов: «Основное в феномене — это организация, а. йе сознательная воля индивидов, которые в определенных случаях могут быть даже вовлечены организацией туда, куда не завела бы их собственная воля» (Traite de sociologie generale, § 2254). Но последние страницы «Трактата» представляют собой нечто вроде резюме истории античности с точки зрения остатков первого и второго классов, хитрых и жестоких элит. Такой способ интерпретации если и содержит часть истины, то оставляет и чувство неудовлетворенности.
Парето стремится разработать общую систему интерпретации, которая служила бы упрощенной моделью, сравнимой с моделью теоретической механики. Он признает, что его положения слишком схематичны, требуют упрощения и вызывают путаницу. Но полагает он, что наряду с циклами взаимозависимости он выявил общие признаки общественного равновесия. Итак, можно считать, что некоторые из этих положений верны, что они эффективно приложимы ко всем обществам и что тем не менее они не схватывают главного. Другими словами, общее в социологии — не обязательно существенное, самое интересное или самое важное.
476

Парето утверждает, что во всех обществах есть привилегированное меньшинство, или элита в широком смысле, в которой можно выделить правящую элиту в узком смысле. Это положение мне кажется бесспорным. Все известные общества вплоть до настоящего времени — общества неравенства. Допустимо, следовательно, отличать меньшинство, занимающее лучшие с экономической или политической точек зрения позиции, от большинства. Парето утверждает далее, что привилегированные меньшинства удерживают свои позиции, сочетая силу с хитростью. Если хитростью называть все средства убеждения, я решительно признаю, что он прав. Как иначе мог бы человек командовать большинством, не используя силы или не убеждая его в необходимости повиновения? Формула, согласно которой меньшинства правят с помощью силы или хитрости, несомненна при условии придания обоим терминам довольно неопределенного значения. Но как мне представляется, далее встают интересные проблемы. Каковы реальные отношения между привилегированным меньшинством и большинством? На какие принципы легитимности ссылаются разные элиты? Каким способом удерживаются элиты? Каковы возможности проникновения в элиту тех, кто к ней не принадлежит? В контексте наиболее общих положений значительными и в силу этого наиболее важными мне кажутся исторические различия. Несомненно, что Парето ничуть не оспаривал бы мои замечания. Он ограничился бы таким ответом: он напоминает об этих общих положениях потому, что управляющие и даже управляемые постепенно их забывают. Он не отрицает значительных различий между разными способами осуществления власти разными политическими классами и знает о последствиях этого разнообразия для управляемых. И все-таки явно или неявно проявляется стремление уменьшить различия между режимами, элитами, способами правления. Он внушает, что «чем больше изменений, тем больше это одно и то же», что, следовательно, история бесконечно повторяется, что различия между видами режимов второстепенны. Вольно или невольно он учит более it/?? менее безропотному согласию с ходом вещей и почти автоматически называет призрачными стремления к изменению организации обществ с точки зрения так называемой справедливости.
Итак, мои возражения следующие. Парето, с одной стороны, характеризует режимы скорее через психологию элит, чем организацию власти и общества, а с другой — он подразумевает, что всеобщее есть к тому же самое важное. Тем самым он путает свойственные всем обществам признаки с важными признаками любого общественного порядка, обесцени-
477

вает историческое многообразие и лишает почти всякого значения сам процесс становления.
Мое последнее замечание касается теории логического и нелогического. Согласно определению Парето, нелогические поступки могут делиться на несколько категорий, а логический или нелогический характер действия оценивается наблюдателем с точки зрения его знаний, а не субъекта действия. При таких условиях поступок, продиктованный научной ошибкой, а также инспирированный иллюзиями или мифами, — нелогический. Поступки, называемые нами символическими или обрядовыми, потому что у них нет иных целей, кроме проявления чувств по отношению к существам или вещам, воспроизводящим ценность, суть нелогические. Наконец, нелогическим является религиозное или магическое действо.
Правильно ли подводить под одну категорию научные ошибки, суеверия, кажущиеся нам сегодня анахронизмом, поступки, внушенные оптимизмом или идеализмом, ритуальное поведение, магические обряды? В самом ли деле речь идет об одной категории? Можно ли, как это делает Парето, считать, что все эти акты, будучи нелогическими, детерминируются не умозаключениями, а чувствами или состояниями духа? Дуализм «логическое — нелогическое» служит введе-J
нием в дуализм поступков, детерминируемых разумом и ствами или состоянием духа. Может быть, эта простенькая антиномия не только опасна, но и деформирует реальность? Очевидно ли, что поведение, управляемое, по-видимому, научными положениями, которые задним числом оказываются ошибочными, может объясняться механизмом, сравнимым е тем, который проясняет ритуальный обряд или революционное действие19.
Бесспорно, можно постепенно усложнять классификацию Парето, но дуализм логических и нелогических поступков, ведущий к противопоставлению рассудочных поступков и поступков, диктуемых чувством, опасно схематичен. Он приводит Парето к дуалистическому представлению о природе человека, затем к дуалистической типологии элит и режимов. Эти стилизованные антагонизмы могуг порождать философию, которой он лично не придавал бы значения, но от которой ему трудно отречься полностью. Раз уж, в конце концов, успех — единственное бесспорное оправдание власти элиты, ему хочется найти его с помощью кратковременно действенных средств. По отношению к плутоватой элите, т.е. элите, стремящейся убеждать, революционер прибег бы с чистой совестью к принуждению. Не заканчиваются ли благие пожелания разрушением общества, как способствуют рни и деградации литературы?
478

Биографические данные
1848 г., 15 июля. Рождение в Париже Вильфредо Парето. Его семья, родом из Лигурии, В начале XVIII в. пополнила ряды знати и вошла в патрициат Генуи. Дед, маркиз Джованни Бенедетго Парето, в 1811 г., при императоре Наполеоне, был произведен в бароны. Отец, сторонник Мадзини, был выслан за свои республиканские и антипьемонтовские взгляды; в Париже он женился на Мари Ме-тенье, матери Вильфредо.
1850 г. Семейству Парето разрешено вернуться в Италию. Парето получает классическое среднее образование, затем учится в Политехническом университете в Турине.
1860 г. Парето защищает диссертацию на тему: «Основные принципы равновесия твердых тел».
1874—1892 гг. Парето живет во Флоренции. Поработав инженером путей сообщения, он становится главным управляющим металлургических заводов Италии. По служебным делам он должен выезжать за границу, в особенности в Англию. Он участвует совместно с флорентийским обществом Адама Смита в кампаниях против государственного социализма, протекционизма и милитаристской политики итальянского правительства. В этот период он — демократ и последовательный сторонник либерализма.
1882 г. Он выдвигает себя — но безуспешно — в депутаты от округа Пи-стуа.
1889 г. Женитьба на Александре Бакуниной, русской по происхождению. В этом же году он участвует в работе конгресса «За мир и международный арбитраж» (г. Рим). По его предложению конгресс высказывается в пользу свободы торговли.
1891   г. Парето знакомится с «Принципами чистой экономики» Мафео
Панталеони. Последний знакомит Парето с произведениями Вальра,
Курно и Эджуорта. Одйа из его лекций в Милане запрещена поли
цией. Знакомство с Л. Вальра. Итальянское правительство отказыва
ет ему в разрешении читать бесплатно курс политэкономии.
1892—1894 гг. Парето публикует ряд разработок по основным проблемам чистой экономики, математической экономии и другим направлениям экономической теории.

1896—1897 гг. В Лозанне на французском языке опубликован «Курс политэкономии»-.
1898 г. Парето получает в наследство от своего дяди огромное состояние. У себя в Швейцарии он принимает итальянских социалистов, которым пришлось скрываться от репрессий, последовавших за мятежами в Милане и Павии.
1901 г. Парето поселяете·.! в Селиньи, в кантоне Женева, на берегах Женевского озера, на своей вилле «Ангора». Его взгляды становятся более консервативными и вступают в противоречие с гуманитаризмом декадентской буржуазии. Поездка в Париж для чтения курса в Высшей школе. Жена оставляет его и уезжает в Россию. Парето немед-
479

ленно требует развода. С 1902 г. он будет жить с Жанной Режи, на которой женится незадолго до смерти и которой посвятит «Трактат по общей социологии».
1901—1902 гг. В Париже на французском языке издана работа «Социалистические системы».
1907 г. В Милане издан «Учебник политэкономии» (на итал. яз.).
1907—1908 гг. Будучи больным, Парето постепенно уступает чтение курса политэкономии Паскалю Бонинзеньи. В 1912 г. он прекратит преподавание экономики и сохранит за собой лишь сокращенный курс социологии.
1909 г. Значительно переработанный французский перевод «Учебника политэкономии».
1911 г. В Париже на французском языке опубликован «Добродетельный миф и безнравственная литература».
1916 г. Парето в последний раз читает серию лекций по социологии. Во Флоренции издан «Трактат по общей социологии».
1917—1919 гг. В Лозанне и в Париже выходит французский перевод «Трактата по общей социологии».
1918 г. Юбилей Парето в университете Лозанны.

1923 г., 19 августа. Парето умирает в Селиньи, где и похоронен.
Примечания
Дойдя до этого места, читатель, возможно, уже заметил, что наши исследования сходны с теми, которые привычны для филологии, а именно с изучением основы и окончания при словообразовании. Это не искусственная аналогия. Она проистекает из того факта, что в обоих случаях речь идет о результатах деятельности разума, имеющих общее основание.
«Это не все. Есть также сходства другого рода. Современной филологии хорошо известно, что язык — это организм, сформировавшийся по своим собственным законам; он не был сотворен искусственно. Только некоторые технические термины, такие, как кислород, метр, термометр и т.п., суть продукты логического мышления ученых. Они соответствуют логическим действиям в обществе, между тем как формирование большинства слов, используемых большинством людей, соответствует нелогическим действиям. Социологии пора бы двигаться вперед и постараться достичь уровня, на котором уже находится филология» (Traite de sociologie generale, § 879, 883).
480

Нельзя понять эту сторону учения Парето, если не помнить о его в высшей степени либеральных убеждениях. Точно так же Парето взял под защиту католическое духовенство, гонимое во Франции радикалами и блоком левых сил в начале нашего века, или социалистов, преследуемых в Италии в 1898 г. По сути дела, он против любых инквизиций. Книга Джузеппе Ла Ферла «Вильфредо Парето, философ-вольтерьянец» (Флоренция, 1954 г.) хорошо показывает эту грань личности автора «Трактата по общей социологии».
Исследуя этот род остатка, Парето проводит глубокий и интересный анализ требований уравнительства, лицемерие которых он стремится разоблачить. Он охотно сказал бы, как и Дж. Оруэлл в книге «Скотный двор», что все сторонники эгалитаризма согласны с формулой: «Все животные равны, но некоторые более равны». Парето пишет так: «За требованиями равенства почти всегда скрываются требования привилегий» (ibid., § 1222). «Говорят о равенстве, чтобы добиться его вообще. Затем делают бесконечное число исключений, чтобы отвергнуть его частным образом. Им должны пользоваться все, а пользуются лишь некоторые» (ibid., § 1222). «У наших современников равенство есть догмат веры; но это не мешает существованию во Франции и Италии огромного неравенства между «сознательными» и «несознательными» трудящимися, между простыми гражданами и теми, кому протежируют депутаты, сенаторы, выборщики. Есть притоны, которые полиция не осмеливается трогать, потому что обнаружила бы в них законодателей или других важных лиц» (ibid., § 1223). Эти замечания содержат красноречивую критику общественного лицемерия, констатируют разницу между провозглашенными обществом идеалами и повседневной реальностью.
Известна книга S. Tchakhotine. Le viol des foules par la propagande politique. Paris, 1952. Современная социологическая литература, посвященная средствам пропаганды, представлена главным образом на английском языке. Приведем несколько характерных цитат из Гитлера: «Люди в подавляющем большинстве так по-женски настроены, что их мнениями и действиями гораздо чаще управляют чувственные восприятия, чем чистое размышление. Эти восприятия отнюдь не утонченны, они простоваты и ограниченны. В них совсем нет нюансов, только позитивные или негативные понятия любви и ненависти, справедливости и несправедливости, правды и лжи; получувств не существует». «Весь талант, проявившийся в организации пропаганды, будет растрачен попусту, если он не основывался неукоснительно на фундаментальном принципе. Нужно ограничиваться небольшим числом идей и постоянно их повторять» {Adolf Hiller. Madoctrine. Paris, Fayard, 1938, p. 61, 62).
Парето очень часто возвращается к этой мысли, ибо боится быть неправильно понятым,,,«Остережемся опасности приписывать объективное существование остаткам или даже чувствам. В реальности мы наблюдаем только людей, находящихся в состоянии, которое мы зовем чувствами» (Traite de sociologie generale, § 1690).
Жорж Сорель (1847—1922) — современник Парето, бывший с ним в тесном эпистолярном и интеллектуальном контакте. У него много общего с автором «Трактата по общей социологии». Он тоже получил естественно-научное образование (учился в Высшей политехнической школе); как и Парето, работал инженером (в дорожном ведомстве), как и Парето, интересовался экономикой (опубликовал «Введение в современную экономику»), как и Парето, не скрывал своего презрения к декадентской буржуазии. Немало мыслей Сореля созвучны положениям Парето, но Сорель одновременно более близок к
481

марксизму, в большей мере идеалист и главное — более туманен, чем Парето. Идеи Сореля в Италии нашли большой отклик как среди ученых, так и среди фашистских и социалистических идеологов. Об отношениях между Парето и Сорелем см.: Т. Giacalone-Monaco. Pareto e Sorel. Riflessioni e ricerche. Padone, C.E.D.A.M., t. I, I960, t. II, 1961.
Во введении к работе «Социалистические системы», предшествовавшей «Трактату по общей социологии», Парето так определяет феномен правящей элиты: «Люди могут неравномерно распределяться на пирамидах, немного напоминающих волчки, в зависимости от того, обладают они или нет более или менее вожделенными ценностями или качествами — богатством, умом, моральными достоинствами, политическим талантом. Одни и те же индивиды занимают одни и те же места на одних и тех же фигурах только согласно гипотезе, которую мы только что набросали. В самом деле, было бы явно абсурдным утверждать, будто индивиды, занимающие высшие позиции на фигуре, представляющей распределение математического или политического таланта, — это те же самые люди, которые занимают высшие позиции на фигуре, обеспечивающей распределение богатств. Но если расположить людей соответственно их степени слияния, а также политической и общественной власти, то в этом случае в большинстве обществ одни и те же люди, по крайней мере частично, займут одинаковое место и на той фигуре, и на фигуре распределения богатства. Так называемые высшие классы суть также обычно самые богатые. Они представляют «элиту, аристократию»» (Les Systemes socialistes, t. I, p. 27—28).
О Паретовом законе распределения доходов, помимо «Курса гголита-ческой экономии» и «Учебника политической экономии», см.: «Сочинения о кривой распределения богатств». Этот закон Парето породил значительную экономическую литературу.
Г. Моска развил свою теорию правящей элиты и политики за 17 лет до появления «Социалистических систем» в работе: «Sulla teoria dei governi et sul governo Parlamentare» (1884). Заимствование далеко не· очевидно. Но, как об этом пишет Буске, «Моска очень любезно потре-, бовал, чтобы Парето признал его приоритет; последний отказался, ответив, что точки соприкосновения сводятся к банальным идеям, уже изложенным Бёклем, Тэном и др. Моска смог добиться лишь упоминания своего имени в дерзкой и несправедливой форме в примечании к «Учебнику» на итальянском языке (впрочем, не вошедшем в текст «Учебника» на французском языке)». Позднее Моска развил свою мысль в работе «Элементы политической науки».
См. статью Ж. Монро «Политика со знанием дела» в: «Ecrits pour une Renaissance», Paris, Pion, 1958.
Социологическая теория обоюдной зависимости является переложением экономических теорий всеобщей взаимозависимости и равновесия, которые Парето развил в «Курсе» и в «Учебнике», но суть которых была сформулирована Леоном Вальра в его «Элементах чистой экономики».
1 1
«Под термином «капиталисты» понимали и все еще понимают, с одной стороны, лиц, извлекающих доходы из своих земель и сбережений, а с другой — предпринимателей. Эта путаница сильно мешает познанию экономического феномена и тем более — феномена общественного. По сути обе категории капиталистов зачастую имеют разные, порой противоположные интересы, противодействующие друг другу даже больше, чем интересы так называемых классов «капиталистов» и «пролетариев». С экономической точки зрения для пред-
482

принимателя выгодно, чтобы доход со сбережений и других капиталов, которые он арендует у собственника, был минимальным; наоборот, для этих производителей выгодно, чтобы он был максимальным. Вздорожание товара, который он производит, выгодно предпринимателю. Ему неважно вздорожание других товаров, если он находит компенсацию в преимуществах своего производства, в то время как всякий рост цен вредит владельцу простого накопления. Что касается Предпринимателя, то налоговый сбор с производимого им товара мало ему мешает, иногда он им пользуется, чтобы сдержать конкуренцию. Налоги всегда мешают потребителю, доходы которого определяются его сбережениями. В общем, предприниматель почти всегда может возместить за счет потребителя рост издержек, вызванный тяжелыми налогами. Простой владелец сбережений почти никогда этого сделать не сможет. Точно так же часто мало вредит предпринимателю удорожание рабочей силы: оно ограничено существующим договором, — между тем как предприниматель может возместить убытки при заключении договоров в будущем путем увеличения цены на продукцию. Наоборот, простой обладатель сбережений обычно переносит рост цен, никоим образом не будучи в состоянии возместить ущерб. В этом случае, следовательно, предприниматели и их рабочие имеют общий интерес, противоположный интересу простых обладателей сбережений. Точно так же обстоит дело с предпринимателями и промышленными рабочими, пользующимися мерами протекционизма... Противоречия не менее значимы в социальном плане. Среди предпринимателей есть люди, у которых хорошо развит инстинкт комби-. национный, необходимый для успеха в этой сфере деятельности. Те, у кого преобладают остатки незыблемости агрегатов, остаются простыми обладателями сбережений. Вот почему предприниматели обычно люди отважные, ищущие новое как в экономической, так и в соци-. альной сферах. Им нравится движение, они надеются извлекать из него пользу. Простые обладатели сбережений, наоборот, чаще люди спокойные, боязливые; у них, как у зайцев, всегда ушки на макушке. Они мало надеются на изменения и очень боятся их, т. к. знают по тяжелому опыту, что они почти всегда требуют расходов» (Traite de sociologie generale, § 2231, 2232).
13
«Процветание в наших краях, хотя о нем можно говорить только отчасти, есть следствие свободы действия элементов с экономической и социальной точек зрения истечение определенного периода XIX в. Теперь начинается кристаллизация, в точности как в Римской империи. Она желанна населению и во многих случаях, по-видимому, увеличивает богатство. Без сомнения, мы еще далеки от того состояния, когда рабочий окончательно соединен со своим ремеслом; но рабочие союзы, ограничения связей между государствами направляют нас на этот путь. Соединенные Штаты Америки, созданные переселенцами и обязанные им cboh^i нынешним процветанием, стремятся теперь всеми средствами отталкивать от себя эмигрантов. Другие страны, например Австралия, поступают так же. Рабочие синдикаты стараются лишить работы тех людей, которые не вступили в синдикаты. Вместе с тем они далеки от согласия принять всех. Правительства и коммуны с каждым днем все больше вмешиваются в экономические дела. Их подталкивает к этому воля населения, часто с явной выгодой для себя. Очевидно, что мы движемся по кривой, похожей на ту, по которой после создания империи прошло римское общество, после периода процветания пришедшее к упадку. История никогда не повторяется, и едва ли — если только не верить в «желтую опасность» — будущий период и новое процветание явятся следствием другого нашествия варваров.    Более    вероятно,    что    новый    период    станет   результатом
483

внутренней революции, наделившей властью индивидов, которые с избытком обладают остатками второго класса, умеют, могут и хотят пустить в ход силу. Но эти далекие и неопределенные возможности принадлежат больше области фантазии, чем экспериментальной науке» (Traite de sociologie generale, § 2553).
Презрительное отношение к декадентской буржуазии заставило Па-рето написать: «Так же как римское общество было спасено от разрушения легионами Цезаря и Октавиана, наше общество, возможно, однажды будет спасено от падения теми, кто станет тогда наследниками наших синдикалистов и анархистов» (Traite de sociologie generale, § 1858).
Эту статью, озаглавленную «Социология Парето», см. в : «Zeitschrift fur Sozialforschung», VI, 1937, p. 489—521.
Отношение Парето к фашизму всесторонне проанализировал Буске в работе «Парето — ученый и человек». По мнению Буске, «до прихода фашизма мэтр занял по отношению к нему самую сдержанную, временами почти враждебную позицию. Затем он выразил свое бесспорное одобрение той достаточно умеренной форме, которую приняло сначала фашистское движение. Это одобрение было сделано с оговоркой, подчеркивающей необходимость сохранения определенного числа свобод». Первого июня 1922 г., за пять месяцев до похода чернорубашечников на Рим, Парето писал другу: «Я могу ошибаться, но я не вижу в фашизме постоянной и глубокой силы». Но 13 ноября 1922 г., несколько дней спустя после захвата власти, он сказал, что как человек он счастлив, что фашисты победили, и счастлив как ученый, чьи теории подтвердились. Парето принял почести от нового режима: в декабре 1922 г. пост представителя Италии в Комиссии по разоружению Лиги Наций, в марте 1923 г. — кресло сенатора. Когдач последнее звание предлагала ему предшествующая власть, он от него отказался.
В марте 1923 г. он писал: «Если возрождение Италии знаменует изменение цикла, пройденного цивилизованными народами, Муссо} лини станет исторической фигурой, достойной античности»; и еще; «Франция сможет спасти себя, только если найдет своего Муссолини». Но в то же время он писал, что отказывается быть среди льстецов и «если спасение Италии, может быть, коренится в фашизме, то он несет и бедствия». Его мысль выражена, впрочем, очень ясно в теоретическом журнале фашистской партии «Жерарчия», где он опубликовал статью «Свобода». Фашизм, писал он, хорош не только потому, что он диктаторский по природе, т.е. способен восстановить пЬря-док, но и потому, что хороши были до сих пор результаты. Следует избавиться от нескольких подводных камней: воинственных авантюр, ограничения свободы прессы, обложения дополнительным налогом богатых и крестьян, подчинения церкви и клерикализму, ограничения свободы обучения. «Нужно, чтобы свобода обучения в университетах ничем не была ограничена, чтобы в них можно было читать теории Ньютона, как и Эйнштейна, Маркса, как и теории исторической школы».
Иначе говоря, Парето был благосклонен к пацифистскому, либеральному толкованию авторитарного режима в экономическом и интеллектуальном, светском и общественно консервативном планах. Он не был расположен ни к корпоративной системе, ни к Латеранским соглашениям, ни к захвату Эфиопии, ни к присяге на верность, к которой начиная с 1931 г. принуждали профессоров университетов; и, вероятно, его воодушевление и критика были направлены против всяких  гегелевских   и   националистических  отклонений  Джентиле,
484

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Стоимость любого товара в основном пропорциональна количеству вложенного в него среднего общественного труда
Тем более общественного порядка

Он проводит различие между положительными законами
Xx главах части второй книги второй демократии в америке