<<<     ΛΛΛ     >>>   

тельного. Экспериментальные или научные истины не слишком значимы в жизни человека, и в известном смысле можно было бы устранить их раз и навсегда как второстепенные. Логически-экспериментальные положения представляют реальные интересы только для немногочисленной категории людей, предпочитающих истину выгоде, что встречается в общественной или экономической сфере редко.
Уточняя таким образом характер логически-экспериментального и ненаучного мышления, Парето приходит к определению возможных связей между его собственной и Контовой концепциями познания.
Логически-экспериментальное мышление, считает он, в качестве отправной точки рассматривает экспериментальные факты и благодаря им восходит к псевдоэкспериментальным принципам. Когда им пользуются люди просвещенные, оно может достигнуть третьей фазы, фазы чувственных или метафизических абстракций, абстрактных формул, из которых авторы выводят все следствия, какие им нравятся. И наконец, в некоторых случаях оно может достигнуть самой удаленной от экспериментальных фактов четвертой фазы — персонификации чувственных или метафизических абстракций. Зато у некультурных людей меняется расстановка третьей и четвертой фаз. Обращение к собственным силам или к божеству для них ближе к экспериментальным фактам, чем чувственные или метафизические абстракции. «Нет нужды в огромной-работе воображения, чтобы наделить другие существа волей и идеями, обычно наблюдаемыми у человека. Гораздо легче представить себе Минерву, чем абстрактный разум. Легче понять Бога Декалога, чем категорический императив» (ibid., § 1533). Последняя категория людсй даже в наших обществах может, впрочем, остановиться на второй фазе псевдоэкспериментальных принципов и обходиться без чувственных или метафизических абстракций и персонификаций.
Обозначим эти три состояния (а), (Ь) и (с). Парето пишет: «Мы уже знаем, что эволюция не следует в одном-единствен-ном направлении^ что, следовательно, гипотеза о народе, который из состояния (с) переходит в состояние (b), a затем в состояние (а), не будет соответствовать реальности; но чтобы подойти к реальному феномену, мы можем начать с этой гипотезы и затем дополнить ее соображениями, которые приблизят нас к реальности. Если, таким образом, гипотетически народ проходит последовательно три состояния — (с), (Ь), (а), — то из этого следует сделанный нами вывод о том, что множество совершаемых нелогических поступков (с) и их элементарных объяснений постепенно создадут персонифицированные, а затем, посредством абстракций, метафизические объяс-
439

нения... До настоящего времени никогда не было не только целого народа, но и значительной части населения, достигшей такого уровня, чтобы давать исключительно логически-экспериментальные объяснения, и, таким образом, пребывающей в состоянии (А), когда люди неукоснительно применяют только логически-экспериментальный метод. Поистине не дано предвидеть, случится ли когда-нибудь такое. Но если мы рассматриваем ограниченное, даже очень ограниченное число просвещенных людей, можно сказать, что в наше время есть люди, приближающиеся к этому состоянию (А), и поэтому может так случиться — хотя способов доказательств нам недостает, — что в будущем большинство людей полностью достигнут этого состояния» (ibid., § 1534).
И немного далее Парето комментирует: «Гипотетический феномен, перед этим рассмотренный применительно ко всему населению, был отмечен с грехом пополам О. Контом и составляет основу его знаменитой теории фетишистского, теологического, метафизического и позитивного состояний. Он рассматривал эволюцию, которую можно было бы назвать сходной с эволюцией (с), (Ь), (а), (А)» (ibid., § 1536).
Сегодня просвещенные люди, если они не логически-экс
периментальные люди в Паретовом смысле или не позитиви
сты в Контовом смысле, прибегают к чувственным или мета
физическим абстракциям. Так, Дюркгейм пользуется идеей,
общества как принципом, с помощью которого появилась воз
можность вывести моральные или религиозные императивь}.
Чувственные абстракции Парето эквивалентны, следоватедь-
но, понятиям, которые Конт называл метафизическими. На
против, те, кто предпочитает персонификации абстракциям,
находятся еще на уровне теологического мышления, а те, кто
знает только псевдоэкспериментальные факты и принципы,
смешивая наблюдаемые факты с вымышленными объяснения
ми, по Конту, в сущности фетишисты.                                     „.
Тем не менее между замыслами Парето и Конта огромная разница. По Конту, эволюция человека, несмотря на отдельные задержки, продвигалась вперед от фетишизма к позитивизму, проходя теологическую и метафизическую стадии, тогда как, по Парето, эти четыре образа мышления нормально взаимодействуют на разных уровнях во все времена. Еще сегодня есть люди, не преодолевшие фетишистский или теологический способ мышления. Следовательно, для всего человечества нет обязательного перехода от одного типа мышления к другому. Закон трех состояний был бы верен, если бы все наши современники мыслили логически-экспериментально, но ничего подобного нет. Логически-экспериментальный метод охватывает лишь крайне ограниченную сферу мысли сегод-
440

няшних людей. И нельзя даже вообразить, что он может подчинить себе все мышление отдельных индивидов или обществ. Значит, нет перехода от одного типа к другому в виде единственного и необратимого процесса, а есть определяемые обществами и классами, преходящие колебания относительного влияния каждого из этих способов мышления.
Мы вправе констатировать только очень медленное расширение сферы, охватываемой логически-экспериментальной мыслью, о чем свидетельствует расцвет естествознания. Сегодняшнее человечество отводит больше места логически-экспериментальному методу, чем в прошлые эпохи. Но с одной стороны, этот прогресс окончательно не определился, а с другой — нельзя даже в воображении продолжать его до бесконечности. В сущности, немыслимо общество, которое было бы целиком подчинено логически-экспериментальному мышлению. Действительно, логически-экспериментальная мысль характеризуется согласованностью между обдуманными связями и объективной последовательностью и не предполагает определения целей. Однако люди не могут жить и действовать, не задаваясь целями, которые выдвигаются практикой, отличной от научной. Больше того, чтобы люди поступали логично, нужно, чтобы ими двигал разум, который обеспечивал бы параллелизм последовательностей мыслей и реальных событий. А ведь биологическая природа человека такова, что его поведение не может всегда мотивироваться рассудком.
«Остатки» и «производные» —- слова, произвольно выбранные для обозначения феноменов, выявленных путем индуктивного анализа. С помощыо конкретных производных, скажем форм поведения людей, анализируются проявления чувств, каковыми служат остатки, и псевдорациональные оформления, каковыми оказываются производные5.
Остатки не должны, значит, рассматриваться в качестве конкретных и автономных реальностей. Отдельные формы поведения человеку редко объясняются одним остатком. Их классификация не претендует на завершенность. Она просто подразумевает основные тенденции поведения людей и вместе с тем направленность их чувств. Тем не менее она сама по себе имеет огромное значение, т.к. доказывает, что поведение структурировано, а его мотивации не анархичны. Она свидетельствует о внутренней упорядоченности природы человека и о том, что можно обнаружить какую-то логику в нелогически-экспериментальном поведении людей, живущих в обществе.
441

Умопостигаемая структура остатков включает в себя шесть классов, из которых четыре основных можно характеризовать следующими терминами: «комбинация», «сохранение», «социальность», «целостность личности». Можно и далее упрощать, указав j что в большинстве остатков, относящихся к социальности или к целостности личности, обнаруживаются модальности остатков второго класса. Так, путем чрезмерного, но верного Паретовои ориентации упрощения мы придем к антитезе духа новизны, который служит первопричиной интеллектуального развития, и духа сохранения как необходимой спайки общественного порядка. «Незыблемость агрегатов», «социальность», «целостность личности» — эти три термина обозначают остатки, которые обычно соответствуют религиозным, общественным и патриотическим чувствам. Дух комбинации домогается разложения общественных систем, но стремится и содействовать прогрессу знания и высших форм цивилизации. На протяжении всей истории имеет место нечто вроде перманентной антиномии. Один и тот же инстинкт комбинации создает интеллектуальные ценности и разлагает общество.
Наряду со структурированием остатков» непосредственно навеянным работами Парето, можно разработать иную их классификацию, которая не изложена на страницах «Трактата по общей социологии», но может быть выведена из него.  -}у_
Вычленим первую категорию остатков: тех, которые определяют цели наших действий. Логически-экспериментальный остаток применяется только к отношению «средство — цель»; нужно же, чтобы цели задавались чем-то отличным от разума, т.е. чувствами. В первом значении остатки выражают, таким образом, психические состояния, фиксирующие цели, которыми каждый из нас задается в жизни.
Во-вторых, некоторые формы поведения не являются логически-экспериментальными, потому что они символические. К ним, например, относятся религиозные обряды, ибо их цель — не эффект, сравнимый с тем, к какому стремится инженер, командующий армией или спекулянт, а выражение или символизация чувств, испытываемых в отношении священных реалий. К этой второй категории принадлежат, таким образом, виды поведения, которые можно назвать ритуальными, нелогическими, потому что их значение проистекает только из их символического характера.
Третья категория форм поведения, которые тоже не допускают совпадения субъективного и объективного рядов, — формы политического поведения, направленного на идеальные цели и руководимого иллюзиями. Парето неутомимо воскрешает авантюры революционеров всех времен, которые постоянно обещают обновить традиционное общественное движе-
442

ние (сегодня, например, обещают бесклассовое общество) и, конечно, иногда достигают полезных результатов, но в целом отличных от поставленных ими идеальных целей. Здесь срабатывает теория мифов, заимствованная у Жоржа Сореля6. Люди действуют, исходя из идеальных представлений, которые не могут быть воплощены в реальности, но обладают огромной силой убеждения. Социалистические вожди вызывают энтузиазм рабочих с помощью мифа о всеобщей забастовке,, если пользоваться примером Сореля; кроме того, социалисты провоцируют восстание пролетариев, маня их к горизонту, за которым скрыто бесклассовое общество. Но, добавляет Парето, когда вожди восстания рабочих берут власть, они строят новое общество (лучше или хуже предыдущего — это неважно), очень далекое от того идеала, который они обещали массам до революции. Такое поведение можно назвать «поведение, управляемое иллюзией». Людям указана цель, социальное изменение вытекает из их поведения, но результат не совпадает с целью. Налицо несовпадение между субъективным и объективным рядами, но это несовпадение по своему характеру отличается от несовпадения в случае с ритуальным поведением.
Наконец, четвертая категория — формы поведения, определяемого логически-экспериментальными псевдорассуждениями или ошибками. Если правительство в целях восстановления равновесия платежного баланса решает увеличить пошлины или установить на границах административный контроль за привозными товарами и если эти меры вместо восстановления равновесия действуют в противоположном направлении, потому что под прикрытием таможенного покровительства цены в стране повышаются, а возможности экспорта уменьшаются из-за роста цен, то поведение оказывается нелогически-экспериментальным не потому, что оно вызвано иллюзией идеальной цели, не потому, что оно есть символический обряд, а просто потому, что оно руководствуется ложными теориями. Формы магического поведения, в глазах Парето, относились к этому типу, т.е. к поведению, детерминированному ложными посылками. Метод -анализа не соответствовал логически-экспериментальным требованиям.
Из этих четырех категорий остатков только четвертая достойна, в сущности говоря, быть названной алогичной. Нелогическое есть алогичное вследствие самого факта ошибки. В противоположность этому детерминация целей остатками нелогична, а не алогична, т. к. в любом случае нет логической детерминации целей. Точно так же не алогично, а нелогично ритуальное поведение. Выказывание почтения знамени с целью выразить любовь к родине есть форма алогичного поведения, потому что символическая демонстрация своей преданности
443

священной реальности — нормальная вещь. Что касается поведения, вызываемого иллюзией, то оно скорее объект ироничных замечаний. Если политические вожди, обещающие своим войскам идеальную цель, сами не верят в свою доктрину, они поступают логично. Если же верят, то — нелогично. Лицемер поступает логично, верующий — нет. Эти положения, которые могут шокировать, следуют тем не менее из значения самих слов. Если политический вождь циник, если он хочет воспламенить толпу и захватить власть, если он отдает себе отчет в различии между последовательностью событий, которую он представляет своим сторонникам, и реальным ходом дел, он явно поступает логично, т.к. имеет в виду цель, которую на деле достигнет: стать у власти и изменить общество с выгодой для себя. Наоборот, если он сам жертва иллюзии, которую старается внушить другим, он нелогичен, поскольку добивается невозможных результатов.
В этом месте анализа Парето, за которым я следую с некоторой вольностью, добавляет, что большинство политических, вождей нелогичны и суть жертвы иллюзий, которые они стремятся распространять. Именно так и должно быть, потому что трудно симулировать чувства или распространять убеждения, которые не разделяешь сам. Самые убежденные главы государств верят в свое призвание и в свою способность изменить мир. По крайней мере до определенного предела вожди народов должны быть пленниками иллюзий, в которых нуждаются управляемые.
Это, несомненно, верное положение, конечно, малоприятно. Но, сказал бы Парето, нет никакого основания для совпадения истины и пользы. Утверждать необходимость согласия вождей народов с иллюзиями, которые они распространяют, может быть, и означает вынесение верного суждения, но стоит ли разглашать эту истину? Может быть, я обречен быть плохим гражданином, чтобы стать хорошим социологом?
4. Социологический синтез
Исследовав природу общественного человека с его остатками и производными, Парето переходит к анализу функционирования общества как системы. Его стремление к социологическому синтезу нашло отражение в трех последних главах «Трактата по общей социологии»: «Свойства остатков и производных», «Общая форма общества», «Общественное равновесие в истории».
Известно, что классы остатков меняются мало. На протяжении веков, за которыми мы можем наблюдать непосредст-

венно или с помощью исторических свидетельств, шесть классов остатков более или менее стабильно сохраняют свое значение. Тем не менее наблюдается медленный прогресс логически-экспериментального мышления, колебания относительно важности разных классов остатков, Эти колебания относительного значения остатков первого и второго классов даже выступают главной причиной исторических преобразований и решающим фактором судеб народов и государств.
Парето спрашивает себя, определяются ли в свою очередь эти остатки, проявления чувств внешними причинами материального порядка.
Одно время Парето находился под влиянием социального дарвинизма, т.е. идей борьбы за жизнь и естественного отбора, распространенных на общество. Его искушало желание объяснять борьбу классов и общества борьбой за жизнь; те, кто выживает и одерживает верх, лучше одарены. Однако, поразмыслив, Парето не стал развивать данную интерпретацию, с его точки зрения, слишком механистическую и однозначную. Он остался верен только одной, в конечном счете несомненной идее: чувства или остатки не должны слишком противоречить условиям выживания. Если образ мыслей и мироощущение людей несовместимы с требованиями коллективной жизни, общество не может сохраниться. Всегда необходим минимум адаптации чувств людей к жизненным потребностям. Без этого минимума народы исчезают.
В другом месте Парето уточняет, что можно в абстракции представить себе два «предельных типа» общества: « 1. Общество, в котором господствуют исключительно чувства без каких-либо рассуждений. Весьма вероятно, что сообщества животных близко подходят к этому типу. 2. Общество, в котором господствуют исключительно логически-экспериментальные рассуждения» (ibid., § 2141).
«Общество людей, — добавляет тут же автор «Трактата по общей социологии», — находится в промежуточном состоянии между двумя указанными типами. Его форма детерминируется не только внешними обстоятельствами, но и чувствами, интересами, логическй^экспериментальными доводами, имеющими целью добиться удовлетворения чувств и интересов, а также опосредованно — производными, которые выражают и порой оправдывают чувства и интересы и служат в определенных случаях средствами пропаганды» (ibid., § 2146).
Общество, характеризующееся исключительно логически-экспериментальным поведением, по признанию Парето, невозможно себе вообразить, поскольку логически-экспериментальное мышление не в состоянии определять его решающие цели. «Не в обиду будь сказано гуманитариям и позитивистам,
445

но общество, детерминированное исключительно разумом, не существует и не может существовать; и не потому, что предрассудки людей мешают им следовать наставлениям разума, а потому, что недостает исходных данных проблемы, которую стремятся решать логически-экспериментальным путем. Здесь дает о себе знать неопределенность понятия пользы. Понятия, которыми пользуются разные индивиды, имея в виду добро для них самих или для других, по сути дела, разнородны, и нет способа свести их к единству» (ibid., § 2143).
Нелогически-экспериментальная детерминация целей включает проблему свободы общества по отношению к природной среде. Это не означает отрицания влияния природной среды на общество: оно отразилось на чувствах и остатках человека, Минимум необходимой адаптации, таким образом, предполагается с самого начала, и, может быть, целесообразно влияние природной среды вынести за скобки и понять функционирование общества, анализируя главным образом остатки, производные, интересы и социальное многообразие.
Если детерминация целей никогда не отличается логически-экспериментальной природой, корректно ли говорить о так называемом логически-экспериментальном поведении? В некотором смысле оно не является таковым, ибо допускает детерминацию целей. Этот вопрос позволяет сблизить Паретовщ Теории интереса и пользы.
Под интересом подразумеваются тенденции, обнаруживаемые в том, что инстинкт и разум побуждают индивидов приспосабливать материальные, полезные и приятные ценности к жизни, как и добиваться уважения и почестей. Эти тенденции заметны в поведении, имеющем наибольшие шансы стать логическим, — поведении экономических субъектов, с одной стороны, и политических — с другой, т.е. в поведении тех, кто стремится получить максимум материальных удовольствий для себя или максимум власти и почестей в общественном соперничестве.
Поведение трудящихся или инженеров, по Парето, есть логически-экспериментальное. Проблема цели оказывается решенной, ибо поведение естественным образом обусловлено задачами. Посмотрим на конструктора моста. Бесспорно, что решение построить мост не есть логически-экспериментальное и что в известном смысле техническая задача зависит от нелогически-экспериментального решения, но при том, что цель явно полезна для заинтересованных индивидов, очевидно согласование интеллектуальной работы строителей с реальным ходом дел, который будет развиваться в соответствии с их замыслом.
Поведение экономических субъектов — заинтересованное и логически-экспериментальное, ибо экономическая наука исходит из того, что индивиды стремятся достичь определенных
446

целей и используют для их достижения наиболее пригодные средства.
При определении этих целей экономическая наука оказывается в привилегированном положении, ибо выбор делают сами субъекты. Экономист рассматривает проблемы в контексте иерархии предпочтений, не вынося суждений о достоинствах разных шкал выбора. Если один предпочитает купить на последний франк вина, а другой — хлеба, экономист принимает во внимание эти решения, не рассуждая об их достоинствах. С помощью шкал предпочтений, свободно устанавливаемых каждым, экономист пытается реконструировать логическое поведение, т.е. такое, когда каждый, исходя из наличных средств, старается обеспечить себе максимум удовольствия. Предполагается попросту, что цель субъектов действия — получение с помощью находящихся в их распоряжении средств этого максимума удовольствий. Такими удовольствиями предстают наблюдаемые факты, поскольку они, в глазах наблюдателя, совмещаются с действительным выбором субъектов.
Этот анализ объективен, т.к. ограничивается констатацией предпочтений индивидов и не заключает в себе никакого сравнения удовольствий субъекта А с удовольствиями субъекта В. «Чистая экономика выбрала единственную норму, предположим удовольствие индивида, и установила, что он единственный ценитель этого удовольствия. Так, например, была определена экономическая или разумно достаточная выгода. Но если мы задаемся вопросом (достаточно простым): что же наиболее выгодно индивиду, если не учитывать его мнения, — тотчас возникает необходимость установления нормы, а она — произвольна. Спросим, например, выгодно ли индивиду физически страдать, чтобы морально наслаждаться, или наоборот? Скажем ли мы, что ему выгодно стремиться исключительно к богатству или заботиться о другом? В чистой экономике мы оставляем за ним право решать это самому» (ibid., § 2110). Во избежание путаницы будем говорить о разумной достаточности при· обозначении удовольствий, которые получает индивид в соответствии с его иерархией предпочтений и располагаемыми средствами. Индивид поступает логично, если он добивается максимальной^ разумной достаточности. В самом деле, в норме вещей, когда каждый хочет обеспечить себе максимум удовлетворения, если иметь в виду, что этот максимум не обязательно максимум удовольствий, он может быть и максимумом потерь. Если некто находит максимум удовлетворения в морали, а не в наслаждениях, он может вести себя столь же логично, как и скряга или честолюбец. В рассуждениях о разумной достаточности каждый должен быть единственным судьей своей шкалы предпочтений, а поведение, обеспечиваю-
447

щее максимум разумной достаточности, должно определяться обстоятельствами.
При переносе понятий разумной достаточности на общество сразу же возникают два препятствия. Общество не личность и не обладает, следовательно, шкалой предпочтений, потому что составляющие его индивиды, естественно, обладают иерархиями разных предпочтений. «Если бы польза, извлекаемая каждым индивидом, была величиной однородной и, следовательно, поддавалась бы сравнению и сложению, наше исследование не было бы трудным, по крайней мере теоретически. Сложили бы пользу разных индивидов и получили бы составленную из них пользу коллектива. Так мы вернулись бы к уже рассмотренным проблемам. Но дела обстоят не столь просто. Польза каждого индивида — величина специфическая; не имеет никакого смысла говорить о суммарной пользе, ее просто не существует, и ее нельзя рассматривать» (ibid., § 2127).
Вместе с тем применительно к обществу в целом нельзя однозначно пользоваться категорией пользы. Например, можно считать полезным для общества максимум силы на международной арене, или максимум экономического процветания, или высшую общественную справедливость, понимая последнюю как равенство в распределении доходов. Другими Словами, польза — не строгое понятие, и, прежде чем говорить об ойще-ственной пользе с логически-экспериментальной точки зрения, следует прийти к согласию относительно критерия пользы. Общественная польза — это данное состояние общества, подверженное изменению, определяемое только на основании произвольно выбранного социологом критерия. Общественная польза, будучи неоднозначным понятием, приобретает четкость, если социолог определил ее смысл. Если он решает назвать пользой военную мощь, то последняя поддается увеличению или уменьшению. Но данное определение лишь одно из возможных.
Проблема общественной пользы формулируется, таким образом, в виде следующих положений:

448

разнородных формах пользы следует принять некую гипотезу, которая позволит их сравнивать. Если такая гипотеза не подтверждается, что бывает очень часто, бесполезно говорить об этих проблемах; это лишь производная, определенные возбудители которой скрыты, и, следовательно, на них одних мы должны остановить свое внимание» (ibid., § 2137).

Рассуждение, по-видимому, зашло в тупик: чтобы продвигаться вперед, следует различать максимум пользы для коллектива и максимум пользы коллектива.
Максимум пользы для коллектива — это предел, начиная с которого невозможно увеличить выгоду индивида как члена коллектива, не уменьшая выгоды других. Пока этот предел не достигнут, т.е. пока можно увеличить выгоду некоторых, не уменьшая ничьей выгоды, оптимума нет, и целесообразно про-
15 Зак. № 4                                                     449

должать добиваться его. Максимум пользы для коллектива предполагает критерий пользы. Если, как в чистой экономике, польза определяется в терминах разумной достаточности или удовлетворения индивидов, согласно их собственным системам предпочтений, то со стороны управляющих будет нормальным и логичным стремиться к максимуму пользы для коллектива. «Когда коллектив достиг точки «Q», от которой он может удаляться ради пользы всех индивидов, доставляя им наибольшие радости, ясно, что с экономической точки зрения при стремлении только к пользе всех членов коллектива надлежит не останавливаться в такой-то точке, а продолжать удаляться от нее, ибо это на пользу всем» (ibid., § 2129).
Итак, можно говорить о максимуме разумной достаточности для коллектива, определяемом независимо от разумной достаточности разных индивидов. Наоборот, как нельзя сравнивать, а затем складывать разумную достаточность А и В, ибо они величины разнородные, так и коллектив не может рассматриваться как отдельное лицо и максимума разумной достаточности коллектива не существует и не может существовать.
В социологии все-таки можно вместе с максимумом пользы для коллектива анализировать максимум пользы коллектива, рассматриваемого как эквивалент некоей личности, не смфии-вая их. Максимум пользы коллектива не может быть объектом логически-экспериментальной детерминации. С одной стороны, для его определения требуется выбор критерия: слава, мощь, процветание. С другой — коллектив не личность, системы ценностей и предпочтений неодинаковы, и, следовательно, максимум пользы коллектива всегда будет объектом произвольной детерминации, т.е. не вытекающей из логически-экспериментального метода.
Если принимать во внимание удовлетворение индивидов, то нормальным станет доведение его до максимума, и этот максимум будет обретаться так же долго, как высоко можно поднимать уровень удовлетворения некоторых, не снижая его ни у кого, С достижением этого предела возникает непростая ситуация, вызванная необходимостью сравнения пользы одних индивидов с пользой других. По ту сторону данного предела возможно большее удовлетворение одних — положим, даже большинства — в ущерб другим — пусть и меньшинству. Но чтобы обосновать необходимость перераспределения пользы, нужно допустить, что выгоды разных индивидов сопоставимы. А ведь выгоды двух лиц совершенно несравнимы, по крайней мере научными методами.
Но даже с этими оговорками предел максимума пользы для коллектива не признается безусловно теми, кто размышляет о судьбах коллективов, В самом деле, не исключено, что предел
450

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Где он излагает типологию видов господства
Стоимость любого товара в основном пропорциональна количеству вложенного в него среднего общественного труда
Именно к изучению остатков
Подлинная история жака простакаquot