<<<     ΛΛΛ     >>>   

Конечно же, существуют свидетельства того, что склонности обучающегося могут создать проблемы при проведении терапии. Это возможно. Если у начина­ющего терапевта возникают такие проблемы, супервизор должен их разрешить. Вряд ли здесь поможет отсылка супервизируемого на личную терапию. Нет уве­ренности, что эта терапия снимет искажение (возникшее в результате эмоцио­нальных проблем терапевта) в терапии, которую проводил психотерапевт. Зиг­мунд Фрейд полагал, что несколько месяцев личного психоанализа помогут обу­чающемуся стать более объективным. Его замечание ныне служит оправданием тому, что в Нью-Йорке такой анализ длится в среднем семь лет. (Сможет ли обу­чающийся когда-нибудь оправиться от такого идеологического погружения?) По­скольку в прошлом личная терапия была как бы частью обучения, проходить ее требуют и сейчас, даже если она не подходит конкретному обучающемуся. Про­граммы по семейной терапии, которые ведут бывшие психоаналитики и терапев­ты психодинамической ориентации, требуют, чтобы обучающиеся проходили се­мейную психотерапию. Это значит, что супруги и дети должны участвовать в те­рапии независимо от того, хотят они этого или нет, есть у них проблемы или нет. Эта одна из нескольких разновидностей подневольной терапии, и ее можно счи­тать неуместным вторжением в личную жизнь обучающихся.

У личной терапии есть достоинства, и тем терапевтам, у которых есть соответ­ствующие проблемы, несомненно, не следует ей пренебрегать. Вопрос в том, по­могает ли она терапевту стать более успешным. Это еще нужно доказать. Когда обучающемуся предлагается альтернативная личная терапия, это позволяет су­первизору соскочить с крючка. Вместо того чтобы помочь обучающемуся преодо­леть препятствие, супервизор отсылает его к личному терапевту, избегая, таким образом, необходимости обучать терапевта конкретным действиям. Если, напри­мер, обучающийся в ходе сеанса нервничает и тревожится, то это может быть по­тому, что он не знает, что делать. Супервизор должен взять на себя ответствен­ность за его обучение, а не отсылать на личную терапию. Обучающийся избавит­ся от этой тревоги по мере роста компетентности, а не в результате приобретенного в ходе личной терапии понимания того, откуда взялась тревога.

Терапевт, сам подвергшийся терапии, имеет то преимущество, что переживает чувство незащищенности и понимает, что это значит — просить о помощи. Дру­гими словами, терапевт может научиться сочувствовать клиенту, побывав клиен­том сам.

Некоторые семейные терапевты не ставят перед собой четких терапевтических целей и не фокусируют свое внимание на том, что делать, сосредоточиваясь вме­сто этого на понимании системы семьи. Они побуждают обучающихся к анализу их собственных семейных систем или к построению своих генеалогических древ. Различными способами они учат пониманию системы семьи, заставляя обуча­ющихся исследовать свои собственные семейные системы. Хотя такие программы позволяют выработать у начинающих терапевтов четкое понимание системной теории семьи, эти терапевты никогда не поймут, каким образом эти знания при­водят к терапевтическому вмешательству, вызывающему в клиентах изменение. Упор обычно делается на то, чтобы обучающиеся хорошо разобрались в своей соб­ственной семье. Вопрос о том, что им делать с семьями клиентов, остается в сто-

Как проводится супервимя? 21

роне. Подразумевается, что терапевт обучит своих клиентов знаниям о семейной системе так же, как обучили его самого.

Традиционная личная терапия обычно обучает начинающего фокусироваться на себе; она, как правило, индивидуально ориентирована и подчеркивает само-осознавание. Нелегко обучить терапевта социально ориентированной активной терапии, если он длительное время подвергался традиционной терапии. Я считаю, что чем дольше начинающий терапевт проходил терапию, тем труднее ему на­учиться активному социальному подходу к терапии. Такие терапевты продолжа­ют отслеживать свои мысли и анализировать их даже во время терапевтического интервью (например, они могут спросить себя: а не реагирую ли я на эту женщи­ну, как на свою мать?). Иногда они так заняты собой и своими мотивами, что кли­енту с трудом удается привлечь их внимание. Они склонны к тому, чтобы искать корень всех проблем в прошлом, так же как делали их собственные терапевты, и не учитывать актуальную ситуацию.

Супервизия с помощью видеозаписей: наблюдение того, что случилось когда-то

Вплоть до начала 1950-х гг. было трудно наблюдать терапевтические сеансы, так как не было соответствующих технических средств. Снимать сеансы на киноплен­ку было слишком дорого (хотя иногда такие фильмы делали). Я снимал исследо­вательские интервью с семьями и иногда — терапевтические сеансы. С появлени­ем аудиозаписи и уменьшением размеров записывающих устройств делать запи­си терапевтических сеансов стало удобно.

В 1970-е гг. появилась возможность делать дешевые видеозаписи терапевтиче­ских сеансов. Сразу же стало ясно, что технология, сделавшая возможной запись и изучение клинических интервью, изменит терапевтические обучающие програм­мы. Теперь можно было выделить важнейшие части интервью и собрать их во­едино, создавая учебные видеоролики. (Я вспоминаю, как в те времена бизнес-ме­неджер филадельфийской детской консультационной клиники, протестуя против нашего увлечения новой технологией, воскликнул: «Вы покупаете видеомагнито­фоны, как карандаши!») Хотя и до этого можно было наблюдать за ходом интер­вью через «прозрачное» зеркало, возможность смотреть видеозапись, останавли­вать кадр, снова и снова возвращаться, чтобы изучить определенный момент в интервью, изменила взгляд как на природу терапии, так и на человеческое взаи­модействие в целом. Просмотр записи в замедленном или убыстренном режиме давал возможность увидеть последовательности, которые были незаметны при нормальной скорости.

В отличие от разговорной супервизии, видеосупервизия позволяет увидеть терапевта и семью во взаимодействии. Сохраняется не только сам диалог и тон голоса, но и движения тела, изменение позы терапевта и клиента; их можно на­блюдать и тщательно анализировать, останавливая запись. Часто то, как клиент садится, дает огромное количество информации о его взаимоотношениях с тера­певтом. (Мне вспоминается Милтон Эриксон, который говорил, что он все еще ждет, когда же появится женщина, которая, имея серьезные внебрачные или до­брачные отношения, не расскажет ему об этом тем, как она усаживается на стуле.)

22 Глаоа 1. Обучение терапии

Такая информация почти недоступна, если интервью описывать только с помо­щью заметок терапевта.

Хотя, используя видеотехнологию в психотерапевтическом обучении, можно достичь того, чего разговорная супервизия дать не может (так как супервизор имеет возможность видеть все, что было сделано в интервью, и то, что могло быть сделано), обучающиеся часто предпочитают описывать проведенные ими интер­вью, а не приносить видеозаписи. Они чувствуют, что все их промахи зафиксиро­ваны и представлены в записи. Независимо от того, чувствуют они неловкость или нет, обучающиеся должны понимать, что небольшой дискомфорт из-за наблюде­ния ничто по сравнению с той пользой, которую принесет им это наблюдение в смысле повышения их компетентности. Все-таки терапевтические умения это и есть то, что составляет терапию.

Хотя видеотехнология и очень ценна для супервизии, она тем не менее имеет свои ограничения. При анализе видеозаписи у супервизора почти нет возможно­сти понять, как клиент реагировал бы на другую интервенцию. Супервизор не мо­жет воздействовать на прошлое. Постановка клинического диагноза, сильно от­личающегося от диагноза, поставленного в административных целях, может иметь место, если клиент отвечает на действия терапевта. Как сказал однажды Сальва­дор Минухин: «Диагноз — это то, как движется семья, когда ты ее толкаешь».

Резюмируем: супервизия с помощью видеозаписей позволяет супервизору видеть терапевта в действии. Изменение коммуникации в процессе сеанса стано­вится видимым, и значение этого изменения можно понять. Недостаток в том, что слишком поздно менять то, что уже случилось.

Зачем интересоваться телодвижениями?

Телодвижения клиента и поза, которую он принимает на стуле, так же как и тон голоса, способны дать наблюдателю гораздо больше информации, чем вербальные знаки. Метакоммуникация в клиническом интервью, выраженная в движениях и тоне голоса, определяет то, что было произнесено; такую информацию способны дать только аудиовизуальные средства и непосредственное наблюдение. То, что говорится в терапевтической беседе, может быть гораздо менее важно, чем то, как это было сказано, в каком тоне и с какой жестикуляцией. Если женщина говорит: «Я довольна своим мужем» и при этом дотрагивается до своего носа, она передает послание, отличающееся от того, которое было бы, если бы она этого не сделала.

Терапия — это не обычная беседа

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Психотерапевты могли использовать совершенно противоположные подходы
Хейли Д. Что такое психотерапия психологии 4 терапия
17 супервизированис заметки о сходство понятие
59 кто должен проходить терапию
Терапевт должен быть особенно любезен проблема интервью