<<<     ΛΛΛ     >>>   

Под углом зрения углубления характеристики права как "регулятора" (и, следовательно, с признанием его миссии как средства "воспроизводства" данного социального строя, утверждения глубоких нормативных начал в обществе), необходимо вместе с тем, уже с другой стороны, уточнить направления правового регулятивного воздействия. Иначе можно неоправданно возвеличить назначение права на "регулятивном уровне", представить его - притом в облике закона - чуть ли не в виде некоего всесильного инструмента, универсального средства решения всех жизненных проблем. Парадоксально, но именно такое представление о праве и законе нередко культивируется при тоталитарных режимах, беспощадно попирающих право в его высоком гуманистическом значении, но использующих категории "право" и "закон" для решения узкополитических задач, и одновременно - для прикрытия и оправдания неконтролируемого партийно-государственного произвола.
В действительности же, право, рассматриваемое в единстве с законом (объективное право), - вовсе не всесильный "регулятор". Его регулятивное воздействие, наряду с миссией по "воспроизводству" данной социальной системы и утверждением в жизни начал нормативности, ограничено строго определенными направлениями.
Главные из них вытекают из того решающего, что характеризует историческое (мирозданческое) предназначение права, - быть общеобязательным критерием правомерного поведения и в этом отношении оптимальной формой для определения и сохранения границ свободы людей, причем - в таком порядке, когда происходит согласование свободы данных лиц со свободой всех "других". То есть в первую очередь не из того, что нередко понимается под словом "регулировать", - не "предписывать", не властно направлять поступки людей, не напрямую регламентировать людское поведение и с этой целью устанавливать в обществе жесткие императивные порядки, нередко авторитарного типа (это - миссия в основном публичного права), а рассчитывать прежде всего на активность и свободную инициативу человека, которые должны существовать и сохраняться в известных границах.
Необходимо при этом обратить внимание, что на достижение указанной задачи предполагает развитие и эффективное функционирование всех подразделений, всех отраслей объективного права. Не только тех, которые преимущественно направлены на точное и строгое фиксирование через систему прав и обязанностей границ поведения (конституционное право, гражданское право, ряд институтов административного и трудового права ), но в не меньшей мере и тех, которые обеспечивают "сохранение границ", - охрану и защиту правопорядка, в том числе с помощью мер гражданской, административной, уголовной ответственности, а также процедур и порядка применения юридических санкций.
С учетом приведенных положений необходимо уточнить положение о праве как консервативном социальном явлении. Да, право - консервативно. Консервативно в том строгом значении этого слова, когда имеется в виду, что при помощи законов строго и точно фиксируются, закрепляются надолго вперед, вплоть до отмены или изменения данных законов ("консервируются") существующие порядки и отношения. Но если учитывать социальное предназначение права (о чем только что говорилось), то нужно видеть, что в такой "консервации" существующих порядков и отношений решающим моментов является в идеале сохранение и обеспечение свободы, а значит - и перспектива динамичного, прогрессивного развития общества.
Иной поворот событий и отсюда - иная оценка действующего права вытекает из такого развития общества, когда в нем доминируют социально-негативные тенденции, тираническая власть, силы, противостоящие демократии и гуманизму. И когда право, вопреки своему историческому предназначению, выступает в виде права власти - комплекса законов, иных нормативных документов, всей системы юридических институтов и учреждений, которые служат власти как таковой, а через нее указанным порядкам и отношениям. При таком развитии и состоянии общества право становится консервативным фактором во всех оттенках этого многозначного слова, т.е. силой, увековечивающей реакцию в нравственно-политическом смысле, отжившие режимы, а в итоге - препятствием на пути прогрессивного развития общества, демократии, гуманизма.
В этой связи - одно замечание по проблеме, которая в какой-то мере ранее уже затрагивалась.
Речь идет вот о чем. В праве, существующем в любой общественной системе, наряду с принципами и нормами, так или иначе касающимися прав и свобод людей, их самостоятельности, свободного действования, наряду со всем этим, значительное место занимают публичное право - юридические установления, которые затрагивают организацию самой власти, ее подразделений и учреждений во многих сферах жизни общества (налоговой, таможенной, государственной службы, обороны, национальной безопасности, пограничной службы, организации правоохранительной работы, санитарной, противопожарной инспекции и т.д.). Именно здесь, в этих подразделениях, отраслях права, по традиции именуемых "публичным правом" в специально-юридическом значении этого терминологического обозначения, по большей части находят выражение негативные, авторитарные тенденции в деятельности государственной власти.
Но суть дела не в этом. Независимо от того, каковы содержание и возможная оценка такого рода юридических установлений (пусть даже и таких, которые совершенно необходимы и строятся в согласии с духом права и правовых принципов), следует сказать о том, что здесь перед нами всё же особый, очень своеобразный пласт юридической материи. Институты указанного профиля - это, как можно предположить, не прямой, непосредственный, ближайший продукт потребностей общества в праве, а скорее - проникновение в юридическую сферу властных институтов государства, государственно-властных, императивных начал, когда лишь используются юридические категории. И здесь, конечно же, есть свои важные ценности; но они - именно ценности государства, точнее, быть может, юридизированные ценности государства (со всеми плюсами и минусами последнего), а не исконно правовые начала и категории. И вместе с тем - здесь особый юридический мир, иная - если угодно - юридическая галактика, со своей культурой, своим арсеналом институтов и приоритетов. Такими, в частности, как порядок и дисциплина, субординация и компетенция, обязанности и ответственность.
Нет слов, такой дифференцированный подход к "пластам" юридической материи (другой пласт - "частное право" в традиционном юридическом смысле), со всей очевидностью не согласуется с обыденными взглядами на право, когда многие люди сопрягают с ним преимущественно властную, карательно-административную деятельность. Не согласуется он также с утвердившимися представлениями в юридической науке, особенно - теми, которые сложились на основе реалий, существовавших в советском обществе.
Некоторым авторам такой подход, быть может, покажется упречным хотя бы по той причине, что здесь - с точки зрения исконных правовых начал - происходит возвышение (а на деле - в российских условиях всего лишь - восстановление) категорий и институтов частного права1. Но о таком подходе всё же необходимо после характеристики граней права, ориентаций при его понимании сказать еще раз. Хотя бы по той причине, что с этим подходом связана перспектива рассмотрения вопросов, относящихся к предназначению права, его роли и места в жизни людей.

4. Право и регулируемые правом фактические отношения

Право в той плоскости, в которой оно выступает в качестве регулятора, реально пребывает, живет, функционирует в гуще фактических, внешних, практических отношений, является для них особой "формой". И понятно, взаимодействует с этими фактическими отношениями, право несет на себе печать, следы такого взаимодействия, испытывает их влияние, а также влияние тех целей и задач, которые ставит при регулировании тех или иных общественных отношений государственная власть.
Здесь, по возникающей в этой области группе вопросов, до сих пор сохранились своего рода научные мифы и догмы, навеянные примитивными и ложными философскими представлениями, идеологическими фантомами. Особенно - у нас, в советском и постсоветском обществе. К сожалению, они даже в современной обстановке России, когда марксистские идеологических верований, казалось бы, решительно преодолеваются, в немалой мере сохранились, а в чем-то в связи с особенностями современного российского правового развития - даже окрепли. Некоторые из таких научных мифов и догм (о "базисе", о "предмете" правового регулирования) будут в последующем вкратце затронуты в третьей части книги.
Но сама по себе обусловленность права фактическими отношениями (а также целями и задачами, преследуемыми при осуществлении правового регулирования) - факт несомненный, очевидный. Эта обусловленность, в частности, проявляется в содержании правовых норм и институтов, в формировании всевозможных разновидностей юридических отношений, в их дроблении, разветвлении на все новые подвиды, когда особенности той или иной разновидности, подвида данных юридических отношений (допустим, подряда или аренды в гражданском праве, или ответственности за кражу имущества) зависят от "предмета" - своеобразия соответствующего участка общественной жизни. Допустим от того, осуществляется ли аренды транспортных средств или же аренда жилья, произошла ли кража домашнего скарба или же кража оружия из охраняемых военных складов.
Конечно, мера, степень обусловленности права фактическими отношениями, целями и задачами преследуемыми при юридическом регулирования, различны? Но уже сейчас, даже без углубленного рассмотрения данной проблемы, следует сказать, что эта обусловленность не является такой, когда юридические отношения представляют собой всего лишь "правовой слепок", "юридическую фотографию" с данного участка жизни общества, данных фактических отношений. Перед нами - обусловленность более сложного порядка, близкая по многим данным к такой (если допустима подобная аналогия), когда живые организмы, сформировавшиеся за свою долгую эволюцию, каким-то образом реагируют на изменчивую среду, приспосабливаясь и подстраиваясь под ее особенности.
Такой подход как раз и соответствует представлениям о позитивном праве как объективной реальности, имеющей свою собственную субстанцию, а отсюда - свою (юридическую) логику.
В тоже время будем постоянно держать в памяти и то, что обусловленность права фактическими отношениями является значительной. По сути дела то гигантское многообразие юридических институтов и отраслей, которым характеризуется юридические системы в современном мире, особенно стран, продвинувшихся по пути постиндустриального, демократического развития, - это известное отражение фактических связей, своеобразия поведения их участников, выраженного в виде "возможного" и "должного" в нормах, институтах, отраслях юридических систем.
История правового развития последнего времени свидетельствует о том, что под влиянием фактических отношений в ряде случаев происходит своего рода "юридическая мутация" - известные качественные преобразования в праве. Такие, которые уже состоялись (формирование трудового права, семейного права, права социального обеспечения) или происходят в современных условиях (становление экологического права, информационного права, некоторых других подразделений юридической системы).
Да и в практическом отношении формирование права, его институтов и норм на нынешнем уровне и при нынешнем состоянии законодательной деятельности сводится - и это далеко не во всем благоприятный симптом в законодательной деятельности - преимущественно к "переводу" содержания фактических отношений (в том виде, каком оно представляется составителям законов) на "юридический язык". И отсюда работа специалистов при подготовке проектов законов все более сосредоточивается на использовании знаний экономического, технического психологического и иного "неюридического" характера; юридические же знания в их практически значимом виде предстают , к сожалению, по большей части в урезанном виде - главным образом в виде требований и приемов юридической техники, специфической правовой лексики и словесных оборотов.
Впрочем не забудем и то обстоятельство, что обусловленность права фактическими отношениями (в том виде, каком эта обусловленность предстает при внешней характеристике правовой действительности), присуща праву именно как регулятору общественных отношений. То есть - в том ракурсе, в каком оно в настоящее время преимущественно понимается на практике и трактуется в правовой теории.

5. Узкий горизонт

Право как эффективный (и даже по ряду отношений - оптимальный, уникальный) регулятор в жизни общества, способный воспроизводить данную социальную систему, вносить в нее нормативные начала, и обладающий рядом высокозначимых регулятивных свойств, достоин достаточно высокой социальной оценки.
В этом отношении едва ли оправдано сдержанное, а порой отрицательное отношение к праву, выполняющего своего рода "механические" рутинные и прозаические функции в обществе. Такое сдержанное, а в чем-то и отрицательное отношение к праву звучит в суждениях видного философа, когда он жестко высказывается против употребления самого термина "право" "в духе юридического позитивизма , то есть как нейтрально-маркировочного "средне исторического" выражения . . . Надо перестать, - говорит философ, - приписывать сакральный смысл понятиям исторически обусловленного и исторически необходимого и сознаться в том, что никакая степень социальной детерминированности не делает господствующее воззрение правомерным"1 Есть в этих, в принципе верных соображения такая, порой трудно различимая грань, переступив которую можно, духовно и этически возвеличить право, когда оно будет во всем высоко возвышенным явлением, кроме того, чтобы . . . быть правом. Правом в нашей прозаической, рутинной, повседневной, тяжкой и прекрасной жизни.
Да и вообще ни один самый казалось бы абстрактный, не связанный с прозой жизни вопрос не может быть решен - как еще в дооктябрьское время показали российские правоведы - , если не исходить из фактических данных, связанных с функционированием права как регулятора, т.е. не исходить из данных законодательства и практики его применения, - того, что научно осваивается юридическим позитивизмом, аналитической юриспруденцией2.
Вместе с тем, уже ранее обращалось внимание на то, что характеристика права как регулятора (а значит и оценка необходимого здесь юридического позитивизма), - не завершающий, не конечный пункт его постижения, а только начальная, стартовая его ступень, хотя и сама по себе существенно важная. Такой угол зрения уже сам по себе "задает" довольно узкие рамки практического действия позитивного права и своеобразие его теоретического видения.
Право, рассматриваемое как регулятор, видится так, что наши правовые представления не идут дальше сугубо прагматического отношения к юридическим вопросам. И дело не только в том, что здесь на первом месте в "проблематики права" оказываются вопросы преступности, коррупции, уклонения от законов - все то, что в нынешнее время и, особенно в российском обществе, действительно, все более тревожит людей, население, но что - увы - (или - "к счастью"?) не является специфически правовой проблематикой. И что отодвигает на задний план действительно острые вопросы права в обществе, тем более - такого общества, которое объявило себя "демократическим" и "правовым".
Не менее важно и то, что концентрация внимания на одном лишь объективном праве, да еще с ориентацией на жгучие проблемы "сегодняшнего дня" резко суживает горизонт его практического применения и теоретического осмысления. Наиболее существенное здесь - то, что право при рассматриваемом подходе выступает только как средство, "механическое устройство". И значит - в виде такого явления, которое можно заменить чем-то "другим" и которое может уступить, отойти в сторону, коль скоро это "требуется во имя неких высших целей". Именно тогда людей подстерегает страшная беда - тотальное попрание права в его высоком гуманистическом понимании.
К тому же и значение самих законов в ряде случаев оказывается здесь ограниченным, а порой и ущербным, когда их назначение сводится к одному лишь регулятивному средству. Так, например, случилось с гражданским кодексом в советском обществе. Ведь известно, что гражданские законы призваны не только с технико-юридической стороны регулировать рыночные, имущественные отношения, но и определять исходные правовые начала свободной рыночной экономики, сами устои гражданского общества (равенство и независимость субъектов, недопустимость вмешательства власти в частные дела и др.) - все то, что несет в себе, как мы усидим, потенциал чистого права . Так вот введенный с начала нэпа Гражданский кодекс РСФСР, который по прямому указанию Ленина приобрел опубличенный, огосударствленный характер, выполнял - и то в урезанном виде, в условиях доминирования государственной власти - одни лишь регулятивные функции и не сыграл, да и в тогдашней обстановке не мог сыграть, какой-либо позитивной роли в формировании гражданского общества, свободной рыночной экономики в стране Советов, и тем более - в внедрении высоких духовных начал гражданского общества.
Увы, история повторяется. Принятый в середине 1990-х гг. первый в России Гражданский кодекс, построенный на началах частного права, после радостных восторгов и громогласных деклараций о том, что перед нами "экономическая конституция", в наши дни все более и более теряет свое гражданственное назначение и вновь все более превращается в одно лишь "регулятивно средство".
В связи со всеми, только что отмеченными обстоятельствами и возникает необходимость преодолеть "узкий горизонт" объективного права, права как регулятора1.

В условиях цивилизации право как звено всего комплекса регуляторов, определяющих поведение людей (где исходное и во многом доминирующее значение имеют биологические программы, заложенные в человеке), находится в сложном взаимодействии с другими социальными регуляторами.
Среди этих социальных регуляторов наиболее "близки" к праву и находятся с ним в наиболее тесном и сложном взаимодействии два наиболее крупных социальных явления (образования), осуществляющих - наряду с другими - регулятивные функции, - государство и мораль.

2. Право и государство (как элементы системы социального регулирования)

Если ограничиться рассмотрением права на уровне догматической юриспруденции, то может складывается впечатление, что право вообще явление государственного порядка. Оно в этой книге и определялось с самого начала так, что для подобного взгляда существуют как будто бы весьма весомые данные. На основании фактических данных оно и ранее и сейчас рассматривается в качестве официального, государственного образования, когда благодаря именно государству определенный комплекс норм во внешних, практических отношениях между людьми обретает такие свойства (общеобязательность норм, их высокая государственная обеспеченность), которые и позволяет позитивному праву быть действенным социальным регулятором. Мы уже видели, что в юридической науке принято даже выделять три особые функции государства по отношению к праву - правотворческую, правоисполнительную, правообеспечительную [1.2.2.].
Да и те связи и соотношения в правовой материи, которые могут быть названы "логикой права", также, казалось бы, коренятся в силе государства, в строгой обязательности его юридических велений, их формальной определенности, государственной обеспеченности. Именно здесь, в зависимости правовой материи от силы государства видятся во многом истоки характерного для права долженствования, что прочем вовсе не устраняет особого юридического своеобразия указанных связей и соотношений.
Но дело-то как раз в том, что логика права, оставаясь в общей "зоне государства" и во многом в своих истоках опираясь на его силу, обнаруживает - и по мере развития права все более и более - нечто свое, самобытное, уникальное, относящееся именно к праву.
Это "свое", "самобытное" дало о себе знать в тех исторических процессах, которые ранее были названы ступенями восхождения права, его развитии от права сильного к гуманистическому праву современного гражданского общества. Ведь после того, как сам переход от права сильного (по сути - всего лишь зоологически упорядоченного хаоса) к праву власти ознаменовал исторически значительный и шаг в истории права, все последующее его развитие свелось к двум парадоксальным тенденциям. К тому, чтобы сохранить связь с государством, все позитивное, что она дает праву, и одновременно - оторваться от власти, обрести свое собственное бытие, более того - возвысится над властью, и в этой плоскости реализовать свой собственный ("правовой") потенциал как социального регулятора.
Поэтому право, упорядочивая, "цивилизуя" государственную деятельность, в конечном итоге, на высокой ступени своего развития и само оказывается регулятором высокого социального значения, не уступающим, а в ряде отношений превосходящим регулятивную силу государственной власти как таковой. Для конкретизации и пояснения только что приведенных соображений - несколько подробнее о власти и праве

3. Право и власть

Надо сразу заметить, что здесь и дальше понятие "власть" рассматривается в достаточно строгом, а не в широком значении. Понятием "власть" охватываются не все виды господства, в том числе - не экономическое и не духовное влияние и подчинение людей, а только господство в области организации общественных отношений и управления, т.е. система подчинения, при которой воля одних лиц (властвующих) является императивно обязательной для других лиц (подвластных).
В эру цивилизации, когда сообщества разумных существ - людей стали во все большей степени существовать и развиваться не непосредственно на природной, а на своей собственной (человеческой) основе, и когда, стало быть, сообразно с "замыслом природы" в ткань общественной жизни начали интенсивно, во все больших масштабах включаться действенные формы разумной, свободной, конкурентной деятельности, сложилась наиболее мощная разновидность власти в указанном выше значении - власть политическая, государственная.
Могущество политической, государственной власти, образующей стержень нового всеобщетерриториального институционного образования - государства, концентрируется в аппарате, обладающем инструментами навязывания воли властвующих, прежде всего - инструментами принуждения, а также институтами, способными придать воле властвующих общеобязательный характер (наиболее пригодными для осуществления таких целей, наряду с церковными установлениями, оказались как раз законы, учреждения юрисдикции, иные институты позитивного права, которые в этой связи представляются - с немалым ущербом для суверенности права - "элементами государственной власти").
Политическая, государственная власть - и по логике вещей и по фактам истории, фактам нашего сегодняшнего бытия - действительно оказалась таким мощным фактором в обществе, который способен раскрыть возможности, силу и предназначение позитивного права. Политическая, государственная власть как бы по самой своей природе предназначена для того, чтобы давать жизнь позитивному праву и через систему правоохранительных учреждений, институтов юрисдикции обеспечивать строгую и своевременную реализацию юридических норм и принципов.
В рассматриваемой плоскости связь политической, государственной власти с правом - связь органичная, создающая сам феномен права и придающая ему значение реального фактора в жизни общества. Ее глубокое значение для права проявляется в двух основных плоскостях:
во-первых, в том, что именно государственная власть через свои акты (нормативные, судебные) в условиях цивилизации придает нормам и принципам качества позитивного права - прежде всего всеобщую нормативность, возможность строгой юридической определенности содержания регулирования, с более широких позиций - качество институционности, а в этой связи - публичного признания и общеобязательности;
во-вторых, в том, что именно государственная власть оснащает необходимыми полномочиями и надлежащими средствами воздействия правоохранительные учреждения, органы юрисдикции, правосудия, что и дает значительные гарантии реализации правовых установлений.
Но вот парадокс - политическая, государственная власть, которая и делает "право правом", в то же время - явление, в какой-то мере с ним не совместимое, выступающее по отношению к праву в виде противоборствующего, а порой чуждого, остро враждебного фактора.
Истоки такой парадоксальности кроются в глубокой противоречивости власти, в том, что, являясь (в своих социально оправданных величинах) необходимым и конститутивным элементом оптимальной организации жизни людей, управления общественными делами, власть обладает такими имманентными для нее качествами, которые в процессе утверждения и упрочения власти, когда она переступает порог социально-оправданных величин, превращают ее в самодовлеющую, самовозрастающую, авторитарную по своим потенциям силу.
И суть дела - не в "хороших" или "плохих" людях, стоящих у власти (хотя - отчасти - и в них тоже). Суть дела в самой органике власти, ее внутренних закономерностях, их противоречивой и коварной логике.
Эти закономерности проистекают, по-видимому, из того обстоятельства, что власть без стремления к постоянному своему упрочению теряет динамизм и социальную мощь. Однако, увы, это же стремление, при социально-неоправданной концентрации власти, т. е. за известным порогом, обозначающим достижение властью своей критической массы, оборачивается как раз тем, что власть становится самодовлеющей силой.
И тогда власть приобретает демонические, в немалой степени разрушительные качества, она становится силой, отличающейся неодолимыми импульсами к дальнейшему, и притом неограниченному, все более интенсивному росту, к приданию своему императивному статусу свойства исключительности, некой святости, нетленности и неприкосновенности, к своему возвеличиванию и увековечиванию, к отторжению в пространстве своего действия любой иной власти, всего того, что мешает ее функционированию и угрожает положению властвующих лиц. На этой основе обостряются, быть может, самые сильные человеческие эмоции: наслаждение властью и, что еще более психологически и социально значимо, жажда власти, стремление, не считаясь ни с чем, овладеть властью или любой ценой ее удержать, еще более усилить - одна из самых могущественных земных страстей, источник острых драм, потрясений, переломов в жизни и судьбе людей, целых стран и цивилизаций.
Такого рода запредельные импульсы и порывы к непрерывному самовозрастанию власти получают порой известное "моральное оправдание" (к сожалению, при содействии религии, церковных институтов), - особенно в условиях, когда в данном обществе существуют внутренние или внешние трудности, проблемы или когда известные группы людей, овладевших властью, подчиняют ее групповым, узкоклассовым, этническим, церковным, идеолого-доктринерским , а то и просто утопическим, фантастическим целям.
И вот на этом пути самовозрастания и ожесточения власти основным препятствием, мешающим и раздражающим фактором, становится близкий к власти социальный институт, в известном смысле детище самой власти, - п р а в о.
Чем это объяснить? Двумя основными причинами.
Во-первых, - тем, что законы, юрисдикционная, правосудная деятельность, крайне необходимые, незаменимые институты, при помощи которых власть оказывается способной с наибольшим эффектом проводить свою политику, имеют по своей природе и сути иное, "свое" предназначение, которое и дает о себе знать в ступенях восхождения, в функция гарантировать высокое положение людей в обществе и которое далеко не всегда находится в согласии с притязаниями и устремлениями власти, склонной решать жизненные проблемы волевым приказом и административным усмотрением1.
Во-вторых, - тем что право относится к числу тех немногих внешних социальных факторов, которые благодаря своим свойствам способны свести власть к социально-оправданным величинам, умирить власть, снять или резко ограничить ее крайние, социально-опасные, разрушительные проявления.
Вот и получается, что не только власть в процессе своего функционирования встречается с препятствием - со своенравным, не всегда послушным своим детищем, неподатливой "правовой материей", но и право со своей стороны, выступает в отношении власти в виде противоборствующего фактора, направленного на решение "своих", правовых задач и плюс к тому на то, чтобы при достаточно высоком уровне демократического и правового развития общества умирить, обуздать власть.
Словом, перед нами - сложная, парадоксальная ситуация, разрешение которой во многом зависит от природы и характера существующего в данном обществе строя, политического режима, и в особенности, - от "величины" власти, уровня и объема ее концентрации в существующих государственных учреждениях и институтах.
При разумно-прогрессивном общественном строе, при развитой демократической и правовой культуре, особенно в условиях развитого гражданского общества власть благодаря приверженности к демократическим ценностям умиряет свои императивные административно-приказные стремления, сдерживает ("скрепя сердце") свои властные порывы и во имя общественной пользы вводит властно-императивную государственную деятельность в строгие рамки.
С этой целью вырабатываются политико-правовые институты (разделения властей, федерализма, разъединения государственной и муниципальной власти и др.), которые препятствуют концентрации власти и превращению ее в самодовлеющий фактор. Подобное самоусмирение власти приобретает реальный характер в развитом демократическом обществе, где по существенным содержательным элементам государственная политика и функционирование более или менее развитой юридической системы совпадают. И именно, тогда, подчеркну, в развитом демократическом обществе при устойчивом правовом прогрессе, вырабатываются и приобретают реальное значение положения и формулы о "правовом государстве", "верховенстве права", "правлении права".
При таком нормальном, "деловом" взаимодействии власти и права, вполне естественном при демократическом общественном и государственном строе, происходит их взаимная притирка и - более того - взаимное обогащение. Политическая государственная власть, ее носители получают твердый настрой на то, чтобы умирять и даже обуздывать "себя", свои властные претензии. Со своей стороны и право, его представители и агенты преодолевают "правовой экстремизм", крайности формализма, другие теневые стороны юридической регламентации человеческих взаимоотношений.
По-иному указанная ранее парадоксальная ситуация находит свое разрешение в обществах, где власть перешагнула социально-оправданный порог своей концентрации и в содержании власти доминирующее значение приобретают авторитарные стороны и тенденции или, хуже того, власть попадает под эгиду групповых, узкоклассовых или этнических интересов, доктринерской или даже утопической идеологии. При таком положении вещей власть, и так жестко-императивная по своим первородным началам, становится по отношению к праву и вовсе неуступчивой, нетерпимой.
В этом случае происходят процессы, обратные тем, которые характерны для обществ с развитой демократической и правовой культурой. Власть здесь стремится, и это ей во многом удается, подчинить себе правовые институты, так "обработать" их и таким образом ввести в существующую общественную и государственную систему, чтобы они стали послушной игрушкой в руках властвующих государственных и политических учреждений и персон, безропотно проводили (и - что не менее важно - юридически оправдывали или даже возвеличивали) произвольные акции власти, а то и ее прямой произвол. Здесь происходит деформация права, нередко весьма значительная, которая при неблагоприятных политических условиях вообще превращает право в ущербную юридическую систему, а то и в один лишь фетиш, "маску права", "видимость права", или, по иной терминологии, в "имитационное право".
И наконец, - пункт , к которому хотелось бы привлечь внимание.
Как показывают фактические данные последнего времени, модные правовые лозунги ("правовое государство", "верховенство права", "права человека" и им аналогичные) широко и вольно используются в разнообразных политических целях различными политическими силами, в России - от коммуно-радикальных до радикальных демократов. Нередко их с напором пускают в дело и государства, далеко не всегда отличающиеся последовательно демократическим режимом. И то обстоятельство, что подобные лозунги слабо реализуются или вообще не реализуются в жизни, заинтересованными людьми порой объясняются несовершенством права, недостатками в работе законодательных и правоохранительных учреждений, упущениями тех или иных должностных лиц.
Между тем здесь, наряду с упомянутыми обстоятельствами, есть еще и довольно жесткая закономерность, которая по большей части не принимается в расчет. Право как нормативно-ценностный регулятор вообще, по определению, не способно занять высокое место в общественной жизни, которое бы соответствовало критериям и стандартам правового государства и верховенства права, если в данном обществе политическая, государственная власть заняла авторитарно-доминирующее положение или - что еще хуже - положение тотально всемогущей, тиранической силы. То есть силы, превышающей свой социально оправданный порог - естественные, социально-оправданные "потребности во власти", существующие в данном обществе, и настроенной на то, чтобы использовать свое могущество в групповых, узкоклассовых, этнических или идеологических интересах. Такой власти нет противовеса, нет по воздействующим возможностям никакой альтернативы; и даже формально введенные институты по упорядочению власти - разделение властей, федерализм и др., во много оказываются бессильными - такими, когда они мало-помалу неотвратимо переходят на позиции угодничества всесильной власти.
И с такой властью право, сколь бы оно ни было развито и совершенно, справиться также не в состоянии. Право в обществе, в котором доминирует Большая власть, "социально обречено": оно в принципе не в состоянии стать правовым, обществом, в котором утверждается верховенство права, правление права.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В этих слоях правовой материи в ее глубинах
Алексеев С. Право. Азбука. Теория. Философия. ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА 5 материи
1 покровский и
И характеризуя в этой связи миссию права в обществе в качестве формы