<<<     ΛΛΛ     >>>   

Для жителей Квебека самым важным является оставаться франко-говорящими — сохранять свой язык, являющийся ныне их главным отличительным признаком. Их повседневная жизнь ничем существенным не отличается от жизни прочих канадцев. Нации-аборигены все еще обладают как собственной своеобразной культурой, заявляющей о себе в самых разных видах социальной жизни, так и собственными языками. И те, и другие очевидно нуждаются в той или иной степени автономии в рамках Канады (или независимости от Канады), дабы продолжать сохранять присущий им по сей день образ жизни. Должна ли толерантность по отношению к ним выражаться в том, чтобы позволить им поступать так, как они того хотят, или же в том, чтобы употребить политическую власть и, если понадобится, прибегнуть к принуждению? Почему бы не попросить их приспособиться к модели иммигрантского общества?

Дело в том, что ни аборигены, ни квебекцы не являются иммигрантами. Они никогда не жертвовали своей культурой и в этом смысле не платили ту цену, которую обычно платят иммигранты. Французы пришли сюда как колонисты; аборигены же есть то, что они есть, — коренные народы, так сказать, колонисты предшествующих эпох. И аборигены, и колонисты были завоеваны в ходе войны, которую, мы скорее всего, сочтем войной, по отношению к ним неправедной (хотя франко-британские войны могут быть названы и обоюдонеправед-ными, ибо велись они ради обретения господства над "индейцами"). На данном историческим фоне требование той или иной разновид-

61

ности автономии выглядит вполне обоснованным. Однако реализация этого требования — дело непростое, ибо она потребует такого конституционного устройства, которое позволит осуществлять дифференцированный подход к разным народам, установит разные режимы в разных частях одной и той же страны, при том, что страна эта исповедует либеральный принцип равенства всех перед законом.

Приверженностью данному принципу и объясняется отказ канадцев (до поры до времени) предоставить Квебеку конституционально закрепленный "особый статус", а в этом заключается главная причина проводимой данной провинцией сепаратистской политики. Почему же эта провинция нуждается в ином отношении к себе, чем все прочие? Почему ее правительству следует предоставить те полномочия, в которых отказано другим? На эти вопросы я уже давал ранее исторический ответ, правота которого подкрепляется условиями капитуляции французов в 1760 г. и Квебекским актом 1774 г., включившим Квебек в состав Британской империи. Данное включение совершалось по стандартной модели имперской национальной политики: оно "гарантировало, что римско-католическая религия, французский язык, система сеньората в части владения собственностью и обычные законы и формы правления французского периода будут оставаться в силе до введения нового законодательства, после чего законодатели Квебека внесут в старые положения те изменения, которые сочтут нужными" 36.

Возможно ли привнести подобное устройство в либеральное государство, в иммигрантское общество, в котором прочие составляющие его группы не обладают такими же "гарантиями"? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но, вероятно, в случаях, когда речь идет о распространении принципа толерантности на группы поистине разные, обладающие различным историческим прошлым и разными культурами, действительно требуется определенная политико-правовая дифференциация. Доводы в пользу того, что Чарльз Тейлор назвал в свое время "асимметричным федерализмом", покоятся не только на реалиях истории (или договоров); они самым непосредственным образом вытекают из реально сохраняющихся различий и из устремлений людей, кото-

36 TiillyJ. Strange Multiplicity: Constitutionalism in an Age of Diversity. Cambridge: Cambridge University Press, 1995, pp. 145—146. Тулли отлично обрисовывает дилеммы, стоящие перед толерантностью в Канаде, и убедительно защищает права квебекцев и особенно аборигенов. Заслуживают внимания либеральные коррективы, более близкие к моей точке зрения: Kymlkka W. Multicultural Citizenship.

62

рые, так сказать, продлевают этим различиям жизнь, обеспечивая и в будущем возможность сохранять собственную культуру, а самим — играть роль ее признанных представителей ". Устремления их ясны; возражения могут вызывать лишь средства реализации этих устремлений. Квебекцы заявляют о том, что в условиях современного наплыва иммигрантов и экспансии английского языка, носителем которого является население Канады в целом, они не смогут сохранить французский язык в качестве языка публичного общения, если не получат достаточных полномочий для насаждения французского языка в повседневной жизни. Но еще они утверждают, что само это насаждение может происходить в условиях господства либерализма, т.е. что отношение к нефранцузам будет терпимым (гарантии этому содержатся и в Квебекском акте), и это не исказит их первоначального замысла. Будь это так, Квебек выглядел бы теоретически беспроблемной территорией, несмотря на все те практические трудности, которые до сих пор мешали и могут еще помешать конституционному урегулированию.

Сложнее обстоят дела с народами-аборигенами, ибо возможность сохранения их образа жизни отнюдь не очевидна, даже в условиях автономии, устанавливаемой в либеральных границах: исторически их образ жизни не является либеральным. Внутренне нетолерантные и нелиберальные группы (к таковым относятся, например, большинство церквей) могут быть терпимы либеральным обществом лишь в форме добровольных ассоциаций. Но следует ли терпеть их в виде таких автономных образований, которым даны полномочия осуществлять принуждение в отношении своих членов? Последний тип терпимости имел место в старых империях благодаря тому, что члены их не являлись гражданами (по крайней мере, они не были таковыми в строгом смысле слова); и по сей день традиционные вожди народов-аборигенов могут ссылаться на заключенные еще в имперскую эпоху договоры. Но современные аборигены являются гражданами Канады, и полномочия их общин ограничены стоящими над ними законами Канады — такими, как например. Хартия прав и свобод 1982 года. Конституционные права ставят предел всякой коллективности; цель их — утвердить права индивидов, и потому они с необходимостью являют собой некоторое посягательство на коллективные (в данном случае племенные) порядки.

37 См. сборник статей Чарльза Тейлора, посвященных этнической политике Канады: Taylor Ch. Reconciling the Solitudes: Essays on Canadian Federalism and Nationalism / Laforest G. (ed.), Montreal: McGill-Queens University Press, 1993.

63

Культура аборигенов является объектом толерантности в качестве культуры определенного сообщества или ряда ныне существующих сообществ, выживание которых в будущем не может быть гарантировано. Данные сообщества обладают правовым статусом, общепризнанными институтами, легитимными лидерами и имеют в своем распоряжении определенные ресурсы; все это увеличивает их шансы на выживание, но не служит действительным препятствием к тому, чтобы их отдельные представители отдалялись от сообщества и вовсе покидали его. Таким образом, положение аборигенов отлично от положения евреев, баптистов, литовцев и любого другого иммигрантского или религиозного сообщества, так как ни одно из них не занимает столь же устоявшихся позиций и не получает такого же признания. Народы-аборигены, вследствие того что были некогда покорены и жили под гнетом, заслуживают большего политико-правового пространства для оформления и воплощения собственной древней культуры. Но и в этом пространстве имеются свои окна и двери; оно не может быть изолировано от общества в целом, поскольку обитатели этого пространства являются также и гражданами страны. Каждый из них вправе принять решение об уходе и последующей жизни вне названного пространства, каждый вправе начать кампанию по борьбе с внутренними устоявшимися обычаями и с вождями сообщества — ив этом они не отличаются ни от евреев, ни от баптистов, ни от литовцев. Народы-аборигены являются объектами толерантности в качестве народов, и в то же время их следует терпеть и как индивидов, способных пересмотреть или вовсе отвергнуть образ жизни собственного народа. Данные формы толерантности существуют между собой — правда, детали такого сосуществования предстоит еще разработать; к тому же неясно, как долго оно способно продлиться.

Я рассматриваю Европейское Сообщество как пример союза национальных государств, не являющегося империей или консоциатив-ным устройством, союза, несколько отличного от обоих и, пожалуй, не имеющего прецедентов в мире. Поскольку Европейское Сообщество все еще находится в процессе становления и его конституционные институты все еще неопределенны и открыты для обсуждений, мой подход к нему будет чисто спекулятивным. Какие формы способна принять толерантность в создаваемом союзе?

Вопреки обвинениям в имперской амбициозности, выдвигаемым против чиновников ЕС в Брюсселе, это сообщество не является империей, ибо составляющие его государства готовы делегировать ему только часть своих суверенных полномочий. И сколько бы полномочий ни было отдано ими в конечном счете, те, что они оставляют за собой, в любом случае будут намного больше того, что необходимо для сохранения автономии. Также не является ЕС и консоциативным устройством — ни с точки зрения числа входящих в него государств, ни с точки зрения их полномочий: ведь каждое из государств-участников обладает почти что полными суверенитетом. Почему бы ему в таком случае не быть просто союзом суверенных государств, созданным в определенных целях? Между тем долгая история политических союзов не знает ничего подобного Европей-скому Сообществу в плане той экономической координации, осуществлять которую предполагают члены ЕС. Есть и другая причина не причислять данное сообщество к империям — Социальная хартия, под которой подписались его члены. Правда, положения хартии весьма слабы, хотя в них — в дополнение к минимальным размерам оплаты труда и максимальной продолжительности рабочего дня — оговаривается "равенство между мужчиной и женщиной на рынке труда и с точки зрения условий труда" 3". Эти формулировки отличаются от аналогичных формулировок международного билля о правах, провозглашенного Объединенными нациями: они носят не декларативный характер, а предназначены для реального проведения в жизнь, пусть даже механизм их осуществления на сегодняшний день все еще не определен.

Фактически уже существует европейская конвенция о правах человека, юридический механизм реализации которой действует с 1960 г., а теперь к ней добавилась хартия Европейского Сообщества. Представим, что получится, когда одно будет объединено с другим и общие положения окончательного документа будут развернуты в полный свод негативных и позитивных прав (спекулировать здесь по поводу конкретного содержания этих прав я не буду): тогда будет определено — а возможно, уже определено — то, какие из норм поведения должны восприниматься странами — членами Сообщества толерантно, а также то, какие черты полити-

38 Holland M. European Integration: From Community to Union. London: Pinter Publishers, 1994, p. 156. См. также рассмотрение "новых социальных прав в Европе" в кн.: Roche M. Rethinking Citizenship: Welfare, Ideology and Change in Modern Society. Cambridge: Polity Press, 1992, ch. 8.

65

ческой культуры этих стран и какой тип долговременных социально-политических установлений (таких, как, например, неравенство полов) следует признать нетерпимыми для нового сообщества. В некоторых отношениях, как мы покажем ниже, Европейское Сообщество требует от своих членов большей толерантности, а также иных реализаций толерантности, чем те, которые они практиковали раньше. Но хартия, как я ее себе представляю, должна установить и ряд ограничений, и поскольку эти ограничения примут вид системы прав, они, как ожидается, будут играть решающую роль в отношении всех прочих правил и обычаев. Подобное решающее воздействие возымеет важные последствия: оно перенесет центр политической дискуссии с законодательных органов на органы правосудия и полуюридические административные органы (как это в определенном смысле случилось в Соединенных Штатах); это увеличит число судебных тяжб; и, что самое важное, это сделает индивидов более сильными перед лицом национальных государств или тех этнических и религиозных групп, к которым принадлежат данные индивиды. Если прежние империи толерант-но относились к различным правовым культурам, новое сообщество, по-видимому склонно — со временем, в процессе непрестанного саморазвития — установить единый для всех закон.

Вместе с тем в двух отношениях каждое из государств-участников станет более разнородным, чем когда-либо раньше. Во-первых, Сообщество признает находящиеся внутри государств регионы в качестве правомерных объектов социально-экономической политики — и, видимо, настанет время, когда оно признает их также и как субъектов политики. Такое признание почти наверняка улучшит положение меньшинств, компактно проживающих на определенной территории, таких, как шотландцы или баски (оно уже подхлестнуло их амбиции). Но долговременные последствия регионализма вполне могут рассматриваться в качестве второго источника нового многообразия — иммиграции, имеющей тенденцию подрывать господство этносов на отдельных территориях. Уже сейчас "граждане" Сообщества обладают гораздо большей, чем раньше, свободой при пересечении границ — при этом они несут с собой не только новообретенные права (данные им для свободного "перемещения" собственных прав из страны в страну), но и свою прежнюю культуру и религию. Таким образом, нации, составляющие большинство, скоро окажутся в обществе непривычных для них меньшинств; традиционные же национальные меньшинства приобретут конкурен-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Характерные для ассоциаций

Распад империй часто оставляют удачливые меньшинства опасно незащищенными перед лицом новых
Существовать в качестве чисто добровольных ассоциаций
Пользуются правами в качестве индивидов