<<<     ΛΛΛ     >>>   

Ответом на нексусный вопрос может быть „да“ или „нет“. Ответом на „иксовый вопрос“ может быть, в зависимости от обстоятельств, все что угодно, кроме „да“ или „нет“. Что касается интонации, то для нее существует общее правило: в нексусных вопросах она характеризуется подъемом, а в иксовых вопросах — падением в конце предложения. Однако встречаются и такие вопросы, которые в этих двух отношениях сходны с иксовыми вопросами, но по форме сближаются с нексусными. Если мы к вопросу Is it white? „Оно белое?“ добавим or black? „или черное?“, а к вопросу Do you drink sherry? „Вы пьете херес?“ добавим or port? „или портвейн?“, то получим разделительные (disjunctive) или альтернативные (alternative) вопросы, в которых подъем тона сосредоточен на первой части (как в простом вопросе), а добавленная часть (or white, or port) произносится с падающим тоном. Такие вопросы эквивалентны местоименным (иксовым) вопросам типа What colour is it? „ Какого это цвета ?“, Which do you drink, sherry or port? „Что вы пьете, херес или портвейн?“ Однако интересно отметить, что вопросы, на первый взгляд одинаковые, могут иметь различное значение в зависимости от различий в интонации; если sherry or port рассматривать как общий термин, обозначающий крепкие вина, то ответ на вопрос Do you drink (такие крепкие вина, как) sherry or port? естественно, будет „да“ или „нет“ (ср. О . Jesperse n, Lehrbuch der Phonetik, 15. 54). Вопросы с neither... nor „ни... ни“ (Have you neither seen nor heard it?) являются нексусными вопросами, так как neither... nor представляет собой отрицательное соответствие выражению both... and „и... и“, а не выражению either... or „или... или“.

Следует также упомянуть форму, которую я назвал „вопросами второй степени“ („Lehrbuch der Phonetik“, 15. 52). Один спрашивает другого; Is that true? „Это правильно?“, а тот вместо ответа повторяет: Is that true?, имея в виду: „Как вы можете это спрашивать?“ В подобном случае в большинстве языков употребляется та же форма, что и в косвенных вопросах: Om det er sandt?; Ob das wahr ist?; Si c'est vrai? , хотя эти предложения и отличаются от обычных косвенных вопросов гораздо более отчетливым подъемом вопросительного тона. Такую же форму я нашел у Кэкстона ( Caxto n, Reynard 21, подражание французской конструкции?): „Loue ye wel myes [mice]? Yf I loue hem wel, said the catt, I loue myes better than ony thing“. Однако обычно в английском языке форма вопроса в этом случае (инверсия без союза) не отличается от формы, употребляемой в прямых вопросах; я собрал большое количество примеров, начиная с самых ранних комедий до новейших романов. Поскольку повторение вопроса имеет в виду подчеркнуть, что сама постановка его была излишней, оно становится равносильным утверждению: Do I remember it? „Помню ли я это?“ = Certainly I remember it „Конечно, помню“; любопытно, что поэтому часто бывает безразлично, есть ли в вопросе отрицание или нет: Don't I remember it? „Не помню ли я это?“ также равносильно утверждению.

Вопросы, введенные вопросительным словом (иксовые вопросы), тоже могут быть повторены собеседником, и здесь в большинстве языков также употребляется форма косвенных вопросов: Was hast du getan? — Was ich getan habe? „Что ты сделал? — Что я сделал?“; Hvad har du gjort? — Hvad jeg har gjort? Во французском языке вопросительное предложение заменяется относительным: Се que j'ai fait? Чосер употреблял вставное that, как и в других предложениях: But wherefore that I speke al this? (Parlement of Foules, 17). Но со времени Шекспира в английском языке стало обычным просто повторять вопрос в неизменном виде (за исключением интонации: Where is it? — Where is it? taken from is, it is (Шекспир). — Изменение характера вопроса при „возведении его во вторую степень“ можно обнаружить также и по типу требуемого ответа: „What have you done?“ — „What have I done?“ — „Yes, that is what I wanted to know“ „Что вы сделали? — Что я сделал? — Да, я хотел это знать“. Вопросы этого типа, таким образом, всегда бывают нексусными.

Формальные средства, с помощью которых выражаются вопросы, следующие: 1) интонация; 2) специальные вопросительные слова — местоимения или частицы, например лат. num, энклитическое -ne (первоначально отрицательное слово), дат. mon (первоначально вспомогательный глагол), франц. ti („Language“, 358); в разговорном французском языке вопросительной частицей можно считать [esk q ]; 3) порядок слов.

Однако нужно заметить, что очень часто предложение, оформленное как вопрос, не выражает по содержанию вопроса, т. е. просьбы разрешить возникшее у говорящего сомнение. Кроме так называемых риторических вопросов, отчасти сохраняющих вопросительное содержание, здесь надо упомянуть выражения удивления: What! are you here? „Что!? Вы здесь?“; конечно, это говорится не с той целью, чтобы выяснить, находится ли здесь данное лицо. Сюда же относится Isn't he stupid! „Ну не глуп ли он!“; нем. Ist das unglaublich! В таких восклицаниях интонация меняется, поэтому нельзя сказать, что они полностью оформлены как вопросы. Это в еще большей мере справедливо по отношению к условным предложениям с тем же порядком слов, что в вопросах; такие предложения развились из вопросов: Had he been here, I should have given him a piece of my mind „Был бы он здесь, я бы сказал ему пару теплых слов“.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Определения „предложения“ слишком многочисленны и слишком разнородны, чтобы их можно было здесь все привести или подвергнуть критике . Если отвлечься от мнимых определений, в которых лингвистические термины употребляются с целью скрыть отсутствие ясной мысли, большинство определений исходят либо из формальных, либо из логических, либо из психологических соображений; в некоторых случаях авторы стремились примирить две или даже все три точки зрения. Однако, хотя, таким образом, в теории нет никакой согласованности, на практике грамматисты обычно проявляют больше единодушия; если предложить им на рассмотрение конкретную группу слов, они не будут сомневаться, следует ли признать ее подлинным предложением или нет.

По учению традиционной логики каждое предложение состоит из трех членов: субъекта, связки и предиката. При анализе каждого предложения (суждения) логики разбивают его на эти три компонента и таким образом получают неизменную схему, которая облегчает их действия. Однако даже в отношении их чисто интеллектуальных суждений эта схема является искусственной и надуманной; к огромному большинству тех повседневных предложений с большей или меньшей эмоциональной окраской, которые составляют главный предмет исследования для грамматиста, она совсем не приложима.

Теперь вместо старой „трехчленности“ обычно говорят о „двучленности“: в каждом предложении усматривают два компонента — подлежащее и сказуемое. В предложении The sun shines „Солнце светит“ the sun является подлежащим, a shines — сказуемым. Каждый из этих двух компонентов может быть сложным: в предложении The youngest brother of the boy whom we have just seen once told me a funny story about his sister in Ireland „Младший брат мальчика, которого мы только что видели, однажды рассказал мне забавную историю о своей сестре в Ирландии“ все слова до слова seen представляют собой подлежащее, а все остальные — сказуемое. Существуют различные мнения по вопросу о том, как возникает эта двучленность психологически: соединяются ли два представления (ideas), уже существующие раздельно в сознании говорящего, или же одно представление (Gesamtvorstellung) расчленяется в целях коммуникации на два частных представления. Однако этот вопрос мы можем не затрагивать. С другой стороны, важно иметь в виду, что два компонента предложения — подлежащее и сказуемое — представляют собой то же самое, что и два компонента нексуса — первичный компонент и аднекс; но, как мы уже видели, не всякий нексус образует предложение: предложение образует только независимый нексус.

Однако языковеды начинают все больше и больше признавать, что, кроме двучленных предложений упомянутого типа, существуют одночленные предложения. Они могут состоять из одного-единственного слова, например: Come! „Идите!“, или Splendid! „Восхитительно!“, или What? „Что?“, или из двух или большего количества слов, которые в таком случае не должны относиться друг к другу, как подлежащее к сказуемому, например: Come along! „ Идемте !“, A capital idea! „ Прекрасно !“, Poor little Ann! „Бедная Анечка!“, What fun! „Как забавно!“ Здесь следует всячески остерегаться ошибки, которую допустил даже такой грамматист, как Суит. Он говорит („New English Grammar“, § 452), что „с грамматической точки зрения эти сгущенные предложения едва ли вообще являются предложениями: скорее они представляют собой нечто промежуточное между словом и предложением“. Это утверждение основано на предпосылке, что слово и предложение не принадлежат к различным сферам, а являются двумя ступеньками одной лестницы; между тем однословное предложение есть в одно и то же время и слово , и предложение, подобно тому как однокомнатный домик с одной точки зрения будет комнатой, а с другой — домом, а не чем-то промежуточным между комнатой и домом.

Грамматист старого толка, конечно, будет возражать против этой теории одночленного предложения и будет склонен объяснять такие случаи при помощи своей панацеи — эллипсиса. В случае Come! он усмотрит подразумеваемое подлежащее you, а в случае Splendid! и A capital idea! — не только подлежащее (this), но и глагол (is). Таким образом, во многих восклицаниях высказанное можно рассматривать как аднекс, а подлежащим (первичным компонентом) считать всю ситуацию или то, что подразумевается этой ситуацией (ср. гл. X). Большинство грамматистов, вероятно, придерживалось бы того мнения, что в латинских однословных предложениях Canto или Pluit есть подразумеваемое подлежащее, как бы ни было трудно указать точно, что является подлежащим последнего глагола. Однако грамматисты должны всегда быть осмотрительны при допущении эллипсиса, кроме тех случаев, где он совершенно необходим и где не может быть никаких сомнений по поводу того, что подразумевается, например: Не is rich, but his brother is not [rich]; It generally costs six shillings, but I paid only five [shillings]. Но что подразумевается в Watercresses! „ Салат !“ или Special edition! „Специальный выпуск!?“, I offer you... „Предлагаю вам...“ или Will you buy... „Купите ли вы..?“, или This is... „Это...?“

Если слово John! „Джон!“ образует целое высказывание, его, в зависимости от обстоятельств и интонации, можно толковать по-разному: „Как я люблю тебя, Джон!“, „Как ты мог это сделать?“, „Рад тебя видеть!“, „Это был Джон? а я думал — это Том!“ и т. п. Как можно свести эти различные значения предложения John! к схеме „подлежащее-сказуемое“ и как может эллипсис помочь нам при анализе? Но нельзя отрицать, что здесь налицо предложения. И это еще не все. Yes „Да“, No „Нет“, междометия типа Alas! „Увы!“ или Oh, а также прищелкивания языком, несовершенно передаваемые написаниями Tut и Tck, являются предложениями в такой же степени, как и самые изящные предложения, когда-либо произносимые Демосфеном или принадлежащие перу Сэмюэля Джонсона.

Если мы примем это, — а я, признаться, не вижу, через какое звено цепи, соединяющей джонсоновские конструкции и прищелкивание языком, надо провести демаркационную линию, — тогда определение предложения будет не таким уж трудным делом.

Предложение есть (относительно) полное и независимое человеческое высказывание; его полнота и независимость проявляются в том, что оно стоит отдельно или может стоять отдельно, т. е. может быть произнесено само по себе .

В этом определении я намеренно избрал слово „высказывание“ (utterance) как самый широкий термин, какой я мог подыскать. Обычно под высказыванием понимается сообщение (a piece of communication), обращенное к кому-то другому, но это не обязательно (разговор с самим собой!); однако для того чтобы быть предложением, высказывание должно представлять собой сообщение, которое кто-либо мог бы услышать .

Теперь рассмотрим, что подразумевается под словом „независимо“ в нашем определении. She is ill „Она больна“ является предложением, но если те же самые слова войдут в состав сочетания Не thinks (that) she is ill „Он думает, что она больна“ и Не is sad when (if, because) she is ill „Он печален, когда (если, потому что) она больна“, они будут уже не независимыми высказываниями, а частями предложений — либо, как в первом примере, — дополнением к thinks, либо, как в других — субъюнктами (строго говоря, частями субъюнктов, так как при этом требуются и союзы). Эти части предложений, обозначаемые в английском языке термином (dependent) clauses, называются по-немецки Nebensдtze „придаточные предложения“, а по-датски bisжtninger, как будто бы они сами по себе были особого рода предложениями, хотя, в соответствии с нашим определением, они таковыми не являются. Точно так же в то время как What to do? „Что делать?“, когда оно стоит отдельно, является полным предложением, оно перестает быть таковым в сочетании Не did not know what to do и становится так называемым clause .

Из моего определения следует, что, когда If only something would happen! стоит отдельно и означает I wish something would happen и когда If this isn't the limit! означает This is the limit, они являются (полными) предложениями, хотя совершенно очевидно, что развились они из зависимых предложений (clauses), требующих для своего завершения какого-то продолжения.

Можно легко заметить, что предложение в том виде, как оно определено здесь, является чисто понятийной категорией; для того чтобы слово или группа слов стали предложением, не требуется никакой особой грамматической формы. Я даже не пойду за теми исследователями, которые вводят термин „нормальное предложение“ (Normalsatz) для предложений, содержащих подлежащее и глагол в личной форме. Подобные предложения могут быть нормальными в спокойной, гладкой, неэмоциональной прозе, но как только в речь проникает живая эмоция, начинают широко употребляться предложения, которые выпадают из этого нормального образца, но которые тем не менее имеют все основания считаться естественными и обычными предложениями.

Было бы, пожалуй, лучше разделить предложения на следующие разряды:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Множественного числа артикля

Английские расширенные временны е формы в приведенном обзоре латинскому sc
Глаголы единственные слова