<<<     ΛΛΛ     >>>   

Безусловно, одно из первых мест в папской политике занимала византийская проблема. Урбан II, убедившись в бесплодности попыток добиться подчинения греческой церкви дипломатическим давлением, пошел по пути Григория VII. Он в известной мере воскресил — но и только! — его идею вооруженного захвата Византии посредством мнимого оказания ей поддержки против «неверных». Урбан II подхватил те агрессивные настроения, которыми были преисполнены в 90-х годах феодальные владетели на Западе, и постарался извлечь из этого выгоду для католической церкви, осуществив с помощью воинственного рыцарства давние захватнические планы папства, направленные на создание теократической монархии.

Итак, Урбан II взял на себя почин организации похода под религиозными лозунгами. Правда, папа взял эту инициативу еще и потому, что в противном случае она целиком оказалась бы в руках светской знати, а это могло ущемить прежде всего материальные интересы церкви как феодального собственника, стремившегося к обогащению и упрочению своих позиций. Но во всяком случае нельзя отрицать того, что крестовый поход, когда бы ни началась подготовка к нему, развернулся все же после Клермонского собора.

Прежде всего при изучении ближайших событий, предшествовавших Клермонскому собору, обращает на себя внимание то, что папа, решив использовать религиозно-воинственные настроения, распространившиеся в феодальных кругах, начал весьма активно подготовлять крестоносную экспедицию. Притом речь идет не о проповеднической деятельности (она развернулась в основном уже после Клермонского собора) — папа в 1095 г. приступил к практической подготовке вооруженного похода на Восток.

Было бы ошибочно считать речь Урбана II экспромтом, преподнесенным папой экзальтированной массе, слушавшей его в Клермоне, и даже — как, например, полагал Д. Н. Егоров — чуть ли не экспромтом, подсказанным папе настроением этой самой массы. Было бы столь же ошибочно, на наш взгляд, полагать, что Урбан II, бросая клич к «освобождению» «святой земли» и «константинопольской империи»,60) рассчитывал на один только прямой и непосредственный эффект своего выступления. Источники показывают, что папа проводил заблаговременную организационную подготовку крестового похода еще до Клермонского собора. События, последовавшие за ним, далеко не во всем могут рассматриваться как проявление «стихийного» порыва людей, собравшихся в Клермоне или внявших голосу папских проповедников вскоре после собора. Стихийный порыв, безусловно, имел место (достаточно вспомнить пресловутые восклицания «Deus le volt» во время речи Урбана II). Но для нас несомненно и то, что Урбан II заранее стремился позаботиться о том, чтобы в какой-то мере ввести стихийное движение в рамки, выгодные для римской курии. В частности, он пытался принять меры практического порядка, цель которых состояла прежде всего в том, чтобы передать руководство крестоносным [42] предприятием лицам, так или иначе связанным с папским престолом или даже подвластным ему, обеспечить участие в походе этих представителей феодального мира.

В плане нашего исследования особенно существенным представляется следующий факт. Как известно, первым из крупных феодальных владетелей Франции, откликнувшихся на клермонскую речь папы, был граф Раймунд Тулузский. Французский хронист Бодри Бургейльский (Дольский) описывает эффектную сцену, происшедшую тотчас по окончании речи папы в Клермоне: к папе явились послы Раймунда Тулузского, объявившие о готовности графа выступить в поход.61) Изъявление графом Сен-Жилля готовности к походу не было случайностью. Сцена появления в Клермоне послов графа Раймунда была заранее продуманной, и если не в деталях, то в принципе все было согласовано с Урбаном II. Когда и каким образом?

Дело в том, что Урбан II, отправившись летом 1095 г. во Францию и достигнув в Пюи договоренности с епископом Адемаром Монтейльским о назначении его легатом курии в войске будущих крестоносцев,62) двинулся затем во владения графа Тулузского. Документы свидетельствуют о его пребывании в Сен-Жилльском монастыре (1 сентября 1095 г.)63) и в «бурге святого Эгидия» (6 сентября 1095 г.).64) Конечно, Урбана II интересовал не столько монастырь Сен-Жилльский, сколько владетельный граф Сен-Жилльский. Заручиться заранее согласием Раймунда на участие в планировавшемся папой крестоносном предприятии было бы весьма крупным успехом — и не только потому, что этот сеньор являлся крупнейшим феодальным князем Южной Европы. Решающую роль для папы должны были играть два соображения: во-первых, Раймунд Тулузский, будучи графом Прованса (с 1093 г.),65) являлся вассалом римского папы,66) и именно так рассматривал его сам Урбан II;67) во-вторых, — это обстоятельство следует подчеркнуть с особой силой — граф Раймунд принадлежал к числу тех алчных феодальных владетелей, которые должны были принять участие в антивизантийском походе, замышлявшемся еще Григорием VII 20 лет тому назад (в 1074 г.).68) [43] Урбан II не мог не знать об этом: источники говорят, что он был хорошо знаком не только в общем и целом с планами Григория VII — в курии внимательно изучались документы, оставленные Гильдебрандом, в том числе и его переписка.69) Вполне понятно, что с этой точки зрения перспектива привлечь на свою сторону такого сеньора, который уже с давних пор был связан с антивизантийской политикой курии, представлялась Урбану II особенно заманчивой.69а)

Далее. Об экспансионистских, в том числе и направленных против Византии, целях папства при организации крестового похода свидетельствует пресловутая речь папы на Клермонском соборе.70) [44]

Эта речь, особенно тот ее вариант, который передает один из лучших источников по истории первого крестового похода — хроника Фульшера Шартрского, показывает со всей очевидностью, что намерения Урбана II в отношении Византии мало чем отличались от аналогичных стремлений Григория VII. Урбана II, которого буржуазные историки рисуют обычно инициатором похода, предпринятого якобы во имя «освобождения гроба Господня», на самом деле интересовал вопрос более практического характера. Урбан II, подобно Григорию VII, жадно стремился к присвоению богатств восточной церкви. Он бросил клич к крестовому походу для того, чтобы, нанеся с помощью феодального ополчения поражение сельджукам и расширив сферу влияния римской курии на Востоке, наложить затем руки римской курии на богатства восточной, в том числе и прежде всего — греческой церкви.

Действительно, в речи папы на Клермонском соборе, как ее передает Фульшер Шартрский, на первом плане фигурирует демагогическое соображение о необходимости помощи «единоверцам», «освобождения» восточных христиан от «персидского племени турок».71) Это — один из главных доводов, с помощью которого папа обосновывал идею крестового похода. На самом деле «освобождение» восточных христиан было лишь благовидной формулой, которой Урбан II прикрывал непомерные аппетиты папства. Примечательно одно обстоятельство: в той версии клермонской речи, которая передана в хронике Фульшера Шартрского, Урбан II вообще не упоминает об Иерусалиме. Очевидно, выступая с проповедью крестового похода против «персидского племени турок», Урбан II имел в виду не только и, может быть, не столько Иерусалим (последний фигурирует в других вариантах его речи, передаваемых западными хронистами, например, у Роберта Монаха), сколько Византию. Об этом свидетельствует также и крестоносное послание Урбана II во Фландрию (конец 1095 г.). И здесь папа, повторяя ту же формулу, призывает прежде всего ad liberationem Orientalium ecclesiarum;72) об Иерусалиме же сказано как бы между прочим.73)

Истинный смысл этого liberatio раскрывается тем вариантом папской речи в Клермоне, который сообщает Роберт Монах. В передаче этого хрониста, папа, мотивируя необходимость крестового похода, между прочим ссылается на «дела предков», на их «заслуги и доблести»; он призывает своих знатных слушателей вспомнить о доблестных подвигах предков и последовать их примеру.74) В чем же папа видит эти «заслуги предков», [46] в частности, упоминаемых им Карла Великого и его сына Людовика? Оказывается, в том, что они не только разрушали царства язычников, но и «расширяли в них границы церкви» (!!). Следовательно, в расширении границ церкви видел папа одну из важнейших целей крестового похода.

Именно этот вариант клермонской речи Урбана II лучше всего доказывает, сколь широко простирались агрессивные намерения Рима: стремясь возбудить религиозный пыл той массы людей, которая, стоя под открытым небом, слушала 26 ноября 1095 г. его речь, Урбан II, как известно, много места уделил описанию «страданий», причиненных христианам «неистовствующими язычниками».75) О «страданиях» каких же восточных христиан «скорбит» римский первосвященник? К отмщению кого призывает он, льстя своим слушателям, «великим душой, сильным телом»?76)

Папа совершенно отчетливо фомулирует свою мысль, совершенно недвусмысленно концентрирует внимание своей аудитории на двух пунктах, где положение единоверцев («восточных братьев», как лицемерно говорит папа) настоятельно требует вмешательства Запада: это Иерусалим и Константинопольская империя.77) Вот, следовательно, куда должны устремить свой христианский гнев «избранные богом»! Один из западных хронистов, Вильгельм Мальмсбюрийский, весьма детально перечисляет конкретные области, к захвату которых (под предлогом освобождения их от турок) призывал Урбан II: это Сирия, Армения (!), вся Малая Азия с провинциями Вифиния, Фригия, Галатия и т. д.78)

Итак, мы убедились, во-первых, в несостоятельности тех крайне хвалебных оценок, которыми окружила личность Урбана II буржуазная (а еще раньше феодально-католическая) историография. Урбан II лишь воспользовался готовыми идеями Григория VII, несколько видоизменив их, чтобы взять в руки инициативу предприятия, затевавшегося, вероятно, в феодальных замках независимо от папы.

Во-вторых, произведенный нами анализ разного рода документальных данных показывает, что именно римский папа, а не кто-либо другой был прямым и ближайшим «возбудителем» крестового похода 1096—1099 гг. Именно он направил грабительские орды феодального воинства на Восток. Таково было, между прочим, и мнение современников событий. Швабский хронист, например, прямо указывает, что «зачинателем (виновником) похода в весьма значительной мере являлся господин папа».79) А вожди крестоносцев в письме к Урбану II, отправленном из-под Антиохии в 1098 г., называют крестовый поход «собственной войной» папы.80)

Наконец, в-третьих, мы имели возможность удостовериться в том, что нет никаких оснований отделять крестоносную деятельность папства от его агрессивной политики в отношении Византии и считать совпадение [46] борьбы папы за унию с организацией им крестового похода чистой случайностью81. На самом деле стремление к включению Византии в орбиту папского влияния столь же органически связано с организацией крестового похода Урбаном II, как связаны с ним и захватнические намерения папства на Ближнем Востоке. И Византия, и Иерусалим были звеньями одного экспансионистского плана, продиктованного прежде всего сугубо корыстными побуждениями верхов римско-католической церкви, добивавшейся расширения своих материальных ресурсов с целью дальнейшего упрочения своих классовых позиций.

Общий вывод из сказанного напрашивается сам собой. В 1095 г. папство призвало Запад к «крестовому походу» против «неверных». При этом первенствующую роль для Рима играли вовсе не религиозные соображения и не спасение Византии, как это рисуют некоторые современные буржуазные историки. Подчинение католицизму территорий Византии, Сирии, Палестины, завоеванных до того сельджуками, — такова была политическая подоплека крестоносной деятельности римской курии в конце XI в., таково было политическое существо организованного по инициативе римского первосвященника Первого крестового похода. [47]

1) А. С. Кrеу. Urban's Crusade — Succes or Faillure. — AmHR, 1948, January, p. 235-250.

2) P. Charanis. Byzantium, the West and the Origine of the First Crusade. — «Byzantion», т. XIX, 1949, p. 207-221.

3) Ekkehardi Uraugiensis Chronicon. — MGH, SS, t. VI, p. 460: «Alexius imperator Constantinopolitanus... non paucas epistolas Urbano papae direxit, quibus in defensionem orientalium ecclesiarum se non sufficere deploravit, totum, si. fieri posset, occidentem... sibi in adjutorium advocari, promittens per se cuncta necessaria proeliaturis terra marique ministrari».

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Заборов М. Византийская политика папства и начало крестовых походов истории 11 алексея
Заборов М. Византийская политика папства и начало крестовых походов истории 11 восточных
Принципиальной разницы между восточной политикой григория vii