<<<     ΛΛΛ     >>>   

Трудно сказать, что было на уме у Уайны Капака, сам ли он поделил империю таким образом или позволил этому произойти, так и не назвав своего преемника. В последние несколько лет его жизни плававшие на бальсовых плотах торговцы и путешественники рассказывали ему о том, что происходит на севере за пределами его империи. Как бы ни были неточны результаты подобной разведки, император не мог оставаться в полном неведении об опасности, возникшей в связи с походом испанцев в Мексику и на юг на Дарьей. До него должны были доходить и рассказы о бороздящих моря кораблях, везущих бородатых людей. Гарсиласо полагает, что им владели дурные предчувствия и что, подобно Моктесуме, он стал свидетелем многих дурных предзнаменований. Например, его мудрецы предвещали катастрофу, когда орел упал с небес после атаки канюков во время праздника Солнца.

«Последовали землетрясения такой необычайной силы, что огромные скалы раскалывались на части, а горы падали. Море стало яростным, затопило берега и захватило землю, причем небеса рассекали многочисленные кометы, сея ужас. Мистический страх охватил [людей] по всему Перу, когда однажды необычно ясной ночью новая луна появилась с ореолом из трех больших колец; первое было цвета крови, второе зеленовато-черное, а третье, казалось, было сделано из дыма».

Предсказатели утверждали, что кольцо цвета крови предрекает войну между потомками Инки, и добавляли: «Черное кольцо угрожает нашей религии, нашим законам и империи, которая не переживет этих войн и смерти твоих людей; и все, что ты сделал, и все, что сделали твои предки, исчезнет в дыму, как показывает третье кольцо».

И все же нам трудно принять версию, похоже разделяемую Прескоттом, что Уайна Капак приказал своим вождям подчиниться бородатым чужакам, чей приход был предсказан Инкой Виракочей. Каким бы суеверным фаталистом он ни был, он являлся абсолютным правителем всего мира инков, и миру этому пока ничто всерьез не угрожало. Раскол же империи по его согласию гораздо более вероятен. Осознав надвигающуюся с севера опасность, он сделал все, что мог, чтобы передать свои армии под командование единственного сына, на чьи способности как военного лидера он мог положиться.

Год смерти Уайны Капака был годом прибытия маленького суденышка Писарро в Тумбес.

Возможно, Уайна Капак надеялся, что Атауальпа немедленно воспользуется возможностями своей закаленной ар. мии, утвердится в качестве Инки и устранит Уаскара, как Пачакути устранил своего брата Урко. Однако Атауальпа, похоже, не был склонен спешить. Он, очевидно, чувствовал, что нуждается во времени для укрепления своих позиций; Уаскар же оказался слишком беспечен, чтобы намеренно ускорить события и бросить вызов своему сводному брату на севере. Только пять лет спустя после смерти отца Атауальпа почувствовал себя достаточно сильным, чтобы сделать первый ход. Даже тогда проявленная им жестокость свидетельствует о сомнениях, вызванных его положением не вполне законного наследника.

Свою первую победу он одержал в 1532 году при Амбато, примерно в шестидесяти милях к югу от Кито. Он атаковал город Тумебамба, перебил его обитателей и сровнял город с землей, после чего продолжал опустошать провинцию Каньярис в назидание прочим сторонникам Уаскара. Он действовал как человек, который должен победить или потерять все. Продвигаясь по прибрежной дороге, он был остановлен островитянами Пуны, но оставил их на расправу жителям Тумбеса и по соединительной дороге ушел в Анды. Была весна, и Писарро уже высаживал свое войско позади линии войск индейцев, когда Атауальпа бросил свою армию в решающее сражение при Куско, оставаясь при резервных войсках в Кахамарке. Его дисциплинированные, закаленные воины разгромили наспех собранное ополчение Уаскара. Тем не менее сражение продолжалось весь день. Убитые насчитывались тысячами. Сам Уаскар был взят в плен.

Испанские писатели, пытаясь оправдать деяния своих соотечественников, утверждают, что Атауальпа был настолько жесток, что перебил весь айлью Инки. Гарсиласо пишет, что он «принес в жертву двести своих братьев, сыновей Уайны Капака», и что «некоторые из них были зарезаны, некоторые повешены, тогда как других бросали в реки и озера с привязанным к шее камнем или сбрасывали с высоких скал и крутых пиков». Он утверждает, что несчастный Уаскар вынужден был наблюдать за этим побоищем, однако здесь рассказ становится несколько путаным. Уаскара будто бы заставили пройти между двумя рядами своих родственников в долине Саксауана, одетого «в траурные одежды, со связанными руками и веревкой на шее... сразу же после этого всех их перебили топорами и мечами». Неудовлетворенный и этим, Гарсиласо добавляет, что, «когда из всего рода Уаскара и из его главных вассалов не осталось ни одного взрослого мужчины, Атауальпа обратил свое мщение на женщин и детей королевской крови». Всех, кого смогли найти, согнали в большой загон на равнине Иауарпампа. «Сперва их подвергли суровому посту. Затем все жены, сестры, тети, племянницы, кузины и тещи Уаскара были повешены, кто на деревьях, кто на специально выстроенных виселицах, некоторые за волосы, некоторые за обе руки, или за одну руку, или за талию, или еще другими способами, кои благопристойность запрещает мне поведать. Им дали в руки их маленьких детей, которых они пытались удержать, пока дети не падали с высоты на землю. Чем дольше длилась пытка, тем более довольны были палачи, для которых предать свои невинные жертвы скорой смерти означало бы оказать им благодеяние».

В качестве подтверждения жестокостей Атауальпы Гарсиласо цитирует пятую главу третьей книги второй части «Истории Перу» Диего Фернандеса, добавляя: «...и будет видно, что я ничего не выдумал». Он не только приписывает Атауальпе уничтожение всего айлью Инки, но утверждает, что «слуги, казначеи, чашеноши, повара и в целом все те, кто по роду службы ежедневно общался с Инкой, были безжалостно убиты вместе со своими семьями; в дополнение к чему дома их были сожжены и деревни разрушены». Это мало вероятно, ибо мщение такого масштаба означало бы полное разрушение правительственной машины. А если он готов был уничтожить весь айлью Инки, то почему он не убил самого Инку?

К тому времени, когда Уаскар потерпел поражение и попал в плен, Писарро и его испанцы уже строили первый гарнизонный город Сан-Мигель. Времени было мало, и политическая необходимость, казалось, должна была заставить Атауальпу проявить милосердие. Проходили недели: Атауальпа вел разведку из Кахамарки, испанцы готовились к походу на побережье. Наконец в сентябре Писарро выступил в поход. К середине ноября его маленькое войско перешло через Анды и спустилось к Кахамарке, где Атауальпа, расположившись с армией временным лагерем у горячих источников в двух лигах от города, обдумывал свои дальнейшие действия. Он знал об испанской армии все, так как отправил к Писарро первое посольство еще тогда, когда тот с трудом взбирался по ущельям вверх, и второе — когда тот продвигался по плоскогорью. Оба посольства приветствовали испанцев.

Была ли это лишь хитрость, как считал Писарро, или же он искренне приветствовал пришельцев?

Для ответа на этот вопрос мы должны взглянуть на ситуацию глазами Атауальпы. Ни один диктатор со времен Рима не обладал столь абсолютной властью, как Атауальпа в то время, когда принял королевский борла и стал Сапа Инкой Перу. Империя инков достигла вершины могущества. Любое его повеление незамедлительно исполнялось на всем пространстве его необъятных владений. Возможно, он ждал беды в будущем от неожиданного вторжения чужеземцев, но опасаться ничтожного войска испанцев не имел никаких оснований: он мог стереть их с лица земли или не делать этого, по желанию. Пока же им овладело надменное любопытство. К нему поступало множество докладов, иногда противоречащих друг другу: доклады о кораблях, содержание которых, вероятно, он едва мог понять, доклады об огнестрельном оружии и пушках, которые должны были казаться ему сильно преувеличенными, доклады о воинах, ездивших верхом на животных, значительно превосходящих размерами ламу. Ходили слухи о могущественном короле за морем и о новой религии, символом которой являлся крест и в которой поклонялись богочеловеку, убитому собственным народом. Сам Писарро не прилагал таких усилий, как Кортес, чтобы придать своим завоеваниям видимость крестового похода, но монах-доминиканец Вальверде оказался рьяным миссионером. Атауальпу, должно быть, заинтересовал образ Иисуса, бывшего, подобно ему самому, сыном бога. Итак, он со своей армией ожидал у горячих источников, позволив испанцам беспрепятственно перебраться через перевалы, преодолеть высокогорье Сьерры, не встретив сопротивления, и даже предоставил им для их лагеря каменные стены Кахамарки. Он был похож на ребенка, зачарованного собственным любопытством.

Борла —  головной убор — символ королевской власти. (Примеч. перев.)

Глава 4. РЕЗНЯ, ЗОЛОТО И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Ранним утром в пятницу, 15 ноября 1532 года, Писарро взошел на господствующие над городом высоты и впервые увидел полосу ярко-зеленых лугов вдоль реки и раскинувшийся у подножия горы палаточный лагерь на дальней стороне долины. Склоны, по которым предстояло спускаться его армии, оказались поросшими травой и не слишком крутыми; оставшийся путь не представлял особых сложностей, и уже к полудню испанцы были на расстоянии лиги от Кахамарки. Здесь, пишет Херес, он дождался своего арьергарда, «все войско привело оружие в боевое состояние, и губернатор [Писарро] построил испанцев, конных и пеших, в колонну по три для входа в город». Прескотт пишет, что он двигался тремя отрядами, что кажется более достоверным, поскольку Писарро успел уже убедиться в многочисленности армии Инки и хотел продемонстрировать индейцам как можно более внушительное зрелище.

Кахамарка была свободна. Со стороны Атауальпы это был необычайный жест, ибо испанцы сразу получили все преимущества сильной оборонительной позиции. Херес приводит очень детальное описание этого индейского города с двумя тысячами жителей.

«Дома имеют более двухсот шагов в длину, очень прочно выстроены и окружены массивными стенами в три человеческих роста высотой. Крыши крыты соломой и деревом. Внутри дом состоит из восьми комнат, устроенных гораздо лучше, чем все, что мы видели до сих пор. Стены сложены из тщательно обтесанных камней, и каждое жилище окружено своей каменной стеной с дверными проемами и имеет собственный фонтан с водой в открытом дворе, куда вода для снабжения дома посредством труб поступает издалека. Со стороны открытой местности каменная крепость соединена с площадью посредством лестницы, ведущей с площади в форт. В сторону открытой местности выходит и еще одна маленькая дверца с узкой лестницей, все это в пределах внешней стены площади. Над городом, со стороны гор, где начинаются дома, стоит на холме еще один форт, большая часть которого укрыта в высеченном в скале углублении. Он более крупный и окружен тремя стенами, поднимающимися по спирали».

Разместив своих людей на главной площади, Писарро некоторое время ждал, но, поскольку из индейского лагеря не прибыло посланца, он направил к ним де Сото с двадцатью всадниками, чтобы пригласить Инку встретиться с ним. Затем он поднялся на вершину форта и, пораженный количеством индейских воинов, собравшихся перед своими палатками, немедленно приказал своему брату Эрнандо следовать за де Сото еще с двадцатью всадниками. К этому моменту успели собраться обычные послеполуденные облака; пошел дождь, и стало очень холодно; подул ветер. Поскольку глинистая дорога от Кахамарки к горячим источникам была перекрыта индейцами, Эрнандо пришлось идти в обход. Это привело его к мосту, где он нашел отряд де Сото, наблюдавший за группой воинов на другом берегу небольшой реки. Де Сото направился вперед с переводчиком Фелипильо. Эрнандо последовал за ним, перейдя реку вброд и проскакав сквозь отряд индейцев на той стороне. Он увидел Инку сидящим перед дверью своей палатки на маленьком подобии трона, окруженным свитой; перед ним на корточках сидело несколько женщин, а позади стоял отряд вооруженных телохранителей численностью не менее четырехсот человек.

Горячие источники, теперь известные как Баньос-дель-Инка, за четыреста с лишним лет почти не изменились. Они по-прежнему играют пузырьками в траве, и исходящие паром лужи сернистой воды покрывают примерно четверть акра. Местные жители в битком набитых автобусах приезжают на отдых сюда, в общественные бани, возведенные на месте палат Атауальпы. Палаты эти, согласно Хересу, состояли из четырех комнат, окружавших дворик с бассейном, куда по трубам поступала горячая и холодная вода. Снаружи имелся еще один бассейн для купания. В оба бассейна вели каменные ступени. «Комната, в которой Атауальпа находился в течение дня, представляла собой сквозное помещение, выходившее с одной стороны в сад, а с другой во двор; рядом находилась комнатка, в которой он спал, с окном, смотревшим во дворик и на бассейны. Стены были оштукатурены красным битумом, который выглядел лучше, чем охра, и очень блестел, и дерево, покрывавшее крышу дома, было того же цвета. Другую комнату образовывали четыре свода, подобные четырем колоколам, объединенные воедино. Эта комната была оштукатурена гипсом, белым как снег.'Еще две комнаты — кабинеты. Непосредственно перед дворцом течет река». Это и была та река, возле которой де Сото оставил свой отряд, и она существует и сейчас.

Поскольку Херес должен был многократно видеть Атауальпу, его описание, вероятно, является более точным, чем Сьесы де Леона, которое мы уже цитировали. «Атауальпа был мужчина тридцати лет, приятного вида, несколько коренастый, с тонким лицом, красивым и яростным, и налитыми кровью глазами. Он говорил с большим достоинством, как великий властитель. Он приводил убедительные аргументы и умно рассуждал, и когда испанцам перевели то, что он говорил, они поняли, что это мудрый человек. Он был энергичен; когда же он говорил со своими подданными, он держал себя очень надменно и не выказывал никакого удовольствия». Он был молчалив однако, когда Эрнандо впервые увидел его у горячих ис точников. На нем был борла (borla), «который выглядел" как шелковая ткань алого цвета, прикрепленная к голове шнурами», и он был преисполнен достоинства — «глаза его были опущены в землю и он ни на кого не смотрел».

Де Сото, по-прежнему верхом, возвышался над ним, и его доспехи тускло поблескивали в холодных лучах высокогорного солнца. По некоторым рассказам, его лошадь так близко придвинулась к Инке, что дыхание из ее ноздрей всколыхнуло бахрому борла. Атауальпа, хотя никогда прежде не видел лошади, не проявил никакого любопытства, напротив, оставаясь абсолютно неподвижным и не произнеся ни слова. Другие описания говорят, что де Сото, заметив естественный интерес Атауальпы к своей лошади, резко развернулся и стал демонстрировать свое великолепное искусство верховой езды, подняв под конец лошадь на дыбы прямо перед Инкой. Согласно этому описанию, Атауальпа приговорил к смерти нескольких своих военачальников, отшатнувшихся при виде этого финального курбета. Какой бы из рассказов ни был верен — а второй из них вполне соответствует горячему темпераменту де Сото, — облаченный в доспехи кабальеро, без сомнения, произвел глубокое впечатление и на самого Инку, и на собравшихся здесь вождей, и возможно, именно эта сцена явилась на следующий день причиной нерешительности Атауальпы.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Писарро
До возникновения империи инков только две культуры распространялись по всей территории перу женщины система
Брат писарро
Полученный в одном из его любовных приключений
Только принес писарро