|
|
<<< ΛΛΛ >>>
На Востоке реализуется ригидность и жесткость системы, которая
кроваво ломается и восстанавливается в прежнем виде. На
Западе – рост на базе традиций, рост, снимающий противоречия,
позволяющий суммировать и материальные, и духовные итоги
жизни предыдущих поколений.
Это не апологетика. Бесспорный успех западной системы вовсе
не является для нас некой полной и абсолютной истиной и не
заслоняет других граней происходящего. Потрясений и кризисов
хватало и хватает и в западных обществах, развитие продолжается,
и, возможно, за поворотом их ждут новые бури, о которых мы
пока не догадываемся. Буржуазно-демократическая система включает
множество очевидных недостатков, несправедливостей и во
всяком случае не является «конечным выводом мудрости земной»,
каким-то «хэппи-эндом» человеческой истории. Капитализм, безусловно,
не представляет собой воплощение некой «абсолютной
идеи» всемирной истории. Вероятно, по мере интеграции человечества
разовьются путем конфликтов и борьбы новые формы
общества, новые межгосударственные, мировые формы общежития.
О буржуазной демократии прекрасно сказано, что это самая
худшая форма правления... не считая всех остальных. Что же, действительно
среди цивилизаций, функционирующих в последние
века на исторической сцене, западная оказалась наиболее эффективной.
Наиболее опасный вызов, с которым столкнулся европейский
капитализм в своем развитии, исходил изнутри его самого.
Он был связан с медленно накапливавшимися изменениями в
XVIII-XIX веках, которые под влиянием технических открытий
и социально-политических перемен внезапно резко ускорились.
И непривычно бурный прогресс нес в себе немалые опасности.
Казалось, что европейский корабль сорвался с ясного курса, попал
в шторм, что европейская история завертелась в гибельной «диалектической
» ловушке. Об этом с грозным, «мефистофельским»
торжеством писал Маркс: «Современное буржуазное общество...
создавшее, как бы по волшебству, столь могущественные средства
производства и обмена, походит на волшебника, который не в состоянии
более справиться с подземными силами, вызванными его
заклинаниями»15. И далее еще более грозно, торжественно, диалектично:
«Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей
смерть, она породила и людей, которые направят против нее это
оружие, – современных рабочих, пролетариев»16.
Как известно, Маркс в результате своего анализа капиталистического
общества пришел к неверным выводам. Он считал, что
буржуазные производственные отношения отстают от производительных
сил. В действительности же бури, которые трясли Европу
добрых 100 лет – с 1848 до 1945 года, – которые назывались
«социализм», «коммунизм», «фашизм», «нацизм» и действительно
угрожали несколько раз вырвать с корнем дерево европейской
цивилизации, – эти бури имели совсем иную природу.
15 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. С. 429.
16 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. С. 480.
204
4
Урбанизация, слом традиций привычного образа жизни дают
основания для революции «надежд», резкого роста притязаний все
еще бедных низших классов. С падением сословных перегородок
идея всеобщего равенства овладевает массами и становится материальной
силой – силой тарана. Захватывает она не столько пролетариев,
сколько «растиньяков» – молодых честолюбивых маргиналов,
не видящих для себя возможности занять «причитающееся»
им высокое положение, мирно карабкаясь вверх по общественной
лестнице. Остается другое – швырнуть эту лестницу оземь и попинать
ногами. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а
затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет
всем». Право, не знаю, что тут пролетарского! Откровенный гимн
юных честолюбцев. Не случайно все вожди наиболее крупных
разрушительно-революционных движений были как раз типичными
представителями бесприютной интеллигенции, не находящими
себе достойного места под солнцем, будь то Маркс, Бакунин, Ленин,
Троцкий, Муссолини, Сталин или Гитлер. Конечно, я далек
от того, чтобы приравнивать крупнейшего мыслителя и блестящего
публициста Маркса к уголовнику Джугашвили или параноикуманьяку
Шикльгруберу. Но общее в одном – в принадлежности к
маргинально-интеллигентской среде, хотя и к совершенно разным
ее уровням.
Г. Уэллс, например, прямо писал, что он не сочувствует марксистской
теории, которую считал «скучнейшей», и собирается
когда-нибудь вооружиться бритвой и ножницами и написать
«Обритие бороды Карла Маркса», но симпатизирует марксистам,
из которых мало кто прочитал весь «Капитал»17.
17 Г. Уэллс дает сочное живописание того, как воспринималась марксистская
теория в его время: «Это учение и это пророчество неодолимо завладели всеми душами
молодежи всех стран, и в особенности душами тех молодых людей, которые
исполнены сил, наделены воображением и вступают в жизнь без достаточного образования,
без средств, попадая в наемное рабство, неизбежное при существующем
у нас экономическом строе. Они на себе испытывают общественную несправедливость,
тупое бездушие, чудовищную бесчеловечность нашего строя: они сознают
свое унижение, чувствуют, что их принесли в жертву; и они посвящают себя борьбе
за разрушение этого строя, борьбе за свое освобождение. ...В четырнадцать лет,
задолго до того, как мне довелось услышать о Марксе, я и сам был марксистом в
Быстрорастущие производственные возможности, кажущиеся
неисчерпаемыми, и на их фоне сохранение бедности, рост социального
неравенства, противопоставление четкой организации
производства на фабрике видимому хаосу рыночных механизмов,
оборачивающемуся безработицей, кризисами перепроизводства, –
все это естественная питательная среда распространения радикальной
антикапиталистической идеологии, связывающей все беды
современного общества с частной собственностью и рынком, а
надежды на светлое будущее – с их устранением, «обобществлением
» производства. Именно к этим кажущимся очевидными
фактам апеллирует и наиболее развитая, законченная, интеллектуально
привлекательная форма антикапиталистической идеологии –
марксизм, дающий своим сторонникам целостную картину мира,
нравственное мессианство светской религии и убедительность рационализма.
Итак, европейский кризис – это кризис технического прогресса,
обогнавшего традиции, кризис надежд, кризис слишком больших
ожиданий, на фоне которых «вдруг» невыносимыми становятся,
казалось бы, привычные неравенство, бедность. Это кризис
не рыночных производственных отношений, как думал Маркс, а
их легитимности. Это острое покушение на легитимность.
Кризис капитализма был слабее всего выражен в его цитадели –
в Англии. Казалось бы, там-то кризис производственных отношений
– именно вследствие их наибольшего развития – должен был
достичь максимума. Однако случилось противоположное. Кризис
буржуазного сознания в викторианской и поствикторианской Англии
Форсайтов оказался самым слабым именно потому, что идеи
свободы личности и неприкосновенности частной собственности
в сознании англичан были укоренены глубже, чем на континенте.
Но как бы то ни было, становой хребет европейской цивилизации
– пронесенное через века, воспитанное веками убеждение
в легитимности частной собственности («священное право част-
полном смысле этого слова. Мне пришлось внезапно бросить учение, поступить на
работу в отвратительную лавку, и вся моя жизнь превратилась в тяжкий, изматывающий
труд. Этот труд был так тяжек, а рабочий день так бесконечно долог, что не
приходилось даже и помышлять о самообразовании. Я поджег бы эту лавку, если б не
знал, что она выгодно застрахована» (Уэллс Г. Россия во мгле. М., 1970. С. 62–63).
ной собственности») – внезапно подвергается яростной интеллектуальной
и эмоциональной критике со стороны людей, которые
с «пагубной самонадеянностью» (отсюда название книги
Ф. Хайека18) собираются строить «новое общество» по лекалам
собственного изготовления. Традиционное иерархизированное
частнособст вен ническое общество кажется обостренно несправедливым.
Соответственно, легитимной оказывается зависть, которая
вдруг превращается в «благородное негодование», в итоге
выливающееся в апологию равенства и, далее, в допущение возможности
использовать «хирургические» решения в целях перераспределения
богатства. Для реакционеров этот процесс иногда
сопровождается переводом с «главного», марксистского, в «боковое
», расистско-шовинистическое, русло (ограбить не всех богачей,
а только «неарийцев»).
18 Хайек Ф. – видный австрийский экономист, лауреат Нобелевской премии.
5
Как же ответил Запад на вызов марксизма? «Ирония истории»
(о которой так любил говорить гегельянец Маркс) повернулась
своим острием против самого Маркса, показав тем самым, что она
универсальна и любимчиков не имеет. Его теория в итоге оказалась
для Запада не цианистым калием, а прививкой, предупредившей
действительно смертельную болезнь.
Не механическое подавление марксистской оппозиции, а ее
ассимиляция (подчас под аккомпанемент антимарксистской риторики)
– таков был реальный ответ капиталистического общества.
Ассимиляция, конечно, была болезненной. В конце XIX –
начале XX века Запад пережил мучительную мутацию, но вышел
из нее живым и здоровым. «Закат Европы», о котором так много
говорили фашисты и коммунисты (а также свободные европейские
интеллектуалы), не состоялся.
<<< ΛΛΛ >>>
Ленинский социализм глубоко лежал в русле русской истории
Один из участников кампании конфискации продовольствия в деревне писал
В какой степени начавшиеся 23 февраля в петрограде беспорядки были связаны с перебоями в снабжении
|
|
