<<<     ΛΛΛ     >>>   

ме того, в году было пять праздников — Гения, Труда, Действия, Вознаграждения, Мнения, а в високосном году ещё один праздник — Революции. Начиналась новая эра в день осеннего равноденствия и одновременно на следующий день после провозглашения Республики, 22 сентября 1792 года: 1-го вандемьера 1 года. Революционное летоисчисление просуществовало во Франции 12 лет. В эти годы, когда надо было привести дату по христианскому календарю, говорили «такое-то число такого-то года по рабскому стилю».
Война Франции с монархическими державами Европы продолжилась с новым ожесточением. Имена отдельных героев становились известны всей стране. Прославился, например, своей героической гибелью мальчик-барабанщик Барра. Когда враги потребовали от него сдаться, крикнув «Да здравствует король!», он отказался и погиб с возгласом: «Да здравствует Республика!»
В самой Франции гильотина работала всё чаще, и поэтому период 1793-1794 гг. получил название эпохи террора (лат.«страх»). В октябре 1793 г. была казнена королева Мария-Антуанетта. Из всей королевской семьи в заключении выжила только одна дочь короля, а наследник престола (дофин) погиб в тяжёлых условиях заключения.
Конвент принял знаменитый «закон о подозрительных». В этом законе говорилось: «Подозрительны все те, кто своими действиями, сношениями, речами, сочинениями и чем бы то ни было навлекает на себя подозрение». Все подозрительные подлежали аресту. Аресты ширились, они всё больше захватывали самих депутатов Конвента. Были арестованы оставшиеся в Конвенте 73 жирондиста, подписавшие протест против насилия над Конвентом 2 июня. 9 октября на эшафоте погиб первый депутат.
Восстания, поднятые жирондистами в нескольких городах, подталкивали к жестокой расправе с их арестованными вожаками. В октябре 1793 г. жирондисты предстают перед революционным прокурором Фукье-Тенвилем. Суд признал их виновными в заговоре и приговорил к смертной казни. Один из арестованных тут же закололся кинжалом, другой воскликнул: «Мы умираем потому, что народ спит, а вы умрете потому, что он проснётся!»
На следующий день они были казнены. Возле эшафота осуждённые запели «Марсельезу». Хор из двадцати голосов становился всё тише: каждую минуту падала новая голова. Наконец, замолк последний. Верньо, один из руководителей
жирондистов, казненных в этот день, сказал: «Революция подобна богу Сатурну: она пожирает собственных детей ».
Комиссары — посланники Конвента — недрогнувшей рукой «наводили порядок» в городах Франции. По приказу депутата Колло д'Эрбуа в городе Лионе было расстреляно 210 человек за один раз. Когда считали тела, обнаружили два лишних. Тут только вспомнили, что два человека безуспешно пытались доказать, что они не приговоренные, а полицейские.
Комиссары Конвента отдавали чрезвычайные приказы по всей Франции. Депутат Сен-Жюст, например, отдал такой необычный приказ: конфисковать 10 тыс. пар сапог у аристократов города Страсбурга и отправить их в армию, где многие солдаты вынуждены обходиться без обуви.
Между тем разногласия начинались и в самом стане якобинцев. Наибольшим влиянием среди них тогда пользовался глава всемогущего Комитета общественного спасения Робеспьер. Но было и два

"Разоблачённый аристократ". Политическая карикатура.
523

других влиятельных течения — крайние якобинцы, прозванные «бешеными», которых возглавляли Эбер и Шометт, и так называемые «умеренные» якобинцы — Дантон и его сторонники. Эти две группы боролись между собой.
Эбер, прозванный по имени своей газеты «папашей Дюшеном», призывал народ к восстанию, чтобы разделаться с «умеренными» в Конвенте. Он и его сторонники были арестованы за эти призывы и в марте 1794 г. «народная бритва» снесла и их головы.
Что это? Победа группы Дантона? Робеспьер торжественно обнял Дантона на трибуне Конвента, грозно спрашивая у присутствующих: «Знаете ли вы лучшего гражданина, чем он?» Между тем стали распространяться слухи о том, что уже подписан указ об аресте Дантона. Друзья уговаривали его бежать из страны. Но он отказался: «Нельзя унести с собой отечество на подошвах своих сапог!»
В апреле 1794 г. Дантон, его друг Камиль Демулен и другие его сторонники были арестованы. Дантон заметил, сидя в тюрьме: «Год назад я предложил учредить Революционный трибунал. Сейчас я прошу за это прощения у Бога и людей». В суде Дантон защищался с необычайным красноречием, казалось, ещё немного, и процесс сорвётся. Обеспокоенный Комитет общественного спасения издал специальный указ, чтобы оборвать прения на суде. Возмущённый Камиль Демулен скомкал свою защитительную речь, которую ему не дали произнести, и швырнул её в лицо прокурору Фукье-Тенвилю. Трибунал приговорил Дантона и его друзей к смерти. Дантон предсказал, что Робеспьер последует за ним. Он сказал палачу: «Покажи мою голову народу, она того стоит».
8 июня 1794 г. в Париже состоялось необычайное празднество. Конвент по предложению Робеспьера декретировал культ Верховного Существа — новую республиканскую религию. 8 июня — первое празднество республиканского бога. Облачённый в голубой камзол, с пучком колосьев и цветов в руке, Робеспьер торжественно поджёг чучела отвратительных чудищ — Безбожия и Анархии. На их месте с помощью машины была поднята статуя Мудрости.
Теперь, когда все открытые противники Робеспьера обезглавлены, можно было надеяться, что террор Революции пойдёт на убыль. Но на следующий же день после праздника Верховного Существа депутат Кутон с трибуны Конвента предложил упростить судебные формальности; теперь арестованные практически лишались права на защиту. Террор набирал новые обороты. Даже самый послушный исполнитель всех бесчеловечных указаний уже не мог чувствовать себя в безопасности.
После всех мнимых и вымышленных заговоров в недрах Конвента начал зреть заговор уже настоящий. Во время одного из обедов депутатов Робеспьер, которому стало жарко, сбросил камзол. Депутат Карно обыскал его карманы и нашёл список 40 подозреваемых членов Конвента. Там было и его
имя. Депутатам-якобинцам Тальену, Фрерону и другим приходилось выбирать: действовать или умереть.
26 июля 1794 г. (8 термидора) Робеспьер выступил с речью в Якобинском клубе, осуждая неназванных заговорщиков и высказывая готовность умереть «ради примера». Художник и депутат-якобинец Давид закричал ему: «Робеспьер, я выпью яд вместе с тобой!» (Это не помешало, однако, тому же Давиду стать несколько лет спустя бароном при дворе нового императора Наполеона!)
27  июля 1794 г. (9 термидора) в Конвенте выступил ближайший друг Робеспьера Сен-Жюст. Он должен был зачитать список участников заговора. Заговорщики, позднее прозванные термидорианцами, вскочили и криками возмущения прервали его. Робеспьер потребовал слова. Председатель пообещал дать ему слово потом. Робеспьер закричал: «Председатель убийц, в последний раз требую слова!» Среди шума он попытался найти поддержку в зале. Сев на одно из пустующих мест в «Болоте», он сказал:  «Добродетельные люди «Равнины», к вам обращаюсь я!»
«Болотные» депутаты молчали, напряжённо размышляя, кто-то воскликнул: «Ты сел на место Дантона, которого ты зарезал!»
Услышав имя Дантона, Робеспьер вскочил, как ошпаренный. Его бил кашель, сквозь который он слышал крики: «Его душит кровь Дантона!», «Обвинение! Голосуйте обвинение!»
Робеспьер был обвинён и арестован вместе с двумя десятками своих сторонников. Раздались голоса: «Да здравствует Республика!», на что Робеспьер с горечью ответил: «Республика погибла, торжествуют разбойники!»
По дороге в тюрьму толпы граждан освободили арестованных. Конвент объявил их и всех, кто будет им помогать, вне закона. Объявление вне закона означало немедленную казнь без суда после установления личности. Это повергло в ужас тех, кто только что был готов идти за Робеспьером. Граждане поспешно разошлись.
Робеспьер пытался покончить самоубийством, но только повредил себе выстрелом нижнюю челюсть. Он, Сен-Жюст, Кутон и все остальные его друзья были вновь арестованы. Теперь суд уже не был нужен: формальное удостоверение личности — и казнь.
Наутро 23 человека были отвезены на телеге к эшафоту. Палач грубо сорвал с Робеспьера тот самый голубой камзол, в котором он был на празднике Верховного Существа. Простреленная челюсть была перевязана грязной тряпкой; палач сорвал и её, отдирая присохшую кровь от раны. Он опасался, что острый нож гильотины затупится о ткань. У Робеспьера вырвался ужасный крик боли, а через минуту над площадью разнёсся другой крик — крик толпы: «Да здравствует Республика!»
В этот день закончилась целая эпоха. Никто из «термидорианцев», как назвали людей, пришедших к власти 9 термидора, в тот момент не имел желания упразднить революцию; они хотели лишь
524

продолжить её, не рискуя своими головами. Но на практике это привело к прекращению революционных преобразований. Почва для них была исчерпана. Прервалась связь собрания депутатов и народа, которая подталкивала революцию изначально. Ещё дважды в 1795 г. народ попытался вмешаться в работу Конвента и направить её по-своему, требуя «хлеба и якобинской Конституции 1793 г.». Но это привело только к казни последних якобинских депутатов — Ромма и др.
Революция подошла к концу. Политический ре-
жим Франции после термидорианского переворота остался весьма далёким от демократии и всё более от неё отдалялся. Директория из пяти человек, которой в 1795 г. передал власть Конвент, в 1799 г. сменилась у власти ещё менее демократичным Консульством (см. ст. «Наполеон и его империя»). В 1806 г. император Франции Наполеон упразднил последние остатки республиканского строя. Во Франции установилась Империя.

ДЕЯТЕЛИ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ - МИРАБО

(9 марта 1749 г. — 2 апреля 1791 г.)

Имя графа Оноре Габриэля Рикетти де Мирабо получило достаточно широкую известность задолго до начала Французской революции. Репутация молодого аристократа носила скандальный характер. Он прославился своими головокружительными любовными похождениями, бегствами от кредиторов, разгульным образом жизни. В светских кругах его прозвали «донжуан столетия».
Жизнь французского дворянства XVIII в. была, конечно, очень далека от идеалов смирения и отказа от радостей жизни. Но мало кто так дерзко бросал вызов общепринятому лицемерию и ханжеским нормам, как граф де Мирабо. И это не осталось безнаказанным.
В те времена любой француз, аристократ или простолюдин, мог быть безо всякого суда брошен в тюрьму на долгие годы. Достаточно было одного указа короля, даже не гласного, а тайного.
Секретные указы короля вновь и вновь преследовали Мирабо. Несколько лет заключения, ссылки, аресты привили ему глубокую ненависть к тирании и беззаконию.
В 1774 г. 25-летний Мирабо написал «Опыт о деспотизме». В этом серьёзном политическом труде он призывал сограждан смело бороться против произвола. Два года спустя Мирабо без подписи издал этот труд в Лондоне (во Франции издание такого рода в то время было невозможно).
В водоворот событий Французской революции граф де Мирабо вступил уже зрелым, сформировавшимся человеком. Ему было 40 лет.
Объявленные королём в 1788 г. выборы в Генеральные штаты происходили от трёх сословий — дворянства, духовенства и так называемого «третьего сословия». Вначале Мирабо попробовал выставить свою кандидатуру от дворянства Прованса, к которому он принадлежал. Встречен он был очень холодно. Тогда он решил избираться от третьего сословия. Для того чтобы войти в ряды этого сословия, ему пришлось даже открыть торговую лавку. В своих речах Мирабо требовал решительных реформ, принятия конституции. Своими выступлениями кандидат в депутаты Мирабо завоёвывал всё большую популярность в Провансе. В этом ему помогал удивительный дар красноречия  и могучий голос. Особенно людей поражало то, что этот страстный обличитель пороков дворянства принадлежит к одной из самых знатных фамилий Прованса. В Марселе толпа забрасывала его цветами, восклицая: «Слава Мирабо — отцу отечества!» Люди выпрягали лошадей из его экипажа и сами везли его по улицам. После избрания почётный эскорт с факелами провожал его до самой границы Прованса.
И вот Мирабо в Версале. Он — депутат Генеральных штатов Франции. Но здесь он почти не известен, затерян в толпе из 600 избранников третьего сословия. Через две недели после начала работы Генеральных штатов депутат Максимильен Робеспьер, тоже ещё никому не известный и тоже будущий вождь революции, в письме отозвался о Мирабо так: «Граф Мирабо не имеет никакого влияния, потому что его нравственный облик не внушает к нему доверия».
Перелом в отношении к Мирабо произошёл
525

23 июня 1789 г. Вот уже полтора месяца заседали Генеральные штаты. Всё это время продолжались мучительные разногласия между сословиями (см. ст. «Французская революция»).
23 июня в конфликт решил вмешаться король. Он потребовал от депутатов разойтись по трем палатам. Депутаты третьего сословия стали в тупик. Подчиниться королю? Но это означало полную капитуляцию. Не выполнить указ? Но это тоже казалось немыслимым: королевская власть имела колоссальный авторитет. Избранники народа были в растерянности, но не расходились. Главный церемониймейстер двора маркиз де Брезе обратился к ним: «Вы ведь слышали повеление короля?» В этот решительный момент прогремел негодующий голос Мирабо: «Вы, кто не имеет здесь ни места, ни права говорить, идите скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и нас нельзя удалить отсюда иначе, как силой штыков». Короткая реплика Мирабо вернула собранию его уверенность и была встречена криками одобрения.
С этого момента Мирабо стал одним из вождей революционного движения. До 23 июня простой народ столицы ничего не слышал о Мирабо. После этого дня среди парижского народа разнёсся слух о графе огромного роста и с таким мощным голосом, что в зале, где он говорит, гаснут свечи.
Через несколько дней, ещё до первого революционного кровопролития — взятия парижанами тюрьмы Бастилии, Мирабо так сформулировал свой идеал революции: «Эта великая революция не будет стоить человечеству ни злодеяний, ни слёз! Самым мелким государствам часто удавалось добиться тени свободы только ценой крови. А мы, господа, увидим, как наша революция свершится единственно силой просвещения и патриотических намерений... История слишком часто повествовала нам лишь о действиях диких зверей, среди которых изредка можно было различить героев. Нам позволено надеяться, что нам дано положить начало Истории людей».
Между тем революция углублялась и захватывала всё новые слои общества. В октябре 1789 г. толпы парижан пришли в Версаль. Женщины из простонародья запрудили зал Национального собрания. Они громко выкрикивали свои требования: «Хлеба! Хлеба! Хватит долгих разговоров!» С грозным видом поднялся Мирабо: «Хотелось бы мне знать, кто берёт на себя смелость диктовать нам волю?!» Женщины ответили Мирабо аплодисментами, любовь к нему среди простых людей была ещё очень сильна. Единственный, может быть, среди депутатов, он мог обуздать шумную толпу своим могучим голосом.
Мирабо нисколько не боялся идти против общего течения. То, что не сошло бы с рук другим, только усиливало его популярность. Собрание упразднило все сословные привилегии, отменены были и дворянские титулы. Бывшим дворянам приходилось вспоминать свои полузабытые родовые имена. Граф де Мирабо должен был стать гражданином Рикетти.
Но он отказался принять это имя, гордо заявив: «Европа знает только графа де Мирабо!» — и продолжал всюду подписываться своим дворянским именем.
Мирабо твёрдо отстаивал королевскую власть, её сохранение и укрепление. Без стеснения он заявлял, что считает наиболее ужасной власть 600 персон: «Завтра они объявят себя несменяемыми, послезавтра — наследственными, с тем чтобы закончить присвоением себе неограниченной власти».
Мирабо мечтал о слиянии королевской власти и революции. В октябре 1789 г. он подал тайную записку королю, в которой предлагал Людовику XVI сформировать правительство из ведущих революционных деятелей и объявить о своей поддержке революционной нации. Фактически он хотел, чтобы Людовик XVI встал во главе революции.
Но напрасно пытался Мирабо соединить несоединимое: монархию и революцию. Тысяча нитей связывала монархию с дворянством, церковью, с традициями прошлого. План его был, конечно, с негодованием отвергнут королём. Королева Мария-Антуанетта заметила: «Надеюсь, мы никогда не будем настолько несчастны, чтобы прибегнуть к советам Мирабо». Тем не менее Мирабо не терял надежды на успех своего фантастического проекта.
С весны 1790 г. Мирабо стал окружать себя роскошью, необычной даже для богатого аристократа. Многочисленные посетители его дома не могли не спрашивать себя, откуда у него такое богатство. Но, наверное, никто из них не решился бы предположить правду: Мирабо согласился получать от короля деньги за свои секретные советы. И деньги немалые: более миллиона ливров. Это и был источник его богатства. Мирабо держал свои отношения с двором в секрете, но нисколько их не стыдился: ведь он не изменял своим убеждениям. Он даже советовал через несколько лет опубликовать свою переписку с двором, говоря: «В ней моя защита и моя слава».
Но, согласившись получать деньги, он ставил себя под двойной удар. Мог ли король с уважением слушать человека, которому он тайно платил? Для революционеров Мирабо всё ещё был живым воплощением революции. Но если его связи с королём стали бы известны, весь его авторитет исчез бы в одну минуту и навсегда. Игра Мирабо была рискованной.
Осенью 1790 г. здоровье Мирабо стало ухудшаться. Его лечили, делая кровопускания. Самочувствие то улучшалось, то вновь становилось хуже.
Между тем слава Мирабо достигла апогея. В конце января 1791 г. он единодушно был избран на 15 дней главой Национального собрания. Жизнь же его отсчитывала последние месяцы. В марте 1791 г. выяснилось, что первоначальные диагнозы — болезнь крови, дизентерия — были поставлены неверно. У Мирабо было воспаление брюшины, и уже в безнадёжном, запущенном состоянии.
Мирабо умирал. Когда это стало известно, толпы граждан часами простаивали под его окнами. Ули-
526

цу покрыли толстым слоем песка, чтобы шум экипажей не беспокоил умирающего.
2 апреля 1791 г. Мирабо не стало.
4 апреля состоялись похороны «отца народа», вождя революции Оноре Габриэля Рикетти де Мирабо. В траурной процессии шло всё Национальное собрание и десятки тысяч простых людей.
Мирабо была оказана исключительная честь: он стал первым захороненным в Пантеоне — усыпальнице великих людей Франции.
Прошёл год. Грандиозный и фантастический план примирения монархии и революции умер вместе с его автором. В августе 1792 г. монархия была ликвидирована. В ноябре 1792 г. стало известно о тайных связях Мирабо и королевского двора. Это разоблачение потрясло всю Францию: бюсты Мирабо разбивались, имя его употреблялось как синоним продажности.
20 ноября 1792 г. французский парламент — Конвент — решил покрыть статую Мирабо покрывалом. Осенью 1793 г. останки Мирабо, «оскорблявшие республиканскую добродетель», были удалены из Пантеона.
Один из современников Мирабо с горечью воскликнул тогда: «Если бы Мирабо умер годом раньше, какая великая слава навсегда окружала бы его имя!» Позднее большинство историков в отличие от современников трибуна высоко оценивало деятельность Мирабо. В частности, историк-социалист Жан Жорес писал, что если бы план Мирабо по примирению короля и революции был осуществлён, это, возможно, спасло бы Францию от десятилетий войн, потрясений и военного деспотизма.

РОБЕСПЬЕР
(6 мая 1758 г. — 28 июля 1794 г.)

К началу Французской революции Максимильену Мари Изидору де Робеспьеру, адвокату из города Арраса, было 30 лет. Сдержанный, добродетельный, серьёзный, всегда тщательно одетый, молодой адвокат вызывал почтение у своих сограждан. Какие дела он вёл? Вот наиболее известное из них.
Какой-то человек установил над своим домом громоотвод, тогда только что изобретённый. По тем временам это было нечто шокирующее и неслыханное. Громоотвод снесли как «опасный для общественного порядка». Робеспьер произнёс несколько ярких речей в суде, обличая мракобесие, после чего решение о сносе громоотвода было отменено. Речи Робеспьера были даже изданы отдельной брошюрой и сделали известным его имя.
Кроме того, Робеспьер был поклонником вольнолюбивых идей философа Ж.-Ж. Руссо. В возрасте 20 лет он побывал в Эрменонвиле, где доживал свои последние годы в уединении автор «Общественного договора» и «Прогулок одинокого мечтателя». О той встрече не сохранилось никаких точных сведений. Согласно одной из легенд, философа больше

Неизвестный художник. "Робеспьер".
всего поразили в молодом студенте не его знания, а твёрдый, жёсткий, пронизывающий взгляд.
В 1789 г. Робеспьер был избран в своей провинции депутатом в Генеральные штаты от третьего сословия. Здесь, в толпе народных представителей, он был одним из самых незаметных. Газеты, давая отчеты о заседаниях, постоянно путали его имя, называя его то Робером, то Робертпьером. Однако, несмотря на свою незаметность, Робеспьер был одним из самых деятельных депутатов. В 1789 г. он выступил 69 раз, в 1790 г. — 125 раз, в 1791 г. (за 9 месяцев) — 328 раз! Его речи казались длинноватыми и не всегда понятными. Слушали его невнимательно, но он был настойчив и не уставал повторять своё.
Что же он говорил? Он, как и все остальные депутаты, никогда не выступал, например, за республику, против королевской власти. Но как, например, король должен представлять законы на утверждение Учредительному собранию? По мнению Робеспьера, он должен был говорить при этом: «Народ, вот закон, который я сложил для тебя. Принимаешь ли ты его?»
Когда Робеспьер изложил этот проект собранию, оно разразилось громовым хохотом. Все депутаты
527

смеялись над этим юристом из Арраса, который строил перед ними свои наивные воздушные замки. Неужели король будет заискивать и унижаться перед народом!
Другие деятели революции могли укорять за что-то народ (например, за излишнюю доверчивость или чрезмерную жестокость), упрекать или осуждать. Но для Робеспьера слово «народ» было синонимом правоты. Когда летом 1789 г. толпа жестоко расправилась с бывшим сановником Фулоном, повесив его на фонаре, он коротко сообщил об этом в письме другу: «Вчера Фулон казнён по приговору народа».
Мирабо рано обратил внимание на Максимильена. Он заметил о нём: «Этот человек сделает что-то. Он верит каждому слову, которое произносит».
С 1790 г. популярность Робеспьера в народе всё более возрастала. Его прозвали «Неподкупным». 30 сентября 1791 г., в день закрытия работы Учредительного собрания, парижский народ устроил Робеспьеру овацию.
Робеспьер старался и в частной жизни быть вместе с небогатыми людьми. Он поселился в доме столяра Дюпле, жил подчёркнуто скромно. В одной из небольших комнат этого деревянного дома он прожил до конца своих дней.
Чтобы понять деятельность Робеспьера в последующие полтора года — до июня 1792 г., важно ещё раз подчеркнуть его отношение к народу. По мнению Робеспьера, движение народа священно, его воля — закон, хотя бы она нарушала все старые законы. Поэтому Максимильен не отходил, как другие политики, от народного движения, последовательно сметавшего короля, монархию, умеренных республиканцев — жирондистов (см. ст. «Французская революция»), а шёл с ним в ногу. Свержение монархии 10 августа 1792 г. он оправдывал тем, что до тех пор «у народа не было законов, а только преступные капризы тиранов, опирающихся на силу... Их преступления заставили народ ещё раз взять осуществление своих прав в свои руки».
В сентябре 1792 г. в Париже собрался новоизбранный законодательный орган Франции — Конвент. Здесь Робеспьер — лидер «Горы» — якобинского меньшинства в Конвенте. Конвент обсуждал, какому наказанию подвергнуть бывшего короля. Робеспьер не колебался — смерти. В своей речи он объяснил, что Конвент не выносит приговор, он только приводит его в исполнение. Приговор вынес народ, когда решил, что Людовик — мятежник и сверг его с престола.
Правящая группа — жирондисты — упрекали якобинцев и Робеспьера в лести, заискивании перед народом. Робеспьер по этому поводу восклицал: «Вы осмеливаетесь обвинять меня в том, будто я хочу обмануть народ и льстить ему! Как я мог бы это сделать? Ведь я не низкопоклонник, не трибун, не защитник народа; я сам народ!»
Жирондисты обвиняли якобинцев и Робеспьера в разжигании смуты, требовали порядка и спокойствия. Робеспьер отвечал им так: «Неужели вам нужна была революция без революции! Кто может
точно указать, где должен остановиться поток народного восстания после того, как события развернулись?» Эти слова — грозное предупреждение. В июне 1793 г. Конвент под напором вооружённых парижан исключил из своего состава вожаков жирондистов; власть во Франции перешла к «Горе», и в первую очередь к Робеспьеру.
Итак, Робеспьер у власти. Куда логика событий поведёт дальше этого человека? Понять это можно, внимательно рассмотрев его взгляды, да и взгляды значительной части французских революционеров вообще.
Робеспьер и многие другие французские революционеры исходили из идеи о том, что по своей природе человек добр и добродетелен. Тирания и деспотизм искажают его естественный облик. Надо только устранить, снять силой эти наслоения, и сущность человека проступит во всей своей красоте.
Этими идеями и руководствовались Робеспьер и его сторонники в период своего правления. В течение этого времени всё больший размах приобретали политические казни — якобинский террор. Но было бы неправильно считать, что планы этого террора Робеспьер готовил изначально. Когда в 1792 г. якобинец Марат стал излагать Робеспьеру свои проекты массовых казней и народных расправ, Робеспьер пришёл в ужас, побледнел и долго молчал. Террор стал для Робеспьера лишь средством для достижения его идеала — всеобщей добродетели. Робеспьер оправдывал казни, считая, что отдельные порочные люди не дают народу жить по законам добродетели, как народ того желает. Значит, добродетельные люди должны применить против них террор, который будет тем самым проявлением добродетели.
На гильотину отправлены королева, сторонники короля, жирондисты, пытавшиеся поднимать восстания... Но в глазах Робеспьера и его соратников порочных, развращённых людей не становится меньше. Меч террора разит уже и самих якобинцев.
В апреле 1794 г. казнены Дантон и его сторонники. В своих заметках о Дантоне Робеспьер писал: «Слово «добродетель» вызывало смех Дантона. Как мог человек, которому чужда всякая идея морали, быть защитником свободы!»
К «врагам добродетели» применителен только террор, но «народом следует управлять с помощью разума». Этот принцип Робеспьер пытается представить в праздновании дня Верховного Существа — нового республиканского бога (см. ст. «Французская революция»).
Победив открытых «врагов республиканской добродетели», Робеспьер стал замечать, что рядовые организаторы террора, депутаты Конвента не безупречны в моральном отношении. Многие из них сделали из террора средство личного обогащения, казня и милуя по своей прихоти. По этим людям необходимо было нанести новый удар, чтобы, наконец, восторжествовала добродетель. За два дня до смерти, 8 термидора (26 июля 1794 г.) Робеспьер произнёс свою последнюю речь, полную смутных предостережений и угроз. Он сказал:  «Они назы-
528

вают меня тираном. Если бы я был им, они ползали бы у моих ног. Я осыпал бы их золотом, я бы обеспечил им право совершать всяческие преступления, и они были бы благодарны мне! К тирании приходят с помощью мошенников. К чему приходят те, кто с ними борется? К могиле и бессмертию».
Робеспьер не назвал тех, кого обвиняет, по именам. Но многие депутаты, не без основания опасаясь за собственные головы, решились выступить против Робеспьера.
9 термидора (27 июля) Робеспьер был арестован во время заседания Конвента и наутро следующего дня гильотинирован (см. ст. «Французская революция»).
На могиле Максимильена Робеспьера помещена следующая эпитафия:
Прохожий! Не печалься над моей судьбой.
Ты был бы мёртв, когда б я был живой.

НАПОЛЕОН И ЕГО ИМПЕРИЯ

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Франции она поняла перспективность проектов христофора колумба
Начавшейся с избрания сальвадора альенде президентом
Рыцари были
Могли дать современникам представления о всемирном характере развития
Франции суждено пройти через горнило величайших испытаний