<<<     ΛΛΛ     >>>   

Русское слово «дворянин» не совсем точно передаёт смысл английских, французских, итальянских обозначений благородного человека, аристократа. В России «дворянином» считался тот, кто держал «двор», усадьбу, имел земельные владения и крепостных. В Европе же начиная с XVI в. всё это уже не было обязательным — многие дворяне сохранили лишь воспоминания о замках и землях предков, давно жили в городах и свои доходы получали не от крестьянских оброков, а от службы королю. Главным же своим отличием от простых людей европейские дворяне считали особые человеческие качества — великодушие, отвагу, верность данному слову, изящество речей и поступков, преданность королю. В Англии, например, дворяне так и называли себя — «джентльмены», что означало «приятные, культурные люди». Похоже именовали себя и дворяне Италии, Франции. В большом ходу были и другие обозначения дворян: «кавалер», «шевалье». Все эти слова переводятся на русский язык как «рыцарь». Они свидетельствовали о стремлении дворян подражать предкам, напоминали о происхождении большей их части от средневекового рыцарства.
Идеальный дворянин должен был походить и на героя рыцарских романов, и на персонажа античной истории, и на христианского праведника. Не чужды ему были и представления о свободном развитии человеческой личности, о свободе мышления как условии этого развития — все эти идеи были высказаны гуманистами XV—XVI вв.
Все стороны личности дворянина должны были находиться в гармонии. Важно было заботиться о своей внешности: завивать волосы, с помощью мазей и притираний добиваться особой белизны кожи, умело подбирать костюм. Бедно одетые дворяне вызывали насмешку и осуждение; испанцы, к примеру, за скромный наряд называли нидерландских дворян «гёзами», т. е. «оборванцами».

"Богатый модник  и бродяга-оборванец". Гравюра. Конец XVIв.
Одежду расшивали золотыми нитями и драгоценными камнями, иногда даже пряжки на обуви делали из бриллиантов; бывали костюмы ценой в целые состояния. Однако дворянин должен был обнаруживать и особое изящество в обхождении — пышно разодетые тупицы становились поводом для насмешек и издевательств. Дворянин мог позволить себе грубость только в разговорах с простонародьем, с равным он обязан был беседовать любезно, даже если вызывал его на дуэль. Умение красиво говорить ценилось высоко как никогда — поэ-
275

Настольные часы.
Германия XVIв.

Коробочки для пряностей.
ты и рассказчики собирали вокруг себя много благодарных слушателей и слушательниц, способных оценить и красоту стиля, и скрытые намёки на известных всем лиц.
Особенную ловкость и умение дворянин проявлял, ухаживая за дамой. Выше всего при этом ценилось сочетание грубости, даже наглости, с кокетливостью и жеманством. Настоящий кавалер знал, что его успех зависит от того, насколько ловко он может менять свои «маски» сообразно случаю. Такое поведение требовало немалого ума и хорошего знания людей не только от мужчин, но и от женщин. Наконец, кавалер должен был уметь петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать, плавать, ездить верхом, фехтовать, разбираться во всех видах оружия.
Многие дворяне неплохо знали латынь, изучали и писали научные и философские трактаты (вспомним француза Мишеля Монтеня, автора знаменитых «Опытов»). Знатные дворяне покровительствовали гуманистам и художникам, спасая их от преследований церковных и светских властей. Таких покровителей имели и Франсуа Рабле, и Мигель де Сервантес Сааведра, и Уильям Шекспир, и другие замечательные писатели XVI—XVII вв. Но даже те, кто не особенно прилежно изучал латынь — язык науки в те времена — и мало интересовался художественной литературой, нередко владели несколькими иностранными языками и обладали обширными познаниями в практических областях: агрономии, возведении военных сооружений, артиллерии, морском деле. В некоторых странах Европы, например в Англии, дворяне активно занимались сельским хозяйством и торговлей, вводили технические усовершенствования, создавали агрономические общества.
Дворяне, считавшие себя «лучшими людьми» тогдашней Европы, пытались первенствовать во всём. Они устанавливали моду в музыке и живописи, в нарядах и любви, завоёвывали неведомые прежде страны Америки, Африки и Дальнего Востока, содержали на собственные средства академии наук. Дворяне ревниво охраняли свои особые права, «дворянскую честь», продолжая считать себя равными королям по происхождению и вынашивая планы свержения неугодных им правителей. Но эти претензии дворян на господство в политической и культурной жизни Европы имели всё меньше оснований — их материальное положение и политический авторитет в большинстве европейских стран с каждым десятилетием становились всё более шаткими.
С 1500 г. дворянство потеряло многие из прежних источников дохода. Приток огромных масс золота и серебра из Америки привёл к тому, что деньги в Европе начали стремительно дешеветь; денежные оброки, которые дворяне получали с крестьян, не покрывали потребностей привыкших к роскоши аристократов. Усилившаяся королевская власть пресекала войны между отдельными феодальными
276

Дворяне.

Парадныйдвернойзамок.

Столик для шитья.

Мебель для сидения.
кланами — а ведь в прежние времена эти стычки многим давали возможность прожить за счёт грабежа владений противников. Наконец, королевская власть отнимает у феодалов и право сбора пошлин на дорогах и реках; теперь этим занимаются королевские чиновники в пользу монарха.
Бедность и непритязательность сельской жизни, а зачастую и полное обнищание заставляют дворян отправляться в большие города (а чаще всего в столицу) на поиски доходного места на королевской службе. Вспомним д'Артаньяна, въехавшего в Париж нищим и сделавшего военную карьеру; вспомним главного героя книги французского писателя Теофиля Готье «Капитан Фракасс», покинувшего свою развалившуюся усадьбу и попавшего в компанию бродячих актёров... Многие, как знаменитый испанский конкистадор Эрнан Кортес (см. ст. «Конкистадоры»), покидали родину и искали счастья в далёких заморских землях. Кортесу повезло, он стал сказочно богат, но везло далеко не всем. Большая часть дворян вынуждена была выбирать между полуголодным существованием в родовой усадьбе и ранней гибелью от пушечного ядра, коварного удара шпагой или отравленной индейской стрелы вдали от родного дома.
Попасть на королевскую службу было вовсе не просто. Такие города, как Париж, были переполнены бедными дворянами из провинций, съезжавшимися туда в надежде на подачки от короля или место в его гвардии. Но как ни богата была французская корона, всё же и у неё не хватало средств на содержание всего дворянства Франции.
Непокорные, своенравные дворяне мало подходили для исполнения должностей королевских судей и сборщиков налогов. Во всех странах Европы короли предпочитали набирать высших чиновников из незнатных, но образованных и послушных богатых горожан. Правда, эти судьи и министры стремились купить себе дворянские титулы и сблизиться с настоящими дворянами, «дворянами шпаги» (самих же их называли «дворянами мантии», по длинным накидкам, которые носили судейские чиновники), но настоящего слияния старого и нового дворянства так и не произошло.
Александр Дюма, автор знаменитых «Трёх мушкетёров», хорошо знал французскую историю XVI—XVII вв. Перед нами полная трудностей жизнь героев. Вот Портос, разбогатевший только после женитьбы на прокурорше — женщине обеспеченной, но неблагородного происхождения; Арамис
278

так же беден, как и его товарищ, и покупает снаряжение на деньги своей подруги.
В жилах Атоса течёт королевская кровь; он изящен, благороден, умён — это тот самый идеальный дворянин, о котором мы рассказывали раньше. Но при всех своих выдающихся качествах Атос небогат и вынужден вести жизнь наёмного солдата. Несколько раз он с иронией говорит о ничтожной цене человеческой жизни — ведь дворянин, состоящий на службе, не принадлежит сам себе, а полностью зависит от монаршьей воли.
Напомним, что при первой возможности трое друзей оставляют службу в полку мушкетёров; её продолжает лишь д'Артаньян, самый бедный и самый честолюбивый из всех. Атос же презирает суету придворной жизни и ненавидит кардинала Ришелье (см. ст. «Ришелье»), ограничившего дворянскую вольность, запретившего дуэли и во многом приравнявшего дворян к прочим сословиям.
Кавалер ордена Золотого Руна, утончённый аристократ, компанию которого в трактире составляют грубые солдаты, — это, конечно, не вполне верный портрет дворянина XVII в. Он довольно сильно отличается от «идеального придворного», изображённого в знаменитом сочинении «Придворный» итальянца Бальдассаре Кастильоне. Где же истина? Кто он, дворянин конца Средневековья и начала Нового времени, — подлинный творец европейской культуры, бесстрашный открыватель нового, высокообразованный человек, покровитель наук или в пух и прах разряженное ничтожество, потребитель, уступающий место новому передовому классу — буржуазии?
Проще всего сказать, что верны обе картины, но ни одна не точна до конца. Попробуем осветить фигуру дворянина несколько иначе, более беспристрастно.
Нет сомнений, что именно дворянская культура попыталась воплотить в жизнь идеал всесторонне развитого человека, являющегося полноценным членом общества и одновременно живущего богатой внутренней духовной жизнью (до этих пор средневековье противопоставляло эти стороны жизни в образах рыцаря и монаха). В то же время дворяне полагали, что достичь такой гармонии могут только те люди, которые наделены «врождённым благородством» и правом самостоятельно определять свою судьбу. Но вскоре оказалось, что личное совершенство человека не зависит от знатности его происхождения (об этом говорили, кстати, ещё итальянские гуманисты в XV в.).
Получается, что идеал всесторонне развитого человека дворяне «подарили» новой Европе. Себе же они «оставили» чувство глубокого разочарования жизнью, неудовлетворённости и тоски. Со стороны могло показаться, что неверие в Бога, общий критический настрой и даже цинизм, распространившиеся среди дворян, мешали поступательному движению вперёд. Эти черты строя ума и души сильно раздражали фанатично верящих в Бога и в прогресс представителей буржуазии. Но со временем оказалось, что и эти чёрточки дворянского сознания пригодились новой Европе. Они пригодились тогда, когда прошли первые восторги от революционных перемен Нового времени, когда европейцы вновь задумались над своей исторической судьбой...

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КРЕСТЬЯНИН

Жизнь крестьян в средние века была суровой, полной лишений и испытаний. Тяжёлые налоги, разорительные войны и неурожаи зачастую лишали крестьянина самого необходимого и заставляли его думать только о выживании. Всего 400 лет назад в богатейшей стране Европы — Франции — путешественникам попадались деревни, жители которых были одеты в грязные лохмотья, обитали в полуземлянках, норах, вырытых в земле, и дичали настолько, что в ответ на расспросы не могли произнести ни одного членораздельного слова. Неудивительно, что в средние века был распространён взгляд на крестьянина как на полуживотное-полудьявола; слова «виллан», «виллания», обозначавшие сельских жителей, означали одновременно «грубость, невежество, скотство».
Не нужно думать, что все крестьяне в средневековой Европе походили на чертей или оборванцев. Нет, у многих крестьян в сундуках были припрятаны золотые монеты и нарядная одежда, которую надевали по праздникам; крестьяне умели повеселиться на деревенских свадьбах, когда пиво и вино лились рекой и все отъедались за целую череду полуголодных дней. Крестьяне были сметливы и хитры, они хорошо видели достоинства и недостатки тех людей, с которыми им приходилось сталкиваться в своей немудрёной жизни: рыцаря, купца, священника, судьи. Если феодалы смотрели на крестьян как на дьяволов, вылезающих из адских нор, то и крестьяне платили своим сеньорам той же монетой: рыцарь, проносящийся по засеянным полям со сворой охотничьих собак, проливающий чужую кровь и живущий за счёт чужого труда, казался им не человеком, а демоном.
Принято считать, что именно феодал был главным врагом средневекового крестьянина. Отношения между ними действительно были сложными. Сельские жители не раз поднимались на борьбу против своих господ. Они убивали сеньоров, грабили и поджигали их замки, захватывали поля,
279

леса и луга. Самыми крупными из таких восстаний были Жакерия (1358 г.) во Франции, выступления под предводительством Уота Тайлера (1381 г.) и братьев Кетов (1549 г.) в Англии. Одним из важнейших событий в истории Германии стала Крестьянская война 1525 г.
Такие грозные всплески крестьянского недовольства были редкостью. Происходили они чаще всего, когда жизнь в деревнях становилась по-настоящему невыносимой из-за бесчинств солдат, королевских чиновников или наступления феодалов на права крестьян. Обычно сельские жители умели ладить со своими господами; и те и другие жили по дедовским, стародавним обычаям, в которых были предусмотрены почти все возможные споры и несогласия.
Крестьяне подразделялись на три большие группы: свободные, поземельно зависимые и лично зависимые. Свободных крестьян было сравнительно немного; они не признавали над собой власти никакого сеньора, считая себя свободными подданными короля. Они платили подати только королю и хотели быть судимы только королевским судом. Свободные крестьяне часто сидели на бывших «ничьих» землях; это могли быть расчищенные лесные поляны, осушенные болота или же земли, отвоёванные у мавров (в Испании).
Поземельно зависимый крестьянин по закону то-

"Крестьяне за работой". Французская миниатюра XVIв.
же считался свободным, но он сидел на земле, принадлежащей феодалу. Подати, которые он выплачивал сеньору, рассматривались как плата не «с человека», а «с земли», которой он пользуется. Такой крестьянин в большинстве случаев мог покинуть свой клочок земли и уйти от сеньора — чаще всего его никто не удерживал, но идти-то ему было в основном некуда.
Наконец, лично зависимый крестьянин не мог покинуть своего господина, когда ему этого хотелось. Он душой и телом принадлежал своему сеньору, был его крепостным, т. е. человеком, прикреп-

"Сельскохозяйственные работы" (пахота). Миниатюра XIVв.
280

лённым к сеньору пожизненной и нерасторжимой связью. Личная зависимость крестьянина выражалась в унизительных обычаях и обрядах, показывающих превосходство господина над чернью. Крепостные обязаны были выполнять на сеньора барщину — работать на его полях. Барщина была очень тяжела, хотя многие из обязанностей крепостных крестьян кажутся нам сегодня довольно безобидными: например, обычай дарить сеньору к Рождеству гуся, а к Пасхе — корзину яиц. Однако, когда терпению крестьян приходил конец и они брались за вилы и топоры, восставшие требовали наряду с отменой барщины и отмены этих повинностей, унижавших их человеческое достоинство.
Крепостных крестьян в Западной Европе к концу средневековья оставалось не так уж много. Крестьян освобождали от крепостной зависимости вольные города-коммуны, монастыри и короли. Многие феодалы к тому же понимали, что разумнее строить отношения с крестьянами на взаимовыгодной основе, не притесняя их чрезмерно. Лишь крайняя нужда и обнищание европейского рыцарства после 1500 г. заставили феодалов некоторых стран Европы предпринять отчаянное наступление на крестьян. Целью этого наступления было восстановление крепостной зависимости, «второе издание

"Сбор винограда". Со средневековой миниатюры XIIIв.
крепостного права», но в большинстве случаев феодалам приходилось довольствоваться тем, что они сгоняли крестьян с земли, захватывали пастбища и леса, восстанавливали некоторые старинные обычаи. Крестьяне Западной Европы ответили на натиск феодалов чередой грозных восстаний и заставили своих господ отступить.
Главными врагами крестьян в средние века были всё же не феодалы, а голод, войны и болезни. Голод был постоянным спутником деревенских жителей. Раз в 2—3 года на полях обязательно случался недород, а раз в 7—8 лет деревню посещал настоящий голод, когда люди ели траву и кору деревьев, разбредались кто куда, занимаясь нищенством. Часть населения деревень в такие годы вымирала; особенно тяжко приходилось детям и старикам. Но и в урожайные годы стол крестьянина не ломился от еды — пищу его в основном составляли овощи и хлеб. Жители итальянских деревень брали с собой в поле обед, который чаще всего состоял из краюхи хлеба, ломтя сыра и пары луковиц. Мясо крестьяне ели далеко не каждую неделю. Зато осенью на городские рынки и в замки феодалов из деревень тянулись возы, гружённые колбасами и окороками, головками сыра и бочками хорошего вина. У швейцарских пастухов существовал довольно жестокий, с нашей точки зрения, обычай: сына-подростка семья отправляла на всё лето одного в горы пасти коз. Еды из дома ему с собой не давали (лишь иногда сердобольная мать тайком от отца совала сыну за пазуху кусок лепёшки на первые дни). Мальчик несколько месяцев пил козье молоко, ел дикий мёд, грибы и вообще всё, что он мог отыскать съедобного в альпийских лугах. Те, кто выживал в этих условиях, через несколько лет становились такими здоровяками, что все короли

"Пчеловодство ". Средневековая миниатюра XVв.
281

Европы стремились пополнять свои гвардии исключительно швейцарцами. Наиболее светлым в жизни европейского крестьянства был, наверное, период с 1100 по 1300 г. Крестьяне распахивали всё новые и новые земли, применяли различные технические новшества при обработке полей, учились садоводству, огородничеству и виноградарству. Еды хватало на всех, и количество населения в Европе быстро увеличивалось. Не находившие себе дела в деревне крестьяне уходили в города, занимались там торговлей и ремёслами. Но к 1300 г. возможности развития крестьянского хозяйства оказались исчерпаны — неосвоенных земель больше не было, старые поля истощались, города всё чаще закрывали ворота перед незваными пришельцами. Прокормиться становилось всё труднее, и ослабленные плохим питанием и периодическим голодом крестьяне становились первыми жертвами заразных болезней. Эпидемии чумы, терзавшие Европу с 1350 по 1700 г., показали, что количество населения достигло своего предела и возрастать оно уже не может.
В это время европейское крестьянство входит в сложную полосу своей истории. Опасности наваливаются со всех сторон: кроме привычной угрозы голода это ещё и болезни, и жадность королевских сборщиков налогов, и попытки закрепощения со стороны местного феодала. Сельскому жителю приходится быть крайне осторожным, если он хочет выжить в этих новых условиях. Хорошо, когда в доме мало голодных ртов, поэтому крестьяне конца средневековья поздно женятся и поздно обзаводятся детьми. Во Франции в XVI—XVII вв. существовал такой обычай: сын мог привести в дом родителей невесту только тогда, когда его отца или матери уже не было в живых. Две семьи не могли сидеть на одном земельном наделе — собранного урожая едва хватало и для одной пары с её потомством.
Осторожность крестьян проявлялась не только в планировании своей семейной жизни. Крестьяне, к примеру, с недоверием относились к рынку и предпочитали сами производить необходимые им вещи, а не покупать их. Со своей точки зрения они безусловно, были правы, потому что скачки цен и хитрости городских купцов ставили крестьян в слишком сильную и рискованную зависимость от рыночных дел. Только в самых развитых районах Европы — Северной Италии, Нидерландах, землях на Рейне, вблизи таких городов, как Лондон и Париж, — крестьяне уже с XIII в. активно торговали на рынках сельскохозяйственными продуктами и покупали там же необходимые им изделия ремесленников. В большинстве же других областей Западной Европы сельские жители вплоть до XVIII в. производили всё необходимое в своих собственных хозяйствах; на рынки же приезжали лишь изредка, чтобы вырученными деньгами заплатить оброк сеньору.
До возникновения крупных капиталистических предприятий, выпускавших дешёвую и качественную одежду, обувь, предметы домашнего обихода, развитие капитализма в Европе мало затрагивало крестьянина, жившего в глубинке Франции, Испании или Германии. Он носил самодельные деревянные башмаки, домотканую одежду, освещал своё жилище лучиной, нередко сам изготавливал посуду и мебель. Эти навыки домашнего ремесла, долго сохранявшиеся у крестьян, с XVI в. использовались европейскими предпринимателями. Цеховые уставы часто запрещали основывать новые производства в городах; тогда богатые купцы раздавали сырьё для обработки (например, вычёсывания пряжи) жителям окрестных деревень за небольшую плату. Вклад крестьян в становление ранней европейской промышленности был немалым, и по-настоящему мы начинаем оценивать его только сейчас.
Несмотря на то что им волей-неволей приходилось вести дела с городскими торговцами, крестьяне относились с опаской не только к рынку и купцу, но и к городу в целом. Чаще всего крестьянин интересовался лишь событиями, происходившими в родной деревне, да ещё в двух-трёх соседних селениях. Во время Крестьянской войны в Германии отряды сельских жителей действовали каждый на территории своего небольшого округа, мало думая о положении соседей. Как только войска феодалов скрывались за ближайшим лесом, крестьяне чувствовали себя в безопасности, складывали оружие и возвращались к своим мирным занятиям.
Жизнь крестьянина почти не зависела от событий, происходивших в «большом мире», — крестовых походов, смены правителей на троне, споров учёных богословов. Гораздо сильнее на неё влияли ежегодные изменения, происходившие в природе, — смена времён года, дожди и заморозки, падёж и приплод скота. Круг человеческого общения крестьянина был невелик и ограничивался десятком-двумя привычных лиц, но постоянное общение с природой давало сельскому жителю богатый опыт душевных переживаний и отношений с миром. Многие из крестьян тонко чувствовали очарование христианской веры и напряжённо размышляли над отношениями человека и Бога. Крестьянин вовсе не был тупым и безграмотным идиотом, каким его изображали современники и некоторые историки много веков спустя.
Средневековье долгое время относилось к крестьянину пренебрежительно, как бы не желая замечать его. Стенные росписи и книжные иллюстрации XIII—XIV вв. редко изображают крестьян. Но уж если художники рисуют их, то обязательно за работой. Крестьяне чисто, аккуратно одеты; их лица больше похожи на тонкие, бледные лица монахов; выстроившись в ряд, крестьяне изящно взмахивают мотыгами или цепами для молотьбы зерна. Конечно, это не настоящие крестьяне с лицами, обветренными от постоянной работы на воздухе, и корявыми пальцами рук, а скорее их символы, приятные для глаза. Европейская живопись замечает настоящего крестьянина примерно с 1500 г.: Альбрехт Дюрер и Питер Брейгель (так и прозванный «Мужицким») начинают изображать крестьян как
282

они есть: с грубыми полуживотными лицами, одетыми в мешковатые нелепые наряды. Любимый сюжет Брейгеля и Дюрера — крестьянские пляски, дикие, похожие на медвежье топтание. Конечно, в этих рисунках и гравюрах много издёвки и презрения, но есть в них и другое. Обаяние энергии и огромной жизненной силы, исходящее от крестьян, не могло оставить художников равнодушными. Лучшие умы Европы начинают задумываться о судьбе тех людей, которые держали на своих плечах
блестящее общество рыцарей, профессоров и художников: языком крестьян начинают говорить не только веселящие публику шуты, но и писатели и проповедники. Прощаясь со Средневековьем, европейская культура в последний раз показала нам крестьянина вовсе не согнувшимся за работой — на рисунках Альбрехта Дюрера мы видим крестьян танцующих, тайно толкующих о чём-то друг с другом, и крестьян вооружённых.

 КОММУНА

…Когда жаркое средиземноморское солнце стало понемногу склоняться к закату и белые известняковые стены домов утратили свой ослепительный блеск, на улицах города появились кучки людей. Все они направлялись к коммунальному дворцу — небольшому зданию, в котором заседали городские власти. Почтенные старцы из самых родовитых семей занимали свои привычные места на каменных скамьях, располагавшихся в зале, выходившем прямо на рыночную площадь. Уже собралась толпа любопытных: здесь скоро должно было начаться заседание коммунального суда.
Сегодня суд разбирал два дела. Первое из них касалось ссоры между двумя горожанами, закончившейся дракой. Второе было серьёзнее. Месяц назад в городе произошли столкновения между несколькими знатными родами, соперничавшими друг с другом. Нобили (так называли городскую знать) вывели на улицы и вооружили своих слуг, крестьян из соседних деревень и всю свою родню. Несколько богатых домов были разграблены и сожжены. Теперь суд должен был наказать зачинщиков и возместить ущерб потерпевшим.
С первым делом коммунальные судьи разобрались довольно быстро. Многочисленные свидетели подтвердили, что два пополана (так называли простолюдинов) сцепились на людной улице и один из них побил другого. Судьи, однако, заявили, что штрафовать обидчика они не будут. «Потерпевший — не гражданин города, и коммуна не будет его защищать», — сказал главный судья. Он вспомнил и о том, что этот человек во время последней войны бежал из города, прихватив с собой всю семью и имущество, и о том, что он уклонился от уплаты особого налога на ремонт городских стен. Припомнили потерпевшему даже то, что жену он выбрал не местную, а из соседнего города, да и бабка его была не здешнего рода. Коммуна отказалась считать потерпевшего «своим» человеком и предоставила ему возможность искать правду где угодно. Собравшаяся толпа встретила такой приговор одобрительно: пусть все знают наперёд, что коммуну следует уважать, защищать её во время опасностей и вовремя платить налоги.
Второе дело потребовало долгого разбирательства, и приговор по нему был суровым. Нобили, зачинщики смуты, навсегда изгонялись из города. Коммуна отбирала их дома и земли. Вернувшимся тайком грозила смертная казнь. Простолюдины, грабившие чужие дома, облагались немалыми денежными штрафами. Особо было рассмотрено дело нобиля, не участвовавшего в беспорядках, но с удовольствием наблюдавшего со стороны, как грабят и жгут дома его врагов. Он был наказан штрафом в 10 раз большим, чем бесчинствовавшие пополаны. «Благородный человек и вести себя должен по благородному», — заключил своё выступление старик-судья.
Небо из ярко-голубого давно уже стало синим. Колокола городского собора сзывали христиан к вечерней службе. Люди расходились, оживлённо обсуждая речи адвокатов, решения судей, судьбу осуждённых... Вряд ли нужно называть город, в котором всё это происходило. В XIII—XIV вв. подобные сцены разыгрывались во многих городах Южной Франции и Италии. На севере Европы, в Германии, Швейцарии, Скандинавии, Северной Франции городские порядки довольно сильно отличались от южных, средиземноморских, но коммуны — вольные, самоуправляющиеся города — существовали и там.
Судебное заседание, свидетелями которого мы только что были, раскрывает перед нами несколько важных черт, придающих средневековой европейской коммуне неповторимый, своеобразный облик. Прежде всего коммуна — это община. Численность её невелика. Население средневекового города редко превышало 3—5 тыс. человек. Поэтому многие горожане знали друг друга в лицо. Здесь трудно было спрятаться от соседей, схитрить, сделать что-то тайком. Люди зорко следили за своими согражданами и не упускали случая наказать тех, кто пренебрегал своими обязанностями. Горожане знали, что они могут и должны подать свой голос, когда решается судьба человека, высказать своё мнение о нём.
Но коммуна была совсем не простой общиной. Она состояла из знатных и незнатных горожан. Первых называли по-разному: нобили, патриции, гранды, сеньоры, «большие», «сильные»; вторых — чаще всего просто «народ». И те и другие нена-
283

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В сочинениях древнегреческого историка геродота сохранился рассказ о том
Фалангой
Неподалёку на стене кастере увидел три рельефных изображения зверей

Они дали народам древнего востока прекрасный шанс противостоять натиску кочевников