<<<     ΛΛΛ     >>>   

Между тем я не счел не только предосудительным, но даже приличным
солдатской гордости - просить генерала Коновницына довести до сведения
светлейшего неприятность, которою я угрожаем. "Имев счастие, - писал я ему,
- заслужить в течение шестинедельного моего действия особенное его
светлости внимание, мне чрезмерно больно, при всем уважении моем к графу
Орлову-Денисову и к графу Ожаровскому, поступить в начальство того или
другого, получив сам уже некоторый навык к партизанской войне, тогда как я
вижу, что в то же время поручают команды людям, хотя по многим отношениям
достойным, но совершенным школьникам в сем роде действия". Я заключал
письмо мое изложением выгод размножения, а не сосредоточивания партий при
тогдашних обстоятельствах, и послал урядника Крючкова с пятью казаками в
главную квартиру, находившуюся, по известиям, около Вязьмы. Я приказал ему
искать меня к 23-му числу около села Гаврикова, чрез которое я намерен был
следовать после поиска моего к селу Рыбкам.

Того же числа, то есть 21-го, около полуночи, партия моя прибыла за шесть
верст от Смоленской дороги и остановилась в лесу без огней, весьма скрытно.
За два часа пред рассветом мы двинулись на Ловитву. Не доходя за три версты
до большой дороги, нам уже начало попадаться несметное число обозов и туча
мародеров. Все мы били и рубили без малейшего сопротивления. Когда же
достигли села Рыбков, тогда попали в совершенный хаос! Фуры, телеги,
кареты, палубы, конные и пешие солдаты, офицеры, денщики и всякая сволочь -
все валило толпою. Если б партия моя была бы вдесятеро сильнее, если бы у
каждого казака было по десяти рук, и тогда невозможно было бы захватить в
плен десятую часть того, что покрывало большую дорогу. Предвидя это, я
решился, еще пред выступлением на поиск, предупредить в том казаков моих и
позволить им не заниматься взятием в плен, а, как говорится, катить
головнею по всей дороге. Скифы мои не требовали этому подтверждения; зато
надо было видеть ужас, объявший всю сию громаду путешественников! Надо было
быть свидетелем смешения криков отчаяния с голосом ободряющих, со стрельбою
защищающихся, с треском на воздух взлетающих артиллерийских палубов и с
громогласным "ура" казаков моих! Свалка эта продолжалась с некоторыми
.переменами до времени появления французской кавалерии, а за нею и
гвардии[40].

Тогда я подал сигнал, и вся партия, отхлынув от дороги, начала строиться.
Между тем гвардия Наполеона, посредине коей он сам находился, подвигалась.
Вскоре часть кавалерии бросилась с дороги вперед и начала строиться с
намерением отогнать нас далее. Я весьма уверен был, что бой не по силе, но
страшно хотелось погарцевать вокруг его императорского и королевского
величества и первому из отдельных начальников воспользоваться честью отдать
ему прощальный поклон за посещение его. Правду сказать, свидание наше было
недолговременно; умножение кавалерии, которая тогда была еще в положении
довольно изрядном, принудило меня вскоре оставить большую дорогу и уступить
место громадам, валившим одна за другою. Однако во время сего перехода я
успел, задирая и отражая неприятельскую кавалерию, взять в плен с бою сто
восемьдесят человек и двух офицеров и до самого вечера конвоевал императора
французов и протектора Рейнского союза с приличной почестью.

Двадцать третьего числа я, перешед речку Осму, предпринял поиск на
Славково, где снова столкнулся с старою гвардиею. Часть оной расположена
была на биваках, а часть в окрестных деревушках. Внезапное и шумное
появление наше из скрытного местоположения причинило большую сумятицу в
войсках. Все бросились к ружью; нам сделали даже честь стрелять по нас из
орудий. Перестрелка продолжалась до вечера без значительной с нашей стороны
потери. Вечером прибыло несколько эскадронов неприятельской кавалерии, но с
решительным намерением не сражаться, ибо, сделав несколько движений вправо
и влево колоннами, они, выслав фланкеров, остановились, а мы, забрав из
оных несколько человек, отошли в Гаврюково. Поиск сей доставил нам со
взятыми фланкерами сто сорок шесть человек фуражиров, трех офицеров и семь
провиантских фур с разною рухлядью; успех не важный относительно добычи, но
важный потому, что опроверг намерение Наполеона внезапно напасть со всею
армиею на авангард наш; по крайней мере, так можно заключить по циркуляру,
посланному от Бертье ко всем корпусным командирам. Нападение сие, будучи
основано на тайне и неведении с нашей стороны о местопребывании всех сил
неприятеля, не могло уже быть приведено в исполнение, коль скоро завеса
была сорвана моею партиею.

Поутру 24-го числа я получил от генерала Коновницына разрешение действовать
отдельно и повеление поспешно следовать к Смоленску. Посланный сей уведомил
меня о счастливом сражении при Вязьме 22-го числа и о шествии вслед за мной
партий Сеславина и Фигнера, в одно время как Платов напирал на арьергард
неприятеля с тыла. Получа повеление сие, я не мог уже тащить за собою
храбрую пехоту мою, состоявшую еще в ста семидесяти семи рядовых и двух
унтер-офицерах; почему я расстался с нею на дороге от Гаврюкова и отправил
ее в Рославль к начальнику ополчения Калужской губернии.

Теперь я касаюсь до одного случая с прискорбием, ибо он навлекает проклятие
на русского гражданина. Но долг мой говорить все то, что я делал, в чем
кому содействовал, кто в чем мне содействовал и чему я был свидетелем.
Пусть время поставит каждого на свое место.

Около Дорогобужа явился ко мне вечером Московского гренадерского полка
отставной подполковник Маслеников, в оборванном мужичьем кафтане и в
лаптях. Будучи знаком с Храповицким с детства своего, свидание их было
дружеское; вопросы следовали один за другим, и, как вопросы того времени,
все относились к настоящим обстоятельствам. Он рассказывал свое несчастие:
как не успел выехать из села своего и был захвачен во время наводнения края
сего приливом неприятельской армии, как его ограбили и как он едва спас
последнее имущество свое - испрошением себе у вяземского коменданта
охранного листа. Знав по опытам, сколько охранные листы бесполезны к
охранению, мы любопытствовали видеть лист сей, но как велико было наше
удивление, когда мы нашли в нем, что г. Маслеников освобождается от всякого
постоя и реквизиций в уважение обязанности, добровольно принятой им на
себя, продовольствовать находившиеся в Вязьме и проходившие чрез город сей
французские войска. Приметя удивление наше, он хотя с замешательством, но
спешил уверить нас, что эта статья поставлена единственно для спасения его
от грабительства и что он никогда и ничем нс снабжал войска французского в
Вязьме.

Сердца наши готовы были извинить его: хотя русский, он мог быть слабее
другого духом, прилипчивее другого к интересу и потому мог ухватиться за
всякий способ для сохранения своей собственности. Мы замолчали, а он,
приглася нас на мимоходный завтрак, отправился в село свое, расстоящее в
трех верстах от деревни, в коей мы ночевали.

На рассвете изба моя окружилась просителями; более ста пятидесяти крестьян
окрестных сел пали к ногам моим с просьбою на Масленикова, говоря: "Ты
увидишь, кормилец, село его, ни один хранц, (то есть франц, или француз) до
него не дотронулся, потому что он с ними же грабил нас и посылал все в
Вязьму, - всех разорил; у нас ни синь-пороха не осталось по его милости!"
Это нас все взорвало.

Я велел идти за мною как окружившим избу мою, так и встретившимся со мною
на дороге просителям.

Приехав в село Масленикова, я поставил их скрытно за церковью и запретил им
подходить ко двору прежде моего приказания. Казалось, мы вступили на
благословенный остров, оставшийся от всеобщего потопления! Село, церковь,
дом, избы и крестьяне - все было в цветущем положении! Я уверился в
справедливости доноса и, опасаясь, чтобы после ухода моего страдальцы сами
собой управы не сделали и тем не подали пример другим поселянам к мятежу и
безначалию, что в тогдашних обстоятельствах было бы разрушительно и
совершенно пагубно для России, я решился обречь себя в преступники и
принять ответственность за подвиг беззаконный, хотя спасительный!

Между тем товарищи мои сели за сытный завтрак... Я не ел, молчал и даже не
глядел на все лишние учтивости хозяина, который, чувствуя вину свою и видя
меня сумрачным и безмолвным, усугублял их более и более. После завтрака он
показал нам одну горницу, нарочно, как кажется, для оправдания себя
приготовленную: в ней все мебели были изломаны, обои оборваны и пух
разбросан по полу. "Вот, - говорил он, - вот что эти злодеи французы
наделали!"

Я, продолжая молчание, подал потаенно от него знак вестовому моему, чтобы
позвал просителей, и вышел на улицу будто бы садиться на конь и продолжать
путь мой. Когда на улице показалась толпа просителей, я, будто не зная, что
они за люди, спросил: "Кто они такие?" Они отвечали, что окрестные
крестьяне, и стали жаловаться на Масленикова, который уверял, что они
изменники и бунтовщики, но бледнел и трепетал. "Глас божий - глас народа!"
- отвечал я ему и немедленно велел казакам разложить его и дать двести
ударов нагайками.

По окончании экзекуции я спросил крестьян, довольны ли они? И когда
передний из них начал требовать возвращения похищенного, то, чтобы прервать
все претензии разом, я его взял за бороду и, ударив нагайкою, сказал
сердито и грозно: "Врешь! Этого быть не может. Вы знаете сами, что
похищенное все уже израсходовано французами, - где его взять? Мы все
потерпели от нашествия врагов, но что бог взял, то бог и даст. Ступайте по
домам, будьте довольны, что разоритель ваш наказан, как никогда помещиков
не наказывали, и чтобы я ни жалоб и ни шуму ни от одного из вас не слыхал.
Ступайте!"

После сего сел на конь и уехал. Теперь обратимся к военным действиям.
Размещение отдельных отрядов около 24-го и 25-го числ, то есть во время
нахождения главной квартиры французской армии в Дорогобуже, было следующее:

Князь Яшвиль, командовавший отрядом калужского ополчения, встретя в Ельне
дивизию Бараге-Дильера, находился на обратном марше в Рославль.
Генерал-лейтенант Шепелев с калужским ополчением, шестью орудиями и тремя
казачьими полками - в Рославле.

Отряд графа Орлова-Денисова был на марше от Вязьмы чрез Колпитку и Волочок
к Соловьевой переправе. Партия моя - вслед за оной на марше из Гаврюкова
чрез Богородицкое и Дубовище к Смоленску.

Отряд графа Ожаровского от Юхнова и Знаменского - на марше чрез Балтутино в
Вердебяки. Партии Фигнера и Сеславина - от Вязьмы к Смоленску, вслед за
моею партией, но ближе к главным колоннам неприятельской армии. Отряд
атамана Платова - вслед за арьергардом неприятеля, около Семлева.

Отряд генерала Кутузова [41] - между Гжатью и Сычевкой, в направлении к
Николе-Погорелову и к Духовщине. По тому же направлению, но ближе к
неприятелю, - партия Ефимова.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Давыдов Д. Дневник партизанских действии года истории России 4 ермолов
Чеченский послал в тыл им лощиною сотню казаков своих
Пехотные неприятельские колонны тянутся между никулиным большой нападение
Вскоре часть кавалерии бросилась с дороги вперед