<<<     ΛΛΛ     >>>   

Исторические процессы, открывающиеся в истории. Отсюда можно видеть, что дает нам, т.е. какие исторические процессы вскрывает история сословий. Из истории образования сословий мы узнаем, как борются между собой частные интересы, как в этой борьбе из частных интересов вырабатывается путем обобщения и примирения сознание общих интересов, или как последние терпят крушение, разлагаясь на частные. Другой процесс вскрывается в истории разрушения сословий. Чем плотнее и замкнутее сословие, тем сильнее сжимает оно отдельных лиц своими требованиями, понятиями и нравами, сковывая личную свободу. Чем крупнее сословные группы и чем неравномернее распределены между ними права и обязанности, тем труднее переход из одного сословия в дру гое, тем более стеснено лицо в выборе житейских путей, тем более оно поглощено сословными интересами и тем труднее дается ему осознание интересов общих. Поэтому уравнение сословий есть од новременное торжество и общего государственного интереса, и личной свободы. Значит, история сословий вскрывает нам два наи более скрытых и тесно связанных друг с другом исторических про цесса: развитие осознания общих интересов и высвобождение личности из-под сословного гнета во имя общих интересов.

мятники права как единственно надежные источники ис тории сословий. И только в памятниках сословного законодатель ства можно уловить оба этих великих и глубоко скрытых истори ческих процесса. Напрасно будем искать их верное отражение в произведениях литературы и искусства. Такие произведения — плоды индивидуального сознания, а в индивидуальном сознании явления общественной жизни, отражаясь, преломляются под из вестным углом, и историческая критика доселе не нашла надеж ного способа точно измерять этот угол преломления. Факты об щественной жизни в сознании наблюдателя становятся идеями, т.е. перестают быть фактами и возвращаются в ряд последних, когда облекаются в законодательные постановления. Общество, как живое и мыслящее существо, говорит своим особым языком, не похожим на тот, каким выражается индивидуальный ум. Последний выражает свои идеи логическими понятиями или художественными образами, а первое говорит юридическими норма ми. Поэтому вы не удивитесь методологическому правилу, которым я закончу предварительные замечания свои о цели и при емах исторического изучения сословий и которое вместе с тем объяснит вам, почему я в истории сословий в России буду опи раться только на ограниченный запас источников. Общество сословное или бессословное надобно изучать не в кабинете лите ратора и не в мастерской художника, а в законодательномховете и судебной камере. Я знаю только одно место, где встречаются и объе диняются оба этих процесса, из которых, собственно, и слагается вся история, — и работа индивидуального ума, и движение обще ственного сознания. Это место — университетская аудитория.

Изложив эти общие соображения, которые послужат нам руководством при изучении истории сословий в России, перейдем к самому предмету изучения.

Скудость литературы по истории сословий в России. Изучение истории сословий в России я должен начать коротким очерком того состояния, в каком находится в нашей литературе изучение этого вопроса. Литература по истории сословий в России является едва ли не самым юным отделом в составе молодой русской исторической литературы. Главной причиной этой запоздалости истории русского общества надобно считать постановку дела изучения отечественной истории. [6] После Карамзина в нашей исторической литературе образовались два направления, которые, как серьезно и напрасно думали сторонники того и другого, существенно отличались друг от друга, даже исключали одно другое. Одно из этих направлений обращало преимущественное внимание на историю государства, другое — на историю общества. Исследователи этого второго направления, впрочем, изучали не столько процесс сословного расчленения русского общества, сколько жизнь народа вообще. Народ — вот что составляло, предает исторических изысканий целого ряда умных и даровитых исследователей и что они считали единственным предметом, достойным исторического изучения.
Постановка изучения нашей истории в тридцатых и сороковых годах как одна из причин этой скудости. Термин «народ» покрывал собою общество, а под «народом» разумели преимущественно или исключительно простонародье. В литературе тридцатых и сороковых годов образовалась даже целая историческая теория, которая довольно складно построила всю историю России не столько на ее действительных процессах, сколько на диалектическом развитии понятия о народе, т.е. того значения, какое придавалось этому понятию. Люди, державшиеся этой теории, конечно, не могли не знать, что и в нашей исторической жизни действовали общественные стихии, которые никак нельзя было бы подвести под такое понятие о народе; что и у нас из так называемой массы выделялись и действовали на ее поверхности высшие классы. Из затруднения, в какое ставились исследователи этим противоречием, они старались выпутаться двояким путем. Они или утверждали, что высшие классы выделялись из народа политически и экономически, как это было в древней Руси, не отрывались от него нравственно, жили одной с ним жизнью, проникались одинаковым духом; или же исследователи уверяли, что высшие сословия, отрываясь от народа, как это пошло со времени Петра, становились против народа, являлись отщепенцами, которые изменяли народным началам, и как изменники переставали принадлежать народу, становились чуждым фактом для его истории.
При таком взгляде на общественное расчленение, высшие классы являлись наростом на народном теле, вредным в практическом отношении и бесполезным в научном. Таким образом, история общественных классов превращалась в назидательную или обличительную повесть об отношениях общественных верхов к общественным низам, о спасительном единодушии обеих общественных половин или о гибельном их антагонизме, причем честь единодушия всецело падала на народ, а ответственность за антагонизм возлагалась на высшие классы. Соответственно такому взгляду главными источниками изучения истории общества выбирались не памятники права, а либо предания о массовых, гуртовых движениях народа, либо жалобы древнерусских публицистов на неправды высших сословий по отношению к народу. В таком взгляде, если выкинуть из него излишнее обилие общих мест и положений, останется много погрешностей и, прежде всего погрешность физиологическая. Нарост хотя и нарост, но остается органической частью живого существа, которая принимает участие в жизни организма и даже иногда более активное, чем нормальная часть организма. Он вытягивает соки из организма и, смотря по состоянию последнего, либо истощает его, либо освобождает от вредных соков. Притом в этом взгляде было много несообразностей. Высшие классы представлялись как изменники народным началам, враги народа. На их отчуждении от родного народа строили даже целый, небывалый период нашей истории, начинавшийся деятельностью Петра, и весь смысл этого периода полагали в нравственном отчуждении высших классов от народной массы. Добрые люди, державшиеся этого направления, сами того не замечая, вносили даже анархическую тенденцию в свои исследования. Они, подобно царю Ивану Васильевичу Грозному, беспричинно клали опалу на все высшие классы, а о простом народе говорили, что на него гнева и опалы нет. Эта, если можно так выразиться, демомания, или аристофобия, доходила даже до нарушения-лояльности, - до нанесения политической обиды высшим классам. Ведь последние не тайком прокрадывались в наше общество, а существовали с ведома и разрешения законной верховной власти, и их законные права и положение в государстве чрезвычайно точно определены в IX томе Свода Законов.
Перечень важнейших сочинений по истории русских сословий. Серьезный интерес к историческому изучению русских сословий был пробужден не ранее или немного ранее пятидесятых годов текущего столетия и всего более возбужден был этот интерес покойным Соловьевым. Его старшие ученики работали в указанном им направлении и развивали его мысли в целом ряде дельных и трудолюбивых исследований. [7] Отзвук этого нового пробудившегося интереса слышен как в пространной истории Соловьева, так и в его отдельных статьях. В «Истории России» Соловьев или исследует обстоятельно, или лишь общими чертами отмечает ход сословного расчленения русского общества всюду, где этот ход становится уловим. И, что еще важнее, этот процесс у него поставлен в связь с условиями, действовавшими не только в политической, но по временам и в экономической жизни народа. Живость, с какой пробужден был этот интерес, вы почувствуете, читая, например, «Исторические письма» — одно из наиболее свежих произведений Соловьева, появившееся в 1858 г. В свое время эти письма читались с большим интересом и не утратили своего значения доселе.
Такое недолгое прошлое имеет за собою научная обработка истории русского общества. Вот почему нельзя удивляться скудости литературы по этому предмету. Этой литературой, по крайней мере, всем, что в ней заслуживает чтения, можно овладеть довольно в короткое время. В пятидесятых годах и позднее появляются вслед за порядочным для своего времени сочинением Пло-шинского «Городское или среднее состояние русского народа», напечатанным в 1852 г., статьи г. Чичерина, особенно его исследование «Холопы и крестьяне в России в XVI в.», потом цельная монография Беляева «Крестьяне на Руси», представляющая опыт полной истории этого сословия и особенно ценная по обилию впервые изданных материалов, в ней напечатанных, далее ряд очерков г. Победоносцева по истории крепостного права в России со времени Уложения. В конце шестидесятых годов было напечатано сочинение Пригары «О городских состояниях в России при Петре Великом», представляющее опыт истории городских состояний не только в это царствование, но идо него. Наконец, в 1875 г. вышел I том сочинения г. Дитятина «Устройство и управление городов в России», представляющий очень хорошо составленный очерк истории городов в России до XVIII в. и историю их устройства до жалованной городовой грамоты 1785 г. включительно. Любопытно, что доселе не встречаем дельной, полной истории двух высших сословий России — дворянства и духовенства. Есть, правда, два общих сочинения по истории дворянства в России, из которых одно принадлежит Яблочкову, а другое Порай-Кршицу, [8] но эти сочинения заслуживают мало внимания. Серьезно и трудолюбиво составленное сочинение, но специальное, излагающее историю дворянства со времени Петра, принадлежит Романовичу-Слав атинскому («Дворянство в России»). По истории духовного сословия есть обширная и дельная монография г. Знаменского «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра». К сожалению, эта монография очень мало касается положения этого класса в древней России. Такой пробел в нашей исторической литературе надобно объяснять особенной трудностью и сложностью истории этих двух высших классов. Наконец, совсем не было сделано попытки представить связное изложение истории сословий в России в их взаимодействии. Я знаю один монографический опыт такого рода в «Истории местного управ-
ления в России» (1868) г. Градовского. Описывая устройство провинций в Московском государстве XVI и XVII вв., автор хотел представить положение и взаимоотношения трех основных классов русского общества: служилого, городского и земледельческого. К сожалению, этот опыт остановился на первом томе. [9] Вот почти все, что есть в нашей литературе крупного и ценного по истории общественных классов в России, если не упоминать о разных мелких статьях. Своим курсом я хотел бы несколько восполнить этот пробел, представив короткий и сжатый, более конспективный, очерк истории сословий в России и их взаимоотношений до той эпохи, когда они получили свой окончательный склад.
Пробуждение интереса к истории русского общества в пятидесятых годах и связь его с реформами минувшего царствования. Понятно, чем пробужден был интерес к истории наших сословий с пятидесятых годов. Толчком, который обратил внимание любознательных людей на этот предмет, служили сословные реформы минувшего царствования. [10]Эти реформы, особенно одна из них, крестьянская, так глубоко изменившая положение и взаимоотношения классов русского общества, впервые заставили искать указания на средства их успешного осуществления в изучении того, как строилось общество, затронутое этими реформами. Историческое изучение обыкновенно цепляется за сильное движение, обнаруживающееся в обществе, и стремится иллюстрировать то, что становится насущным интересом минуты, дать ответ на вопрос, составляющий злобу текущего дня. Реформы минувшего царствования, особенно крестьянская реформа 19 февраля 1861 г., вскрыли целый ряд неожиданных явлений, которые прежде не подозревались и которые указывали на сложные процессы, пережитые нашим обществом. Люди, занимавшиеся историей западноевропейских обществ, издавна привыкли несколько свысока относиться к истории русского общества. Это русское общество представлялось им слишком простым по своему составу, с наивными формами и недостаточно определенными отношениями, обещавшими мало научно-поучительных данных. [11]Таково было господствующее мнение. При поверхностном взгляде на развитие русского общества можно было найти некоторое оправдание этой привычке. В самом деле, что можно представить проще того склада, какой усвоило себе русское общество, например, в ту минуту, когда закрывал глаза великий преобразователь Петр I? Наверху этого общества стояла могущественная верховная власть, сосредоточенная в одном лице, а перед ней лежала огромная масса черного народа, руководимого по поручению верховной власти землевладельческим классом; и между этими двумя сословными стихиями робко жмутся незначительные переходные слои — духовенство, чиновничество, горожане, — жмутся, как будто ожидая, не придет ли кто оправдать их стесненное и игнорируемое существование. [12] Реформа 19 февраля вскрыла крепкие установления, чрезвычайно сложные и запутанные отношения между разными классами; вывела на свет такие формы общежития, каких до этого времени самое сильное воображение не могло бы ни предположить, ни построить a priori. Все это заставило думать, что и наше общество пережило страшно напряженную работу, которая только выразилась наружно в простых и немудреных формах.
Научный интерес к историческому изучению русских сословий. Итак, научный интерес к истории нашего общества был возбужден его недавней перестройкой. Вот почему мы еще так мало знаем эту историю. Между тем, исторический склад нашего об-щества^ может быть, и сообщает всего более общенаучного интереса нашей истории. Этот склад очень своеобразен, и наблюдения над его ходом могут пригодиться при изучении какой угодно части исторической науки. Изучая эти сословия, встречаем отношения и формы, которые дают много материала для приложения сравнительного исторического изучения. Истинное назначение этого метода состоит не в том, чтобы искать сходство в различных явлениях, а в том, чтобы находить различие в сходных явлениях.
Общая характеристика сословного процесса в России сравнительно с западноевропейским. При сходстве многих явлений нашего и западноевропейского обществ легко, однако, заметить еще больше особенностей, которыми отличается первое от последних и которые все можно свести к одной следующей: сравнительно более резкие сословные очертания и более сложные общественные формации на Западе достигались более быстрым и простым путем, тогда как более простые общественные формации в России создавались процессом более продолжительным и сложным. У нас общественный процесс всегда сложнее, но общественные формы проще и сословные очертания менее резкие. Такая особенность нашего общественного развития невольно вызывает одно сравнение. Наше общество, кажется, шло путем, напоминающим наши проселочные дороги: чтобы ими пройти незначительное расстояние между двумя пунктами, надобно, благодаря извилинам пути, сделать столько шагов, сколько при более прямой дороге потребовалось бы, чтобы пройти расстояние вдвое большее.
Изменчивость и разнообразие оснований сословного деления русского общества. Эта особенность, заметная в развитии разных сторон общественной жизни России, сказалась всего резче в истории русских сословий. Сословное деление в России отличается необычайной подвижностью и изменчивостью. Общество несколько раз делилось и переделялось, неоднократно меняло свою юридическую физиономию и свой состав. Следя за этими изменениями, историю русских сословий можно разделить на четыре периода, из которых в каждом было свое основание сословного деления, непохожее на то, на котором строилось сословное деление предшествующего или последующего периода. Первая формация русского общества, какая нам известна, обнаруживается в памятниках права XI и XII вв. По этим памятникам мы видим, что общество делилось на две резко разграниченные и неравные части, и первоначальным основанием для деления служило завоевание или вооруженное давление. На этом основании строилось и держалось общество с IX до конца XII в. Рассматривая состав общества в удельные века (XIII, XIV и XV), встречаем другое основание, которым служил хозяйственный договор свободного лица с удельным князем. В период, когда созидалось Московское государство (в XVI и XVII вв.), основанием сословного деления служило различие государственного тягла, разверстанного между классами общества по их хозяйственным положениям. Наконец, в XVIII в. сословное деление перешло на новое основание, которым служило различие прав, распределенных между сословиями по их политическому значению.
Периоды истории русских сословий. Таковы четыре периода в истории наших сословий и таковы основания, на которых в каждом из них строилось сословное деление. В первом периоде этим основанием было завоевание или вооруженное деление, во втором — хозяйственный договор с князем, в третьем — различие государственных повинностей, [13] в четвертом — различие государственных и гражданских прав.

Хронологические пределы первого периода в истории русских сословий. Я обозначил границами первого периода в истории русских сословий конец IX и конец XII веков. Политическое расчленение общества в этот период держалось на завоевании. Но я высказываю это положение с оговоркой. Завоевание легло в основу сословного деления общества, но в продолжение периода это первоначальное основание так осложнилось новыми влияниями, что к концу XII века стало трудно распознать его в глубине общественного строя русской земли. Чтобы видеть, как положено, было это основание и какие влияния изменили потом строившиеся на нем сословные отношения, необходимо бросить беглый взгляд на происхождение той политической формы, под которой впервые соединились разнородные части русской земли в одно политическое целое. Этой формой было Киевское княжество, возникшее в конце IX века.
Я так представляю себе происхождение этой формы. В VII и VIII вв. от R X. западная половина восточной русской равнины заселена была восточными славянами. Хозяйственный быт населения в этой полосе направлялся большим речным потоком — Днепром. По этой речной дороге шло давнее и живое торговое движение, вызванное и поддержанное еще до Р. X. многочисленными греческими колониями по северному берегу Черного моря. В это торговое движение втянулись и славянские поселенцы в Днепровье. Одно внешнее обстоятельство помогло их торговым успехам. В VIII веке Днепровье с южнорусскими степями завоевано было хазарами. Хазарское иго оказало благотворное действие на промышленные успехи днепровских славян. Хазары, утвердившиеся в степях между Волгой и Днепром, скоро перешли к мирным промыслам и открыли своим днепровским данникам свободный проход по многочисленным степным и речным дорогам. Таким образом, завязались тесные торговые связи Днепровья с черноморскими и каспийскими рынками. Это торговое движение вызвало среди славянских поселенцев Днепровья усиленную разработку богатств русского леса, преимущественно добычу пушного зверя. Торговые успехи развили русское мореходство, и русские моряки уже в первой половине X века господствовали на Черном море. Арабский географ Масуди, писавший в это время, говорит о Руси, что она плавала по Черному морю, и никто кроме нее по нему не плавал. Следствием этих торговых успехов было появление древнейших торговых городов на Руси по главным речным путям западной полосы. Около каждого из таких городов — Новгорода, Полоцка, Смоленска, Чернигова, Киева — из промышленных поселений образовался торговый округ, для которого город служил центральным складочным местом.
Это все факты, пережитые восточным славянством до IX века. С начала этого столетия Днепровье испытало ряд новых переворотов, источником которых был упадок хазарского владычества в Днепровье. Причиной этого упадка было появление в южнорусских степях новой орды, печенегов, которые еще в первой половине IX века прорвались из-за Волги сквозь хазарские жилища к Днепру. Печенеги стали грозить великой опасностью русской торговле. Хазары не могли более защищать русских купцов на востоке. Торговые города Руси сами должны были взять на себя охрану своих торговых путей и торговых оборотов. К тому времени относятся укрепления торговых городов и их военно-политическое устройство, с каким они являются впоследствии в X и XI веках. Новая опасность пробудила в городах потребность в вооруженной силе. Эта сила постепенно стянута была в городах и составилась из различных элементов — как туземных, так и пришлых. Пришлым элементом вошли в состав этой силы заморские варяги, преимущественно скандинавы.
Завоевание как первоначальное основание политического деления общества в первый период. Появление этого вооруженного класса в торговых городах сопровождалось тем, что последние подчиняли себе свои торговые округа. Это подчинение окрестного населения, для которого город служил торговым средоточием, достигалось неодинаковым способом. В иных местах беззащитные окрестные обыватели добровольно подчинялись большому городу, как укрепленному убежищу в минуту опасности. В других сами города, пользуясь своей вооруженной силой, насильно подчиняли окрестное население, для которого прежде служили торговыми центрами.
Военно-промышленное происхождение Киевского княжества. Так около половины IX века на Руси обозначается ряд торгово-политических союзов, городовых областей, т.е. промышленных округов, политически подчиненных главным торговым городам. Из всех этих городов с их округами особенное значение для всей полосы равнины, втянутой в торговый оборот, имел город Киев. Он возник со своим торговым округом на самом рубеже степи. Таким образом, он служил главными воротами русской торговли, направлявшейся с севера и северо-запада на юг и юго-восток. Торговый оборот на Руси прерывался и останавливался, как скоро степные кочевники захватывали Киев в свои руки. Отсюда вышел общий экономический интерес, который привязывал все торговые города Руси к Киеву. Этот общий интерес состоял в том, чтобы Киев был всегда открыт для русского торгового движения, чтобы мимо него шел свободный путь по степным рекам к каспийским и черноморским рынкам, — [14] следовательно, чтобы в нем находилась сила, способная защищать этот пограничный пункт от внешних врагов. Этот общий интерес и вызвал усиленное сосредоточие в Киеве вооруженного люда, дотоле рассеянного по русским городам. [15] Oколо киевского князя, вождя торговооборонительной вооруженной дружины, сосредоточивалось более всего боевых сил, скоплявшихся в стране. С помощью этих сил киевский князь и подчинил себе остальные города и племена восточных славян. Действие общего интереса, созданного экономическим движением, ясно открывается в ходе подчинения русской земли киевскими князьями, совершившегося в IX и X веках.
Племена неодинаково легко принимали на себя киевское иго: одни подчинялись добровольно, другие надобно было завоевывать упорной борьбой. Рассматривая причины этой разницы, находим,
что племена или города, охотно признавшие над собой киевскую власть, —кривичи, северяне, поляне, — жили вдоль главной речной торговой дороги, шедшей по Днепру с его северным водным продолжением — бассейном Ильменя. Напротив, племена, упорно боровшиеся с Киевом, жили вдали от этой речной дороги. Значит, киевскую власть охотно признавали нуждавшиеся в ней племена, которые наиболее участвовали в торговом обороте. Напротив, населения, жившие вдали от этого речного пути и не разделявшие этого общего материального интереса, — племена древлян, радимичей и вятичей, — не чувствовали охоты признавать власть киевского князя и упорно с ней боролись. Таким образом, Киевское княжество имело двойное — военно-промышленное — происхождение. Оно возникло при содействии общего интереса, созданного торговым оборотом, но этот интерес разделялся далеко не всеми частями русской земли. Эти не разделявшие его части нужно было подчинять силой оружия, завоевывать.
Этнографический и экономический состав общества, объединенного киевскими князьями в IX и X веках. Общество, объединенное властью киевских князей, довольно механически составлено было из очень пестрых этнографических и экономических элементов. Единственный общий интерес, действовавший далеко не в одинаковой мере во всех этих элементах, был материальный, состоявший в охране торговых путей и оборотов. Единственной силой, поддерживавшей союз даже там, где слабо чувствовался этот общий интерес, был вооруженный класс, который образовался под рукой князя киевского из разнородного бродячего военно-торгового люда, скопившегося в торговых городах Руси. Этот люд был частью туземный, частью пришлый, варяжский. В свою очередь туземное население, городское и сельское, распадалось на несколько племен славянского и финского происхождения. Но с конца X века, когда почти все племена западной полосы стали уже данниками киевского князя, племенной антагонизм заметно стихает. Варяжские толпы, не переставая приливать на Русь из-за моря, мирно уживались с туземцами. Славянские племена, разорванные между городовыми областями, по-видимому, начинали забывать свое племенное происхождение. Племенные различия и интересы уступали место провинциальным, областным.
Столь же неопределенны и экономические очертания общества. Торговый капитал продолжал господствовать исключительно, не встречая до XI века соперника со стороны землевладения. «Руссы» — так называет арабский писатель первой половины X века Ибн-Даст верхние слои русско-славянского общества. Эти руссы, по его словам, не имели недвижимого имущества — ни деревень, ни пашен. Единственный их промысел состоял в торговле мехами. Военный класс, с киевским князем во главе, руководил торговым движением страны и принимал в нем живейшее участие, ежегодно посылая лодки с товарами в Царьград и на другие черноморские и каспийские рынки. Зато и торговые города сохраняли военное устройство, какое усвоили они с начала IX века. Они образовали тысячи или городовые полки и участвовали в княжеских походах под командой выборных из городового купечества военно-городских старшин — тысяцких и сотских.
Следы сословного деления общества в X и XI веках. Но среди этого беспорядочного этнографического и экономического брожения в X и XI веках все заметнее начинает выступать наружу политическое разделение общества. Завоевательные походы из Киева на непокорные туземные племена и оборонительная борьба со степными врагами все более размножала вооруженный класс, предводимый киевским князем, а служба по управлению завоеванными племенами все более обособляла его от управляемого общества, как властителя от данников. Класс этот все резче выделялся из вооруженного купечества торговых городов, с которым он смешивался до тех пор. Еще при князе Владимире Святом старцы градские, выборные военные управители торговых городов, заседали в Думе киевского князя рядом с его дружинниками-боярами. При Ярославе они уже не появляются в боярском совете, даже исчезают и из городской администрации: их выборные военно-административные должности замещались княжими боярами по княжему назначению. Так витязь, морской наездник, все более отчуждался от гостя, вооруженного купца, с которым он прежде шел об руку.
Политическое отчуждение начинало отражаться и на хозяйственном быту этих обоих родственных по происхождению классов. При завоевании непокорных племен целые массы пленников становились рабами и делились между завоевателями. Ибн-Даст
в немногих словах живо описывает это явление. Руссы, говорит он, производят набеги на славян (т.е. на славян восточных); подъезжая к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен и продают. [16] Это наблюдение, очевидно, схвачено с завоевательных походов первых киевских князей на славянские племена Днепровья — древлян, северян, радимичей и др. Слова Ибн-Даста подтверждает и наша Начальная летопись в рассказе о захвате Искоростеня Ольгой в 906 году. Ольга велела одних пленных горожан перебить, других «работе предасть, мужам своим», т.е. раздала в рабство своей дружине, а остальных оставила на месте платить дань.
Таким образом, хозяйство военно-правительственного класса все более становилось рабовладельческим. Наполнив холопами свои городские дворы и сбывая излишек на заморских рынках, служилые люди с конца X или начала XI века нашли новое хозяйственное приложение холопскому труду: они начали селить своих холопов на приобретаемых земельных участках, эксплуатируя последние холопьими руками. Так возникло русское частное землевладение, первые неясные следы которого в памятниках являются в самом начале XI века. Землевладение еще резче обособило служилый класс от высшего городского купечества. Все это питало в военно-правительственном классе чувство политического превосходства над остальным обществом. Этим чувством и ассимилировались разноплеменные элементы, из которых складывался этот военно-правительственный класс.
По мере усиления внешней борьбы, которую должны были вести киевские князья, в состав этого класса вытягивались боевые силы из разных племен, им подвластных. Владимир, после принятия христианства, начавши окружать Киев цепью укрепленных городков со стороны степи, вербовал в их гарнизоны лучших людей из новгородцев, кривичей, чуди, вятичей и других. Сплоченный этим чувством политического превосходства, военно-правительственный класс усвоил себе сословное название Руси. Русь в X веке — термин не этнографический и не географический, а социальный, обозначавший господствующее сословие. До сих пор не объяснено этимологическое происхождение этого слова. Под таким именем знают господствующий класс на Руси византийские и арабские писатели X века; этим именем называет его и наша древняя «Повесть Временных Лет», составляющая введение в Начальную летопись. Рассказав о том, как Олег утвердился в Киеве в 882 г., «Повесть» так характеризует состав его дружины: «беша у него Варязи и Словени и прочи, прозвашася Русью». Итак, Русью стали зваться по преданию Повести вооруженные разноплеменные соратники Олега, вместе с ним занявшие Киев.
Таковы признаки политического расчленения русского общества в X и XI веках. Вы видите, что этим расчленением двигало завоевание. Но, служа рычагом общественного деления, завоевание не было его первоначальным источником. Завоевательная роль военно-правительственного класса была подготовлена его экономическим значением, раньше создавшимся. Прежде чем стать с оружием в руках над покоренным населением страны, этот класс стянул в своих руках нити его хозяйственного оборота. Из этого сложного экономического и политического процесса и вышло довольно резкое сословное деление, какое открывается в памятниках XII века, преимущественно в Русской Правде, окончательную редакцию которой я отношу к этому столетию. Согласно с двойным происхождением Киевского княжества, военно-промышленным, [17] и это сословное деление имело двойное основание.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Что значат эти цифры очень густой процент крепостного населения в двух губерниях первой группы
Так гражданское общество по русской правде делилось на людей свободных
Вставки