Пиши и продавай! |
человека. Еще в древности была изобретена водяная мельница, которая впоследствии (сравнительно очень поздно) была применена и к некоторым отраслям обрабатывающей промышленности. В середине XVIII в. была придумана паровая машина и вскоре после этого стала применяться к фабричному производству (1785). Это был целый переворот в истории обрабатывающей промышленности. Водяная сила была, так сказать, прикована к известному месту, зависела от атмосферических условий и не могла быть произвольно увеличиваема, тогда как паровая машина могла быть поставлена где угодно, работать независимо от времен года и от погоды и давать по желанию человека ту или другую силу. Одновременно с этим переворотом обрабатывающая промышленность переживала эпоху изобретения целого ряда механизмов, заменявших собою прежние ручные инструменты. Эти новые орудия, в сущности, исполняли те же работы, какие и ранее производились при помощи старых инструментов, но если прежде рабочий мог действовать только одним инструментом, то машина стала делать то же самое сразу целою массою однородных, а иногда и разнородных инструментов. Подобно тому, как изобретение паровой машины увеличивало во много раз количество той силы, которою прежде пользовался человек в разных производствах, так и это изобретение новых рабочих машин страшно ускоряло процесс изготовления тех или других продуктов. Еще в тридцатых годах XVIII в. была изготовлена первая самопрялка, которая с конца шестидесятых годов стала приводиться в движение водяною силою, замененною впоследствии паром. Около 1770 года другое аналогичное изобретение сделало возможным прясть одновременно несколько нитей. В 1785 году в то самое время, когда в первый раз сила пара была применена к бумагопрядильной промышленности, был изобретен и механический станок для тканья, получивший свой окончательный вид в 1813 году. Новые прядильные и ткацкие машины были наиболее важными изобретениями этого рода, потому что одновременно были придуманы и стали вводиться в употребление и разные другие машины. Этот технический прогресс
коснулся точно так же и добывающей промышленности. Собственно говоря, сила пара ранее всего была применена в горнозаводском деле, а потом уже на прядильных и ткацких фабриках. К числу наиболее ранних рабочих машин нужно отнести и столь важную в сельском хозяйстве молотилку, начало которой относится к 1798 году. Сопоставляя между собою приведенные даты, мы видим, что введение машинного производства относится как раз к той эпохе, когда совершилась политическая революция конца XVIII в. Нужно только прибавить, что перечисленные изобретения были сделаны и применены к делу в Англии, которая не испытала на себе переворота, подобного совершившемуся на континенте, и что, наоборот, революционная буря и последовавшие за нею наполеоновские войны только помешали распространению английских механических изобретений вне их родины. Промышленную революцию, ранее всего совершившуюся в Англии, отдельные континентальные страны переживали уже в XIX веке. Рассуждая теоретически, можно было бы ожидать, что машины, увеличивая силы человека и ускоряя производство необходимых ему предметов, должны были бы оказать только благоприятное действие на жизнь рабочих, которые, по-видимому, могли бы только с радостью приветствовать все эти новые технические изобретения. В действительности вышло совсем не то. Введение машинного производства имело своим следствием сокращение потребности в ручном труде, как будто на сцену явилась масса новых рабочих, лишивших старых рабочих их обычного заработка. Другими словами, машины сделались весьма опасными конкурентами для людей, продававших свой труд, и уменьшили спрос на их работу. С другой стороны, новые технические изобретения создали для рабочих новых конкурентов в лице их жен и детей, которых новые способы производства тоже привлекли к фабричному труду. Раньше рабочая семья содержалась главным образом трудом своего главы, и этим до известной степени определялась заработная плата, но машины, требовавшие от работников не столько физической силы, сколько ловкости и добросовестности, сделали возможным
привлечение на фабрики женщин и детей. Во многих случаях предприниматели стали даже оказывать предпочтение этим новым категориям рабочих, которым можно было давать гораздо меньшую плату, чем взрослым мужчинам. Уменьшив, таким образом, спрос на физический труд, машины в то же время поставили его в более неблагоприятные условия и в других отношениях. Во-первых, введение новых механических способов производства повлекло за собою удлинение рабочего времени. Владельцы машин, приобретавшие их за большие деньги, прежде всего хлопотали о том, чтобы эти дорогостоящие орудия производства окупали себя как можно скорее, тем более, что каждая машина делалась негодною к употреблению не только от работы, но и от времени, и что новые усовершенствования в машинах делали желательным наискорейшее извлечение всех выгод из старых машин для замены их новыми. Поэтому фабриканты заставляли машины действовать непрерывно и день, и ночь, сберегая при этом вдобавок значительную часть топлива, раз паровые котлы при непрерывности работ могли не остывать на продолжительное время. Отсюда у предпринимателей явилось стремление к удлинению рабочего времени. В 1770 г. английский рабочий дом, в котором заставляли работать двенадцать часов в сутки, называли домом ужаса, а в 1833 г. парламент устанавливал, как милость, двенадцатичасовой рабочий день для подростков. С другой стороны, новые приемы производства стали требовать от рабочего гораздо большей напряженности и внимания и, следовательно, сделали его труд гораздо более утомительным, а вместе с тем и более однообразным, превратив рабочего как бы в слугу машины, обязанного совершать только одно какое-либо движение руками. Наконец, вследствие введения машинного производства рабочие стали скучиваться в тесных и душных помещениях, в которых обречены были теперь проводить большую часть своего времени, что стало отражаться крайне неблагоприятно на их здоровье и настроении духа. Все эти обстоятельства, вместе взятые, и породили среди рабочих в эпоху введения механических способов производства крайнее озлобление против машин. Нередко случалось, что
машины и фабричные здания делались жертвою раздраженных рабочих, и в иных случаях фабриканты ограждали свою собственность от подобного рода нападений, ставя для защиты фабричных зданий и машин настоящие пушки. Это нерасположение к техническим изобретениям конца XVIII и начала XIX вв. отразилось даже и на взглядах некоторых теоретиков, которые готовы были осудить введение машинного производства как явление вредное и потому нежелательное. Новые способы производства, ранее всего утвердившиеся в Англии, оказали громадное влияние на рост ее национального богатства. Машины во много раз увеличили производительность человеческого труда, и количество вырабатываемых продуктов стало расти с поразительною быстротою. Но у этого явления была и оборотная сторона. Если раньше общество нередко терпело от недостатка нужных ему товаров, то теперь, наоборот, иногда можно было жаловаться на их перепроизводство, которое тоже делалось своего рода злом. Предприниматели изготовляли слишком много какого-либо товара, а потому предложение превышало спрос, и масса товаров оставалась нераспроданною. Это заставляло фабрикантов сокращать свое производство, вследствие чего многие рабочие или оставались совсем без заработка, или должны были довольствоваться уменьшенной платой. С периодами процветания той или другой отрасли промышленности стали чередоваться периоды угнетенного состояния, и каждый раз наступление кризиса вызывало целый ряд общественных бедствий: каждый раз промышленный кризис влек за собою банкротство торговых фирм и банков, ссужавших деньги предпринимателям, закрытие фабрик или сокращение производства в тех фабриках, которые могли продолжать существование, и уменьшение или полное отсутствие заработка. Особенно частыми сделались подобные кризисы в начале XIX столетия, и если раньше представлялась возможность объяснять возникновение подобных явлений обстоятельствами военного времени, то впоследствии, когда в Европе господствовал мир, внешние причины уже не могли отвечать за результаты того, что
в сущности вытекало из самых внутренних условий капиталистического производства. Можно даже сказать, что такие кризисы сделались хроническою болезнью английской промышленности после испытанного ею экономического переворота. При господстве мелкой промышленности и ручного труда производство было более равномерным, заработок более постоянным, а теперь прежней устойчивости производства и заработка наступил конец, и постоянные колебания того и другого, конечно, не могли не отражаться самым гибельным образом на материальном благосостоянии рабочих. Статистика самым неопровержимым образом стала доказывать, что в промышленных округах Англии в эпохи кризисов всегда падали цифры браков и вкладов в сберегательные кассы, и, наоборот, поднимались цифры смертности и преступности. Это и весьма понятно, потому что каждый кризис для великого множества рабочих семей сопровождался более или менее полным обнищанием. Нужно прибавить, что промышленные кризисы гораздо легче переживались крупными, нежели мелкими производителями, и вследствие этого, в свою очередь, промышленные кризисы немало содействовали общей победе фабричного производства над ремесленным. Отстаивая свое существование в такие трудные минуты, предприниматели, весьма естественно, хлопотали об удешевлении производства, чего и стремились достигнуть, с одной стороны, уменьшением заработной платы, с другой — введением новых технических усовершенствований в производстве. Последними обстоятельствами, собственно говоря, только усиливалось то действие, какое вообще оказывало введение машин. Кроме того, случалось нередко, что заработная плата, понизившись во время кризиса, затем уже не поднималась до своей прежней нормы. Наконец, каждый кризис оставлял после себя целую массу нищих и бродяг, попадавших в рабочие дома или тюрьмы, которые и удерживали их у себя до нового оживления промышленности. Такова была сущность индустриальной революции, и таковы были ее непосредственные следствия. Этот переворот содействовал небывалому дотоле развитию обрабатывающей
промышленности, но в то же время разделял промышленный класс общества на две резко отличающиеся одна от другой части — на капиталистическую буржуазию и на рабочий пролетариат. Выиграла от этого переворота буржуазия, а рабочие классы оказывались в проигрыше. В этом результате рассмотренного экономического переворота уже таился зародыш так называемого рабочего вопроса, сделавшегося главным социальным вопросом XIX в. и осложнившего собою демократические движения эпохи, вызванные политическим переворотом конца XVIII столетия. Беглый обзор новейшей европейской истории На этом мы и остановимся. История XIX в. после венского конгресса так сложна, и это время к нам так близко, что для надлежащего выяснения этой эпохи потребовалось бы гораздо больше места, нежели то, каким мы располагаем в этой книге. Чтобы, однако, все-таки дать в нашем очерке главных эпох новой истории законченное изложение ее событий, мы заключим свой обзор историей и XIX в. в самых общих очертаниях. Движение, вызванное французской революцией и революционными войнами, улеглось только в 1815 г., когда европейская коалиция окончательно низложила Наполеона I и на венском конгрессе переделала политическую карту Европы. Одновременно с этим началась и повсеместная абсолютистическая, клерикальная и феодальная реакция против всего того, что вошло в жизнь в эпоху Наполеона, революции и просвещенного абсолютизма, равно как против просвещения XVIII в. С этой реакцией, которую поддерживали духовенство и дворянство, вступило в борьбу свободное направление, поддерживавшееся буржуазией и получившее название либерализма. Борьба привилегированных сословий со средним сословием представляет из себя весьма важную сторону социальной истории Западной Европы в XIX в. В то же время подготовлялась почва для обострившейся несколько позднее борьбы между буржуазией и пролетариатом. Пока господствовали привилегированные сословия, у
буржуазии и у народа было много общих интересов; но с установлением гражданского равенства и усилением неравенства экономического интересы буржуазии и народа стали расходиться в разные стороны. На этой почве и возник, как мы только что видели, рабочий вопрос, и рядом с либерализмом явилось другое направление, получившие название социализма. На венском конгрессе был произведен передел границ большей части европейских государств. Россия, отнявшая перед тем у Швеции Финляндию и у Турции Бессарабию, получила большую часть этнографической Польши под названием Царства Польского, которому Александр I дал либеральную конституцию. Австрии достались Венеция и Ломбардия, Далмация, а также Тироль. Пруссия присоединила к своим владениям почти половину Саксонии, шведскую Померанию, Познань и Прирейнскую область. Англия, успевшая в эпоху предыдущих войн захватить немало важных пунктов вне Европы, приобрела Мальту, Гельголанд и протекторат над республикой Ионических островов. У Дании была отнята Норвегия, которую отдали шведскому королю. Голландия была соединена с Бельгией в одно Нидерланское королевство. В Германии, в которой до падения Священной Римской империи насчитывалось около 350 государств, венский конгресс оставил только 36 государств, заключивших между собою союз с постоянным сеймом во Франкфурте-на-Майне. В Италии, кроме Ломбар-до-Венецианского королевства, отданного Австрии, были восстановлены королевство Сардинское, великое герцогство Тосканское, Папская область и королевство Обеих Сицилий, кроме других, менее значительных владений. Вскоре после окончания венского конгресса государи Австрии, Пруссии и России заключили между собою так называемый Священный Союз, к которому пригласили примкнуть и других монархов. Этот союз скоро сделался органом, как известно, международной реакции, после того как в 1820 г. вспыхнули революции в Испании, в королевстве Обеих Сицилий и в Португалии, а в 1821 г. и в Пьемонте, одновременно с греческим восстанием против турецкого ига. Причиною этих революционных движений были крайности реакции
и стремление к политической свободе. После Венского конгресса происходили новые съезды монархов и министров в Ахене (1818), в Троппау и Лайбахе (1820 и 1821) и в Вероне (1822). По поручению последних двух конгрессов Австрия вооруженною силою подавила неаполитанскую революцию, а Франция — испанскую, после чего введенные в обеих странах конституции были отменены. В Германии лишь очень немногие из второстепенных государств получили конституционное устройство. Реакция коснулась и Франции, хотя ей и была дана возвратившимися Бурбонами либеральная хартия 1814 г. В 1830 г. крайние реакционеры довели Францию до новой революции, получившей название «июльской». Старшая линия Бурбонов была заменена принцем Людовиком-Филиппом Орлеанским, и вместе с новой династией началось во Франции господство буржуазии. Право участия в собраниях государственных чинов принадлежало |
|
|
|