Пиши и продавай! |
Необходимость изучения общего хода истории и задача философии истории Вот эти-то взаимоотношения и преемственность народов и цивилизации и составляют единство всемирной истории, в которой, конечно, отдельные народы играли и играют далеко не одинаковую роль. Благодаря этой же преемственности и тем заимствованиям, какие один народ делает у другого, возможно установить историческую последовательность отдельных сторон нашей цивилизации, многими началами которой мы обязаны древним культурным странам Востока. Нельзя здесь не отметить в этой истории множества случаев гибели целых цивилизаций и долговременного культурного застоя. Так, погибли многие древневосточные цивилизации отчасти вследствие внутренней своей непрочности, отчасти вследствие внешних катастроф, вроде варварских вторжений. Главною причиною внутренней непрочности древних цивилизаций было, как мы увидим, то обстоятельство, что они представляли из себя лишь цивилизации незначительного большинства, тогда как угнетенная народная масса пребывала в самом жалком невежестве. С другой стороны, цивилизованные страны представляли из себя сначала, как только что было сказано, лишь оазисы среди громадных пространств, населенных дикими и полудикими народами, со стороны которых всегда этим странам
грозили опустошительные нашествия. Последние нередко сопровождались настоящими катастрофами, в лучшем случае задерживавшими только дальнейшее развитие цивилизации, но иногда и прямо уничтожавшими большую часть сделанных успехов. Уже древнему Египту приходилось постоянно обороняться от соседних кочевников. Также известны скифские нашествия на Азию. Не менее варваров губили цивилизацию и международные войны с завоевательными целями. В истории падения античной цивилизации весьма важную роль играли также нашествия варварских народов, часть которых даже разрушила Римскую империю. Одним из неблагоприятных условий для истории цивилизации на востоке Европы были постоянные нашествия на нее азиатских кочевых народов (напр., завоевание Руси монголами и Балканского полуострова — турками). Западная Европа была в этом отношении счастливее Восточной, так как была лучше ограждена от подобного рода нашествий. Чем далее, однако, подвигается история, тем все более и более усиливаются условия прочности цивилизации. В настоящее время образованные страны уже не представляют из себя немногих оазисов среди культурной пустыни, и варварство все более и более отступает перед цивилизацией. С другой стороны, с улучшением политического, юридического и экономического положения народных масс, с распространением между ними образования, цивилизация является более обеспеченной и от внутренних катастроф. Этому упрочению внешних и внутренних условий цивилизации в истории самого прогресса соответствует и большее совершенство новой цивилизации сравнительно с прежними. Не говоря уже об успехе знаний и технических изобретений, сказывающихся на всей нашей духовной и материальной жизни, главное различие заключается в большем развитии и большей самостоятельности человеческой личности. В древних восточных царствах — как и теперь еще на Востоке — человек был порабощен всецело религиозным догматизмом и политическим деспотизмом, вообще являющимися главными причинами исторического застоя. Впервые в Европе у греков возникли самостоятельная философия и свободное государство, заключающие в себе принципы культурного развития и лучшего социального положения человеческой личности. Как ни различны были в разные времена и в разных местах судьбы прогресса, скольким бы случайностям он ни подвергался, как бы односторонне он ни совершался, сколько бы, наконец, ни было в его истории возвращений вспять,— в общем ход всемирной цивилизации был прогрессивный, хотя в самой Европе, где жизнь создала для него наиболее благоприятные условия, история прогресса шла в высшей степени неравномерно, и за временами более быстрого движения вперед следовали периоды застоя и реакции, прерывавшие это поступательное движение. Еще за полтора века до Р. X. греческий историк Полибий в своей «Всеобщей истории» указывал на то, что к его времени «судьба свела вместе все происшествия вселенной и заставила их действовать в одном направлении», вследствие чего, по его словам, «частные истории, как члены, отделенные от тела, не могут дать представления о целом». Через восемнадцать столетий после него известный французский писатель, епископ г. Мо, Боссюэт, в своем «Рассуждении о всемирной истории», точно так же говорил о необходимости выработки общего взгляда на историю, который по отношению к отдельным странам и эпохам был бы тем же самым, что представляет из себя общая географическая карта по отношению к картам отдельных стран. Еще более, чем во П в. до Р. X. или в XVII в. по Р. X., должна чувствоваться потребность в объединенном представлении хода всемирной истории в наше время, когда сама история сделалась действительно мировою и когда, с другой стороны, мы имеем за собою целый ряд историко-философских попыток охватить все прошлое человечества как великий всемирно-исторический процесс, в который все более и более втягиваются отдельные страны и народы для участия в общем культурном движении к лучшему будущему всего человечества. Я не стану здесь распространяться о том, что такое философия истории, как она возникла и развивалась, какие в ней существуют школы и направления, в чем заключаются положительные и отрицательные стороны разных ее концепций и систем, но это не мешает мне упомянуть, что именно изображение всемирно-исторического процесса с некоторой общей .точки зрения и есть основная задача философии истории. Было бы долго рассматривать все способы, употреблявшиеся для разрешения указанной задачи, и только в виде примеров я приведу две концепции, стоящие в связи с стремлением к объединенному изображению общего хода истории. Два способа философского построения всемирно-исторического процесса В конце XVIII в. Кондорсе, желая начертать «историческую картину успехов человеческого ума»*, придумал для этого такую форму: «необходимо, говорит он, выбрать факты из истории разных народов, сблизить между собою и соединить эти факты, дабы извлечь из них гипотетическую историю одного народа (1'histoire hypothetique d'un peuple unique) и составить картину его успехов». Совсем иная идея была положена немецким философом Гегелем в основу его «Философии истории»: с точки зрения его системы «всемирный дух», развивающийся в истории, переселяется от одного народа к другому, из которых каждый в известное время есть носитель «всемирного духа» на данной ступени его развития, да и народы лишь тогда имеют историю, когда в них обитает этот «дух», никогда, по представлениям Гегеля, не бывающий дважды в одном месте или в двух местах одновременно. Обе концепции — результат стремления подняться выше механического соединения частных историй, выше установления одной только простой связи между многим,— подняться до единства, до «гипотетической истории одного народа», до изображения единого процесса во многих народах. Взгляд Кондорсе, однако, не соответствует действительности, да и сам этот мыслитель называет свое представление гипотетическим: исторические факты, знаменующие успехи человеческого ума, относятся не к одному Condorcet, «Esquisse d'un tableau historique des progres de 1'esprit humain».
народу, а ко многим, и в этом смысле концепция Гегеля вернее. Но если взгляд Кондорсе заведомо гипотетический, то представление немецкого философа не менее явно фантастическое; тем более, что, подметив преемственность наций и включив в нее особняком стоявшие Китай и Индию, Гегель при этом вытянул всю историю по прямой линии, упустив из виду, что народы не только сменяют друг друга, но и находятся во взаимодействии. Из этого-то взаимодействия и происходит движение многих народов в одном направлении, позволяющее выбирать факты из жизни разных наций для отнесения их к единому гипотетическому народу. Если при концепции Кондорсе исчезает целая сторона истории, т. е. разнообразие ее национальных факторов и происходящее между ними взаимодействие, то ничто не мешает нам представить многие члены, находящиеся во взаимодействии, как одно целое, и выдвинуть на первый план то, что относится не к одной части этого целого, а более или менее ко всем. Как области одного государства, живя местною жизнью, участвуют и в жизни общей, так и несколько народов могут составить высшую единицу, особый исторический мир, вроде греко-римского, христианского, мусульманского и т. п. Тут уже не гипотетически мы можем смотреть на совокупность многих наций, как на один народ, и не фантастически говорить о постоянном переходе культурного развития от одной нации к другой. Как национальный тип есть результат слияния племенных особенностей, или как один национальный тип может иметь несколько местных видоизменений, так и несколько народов, связанных взаимодействием и обоюдными культурными влияниями, способны создать до некоторой степени и общий тип, видоизменениями которого и будут отдельные народы. Подобный тип,— это, признаюсь, все-таки отвлечение, рассматриваемое, однако, в реальных экземплярах отдельных народов,— заключает в себе более реального, чем «единичный народ» Кондорсе и объединяющий историю человечества «всемирный дух» Гегеля. Каждый народ придает общему для многих явлению своеобразную окраску, и каждый народ создает нечто свое, что усвояется потом другими народами и, таким образом, делается общим им всем. Такой общий тип в наиболее развитой степени представляет из себя, напр.. Западная Европа, народы которой, как мы увидим, обособившись от остального исторического мира в тесном взаимодействии между собою, оказывали постоянно один на другой культурные влияния весьма разнородного характера: феодализм, католицизм, романтизм, гуманизм, протестантизм, абсолютизм, «просвещение» и т. д., — все это общие разным народам явления, которые или только выступают более рельефным образом, или раньше и сильнее развиваются в одной какой-либо отдельной стране, вследствие чего и возможна некоторая общая история западноевропейских народов, как бы история «единичного народа», как бы история некоторого «духа», переходящего от одного народа к другому, — с гуманизмом из Италии в Германию, с протестантизмом из Германии в другие страны и т. д. Было бы, конечно, слишком смело применять то же самое, напр., к культурным нациям древнего Востока: здесь не было такой тесной и общей жизни, как в романо-германской Европе в средние века и новое время. Но, с другой стороны, эта оговорка касается, собственно говоря, не существа дела, а лишь меньшей развитости одного и того же явления в древности сравнительно с новым временем: народы древнего Востока, за полтора с лишком тысячелетия до Р. X., тоже ведь начали сближаться между собою, испытывать общую судьбу, меняться друг с другом идеями, знаниями, искусствами и т. п. Притом ранние цивилизации имеют весьма много общего между собою, и это дозволяет нам говорить не только об особом мире древнего Востока, но и об особом древневосточном культурном типе, видоизменения которого мы наблюдаем во всех великих и малых царствах Египта и Передней Азии. Возникновение, развитие, видоизменения этого типа в области религии, философии и науки, в области государства и общественных отношений, в зависимости от того, что возникало в одной стране и переходило в другие, от взаимодействия между отдельными нациями, от приобщения к совместной исторической жизни и иных еще народов, — таковы рамки, в которых может быть уложена
и общая история Востока, хотя, конечно, вне этих рамок останется еще очень много такого, что имеет значение лишь для истории одной какой-либо страны. Но такова, в конце концов, сущность всякой общей истории в смысле не простой только суммы историй частных. С точки зрения общего культурного типа позволительно притом объединять рассмотрение таких стран, которые и не находились в общении между собою: здесь возможно историческое построение по сравнительному методу, имеющему в настоящее время такое широкое применение в науке. Этот метод уже не стесняется ни временем, ни пространством, и применение его к истории древнего Востока может еще более способствовать единству ее построения, поскольку разные страны представляли в своей истории сходные черты, позволяющие находить в них нечто такое, что присуще всем этим странам. Применение идеи закономерности к пониманию всемирно-исторического процесса Объединяя в одно целое частные истории отдельных народов, философия истории должна не только иметь в виду то общее, которое возникает на почве их взаимодействия, но и те общие черты, которые наблюдаются в истории отдельных народов благодаря тому, что культурное и социальное развитие совершается закономерно, и что одинаковые причины и условия порождают одинаковые же следствия и явления. Идея закономерности развития общества и его культуры играет первенствующую роль в современной исторической науке при объяснении частных явлений или в понимании хода развития отдельных народов, но эта же идея закономерности должна быть, конечно, прилагаема и к построению всемирно-исторического процесса, взятого в целом. Но здесь возможно одно недоразумение, которое я считаю нужным теперь же устранить, чтобы с самого же начала стать на правильную, по моему мнению, и единственно возможную в научном отношении точку зрения. Допустим, что мы находимся в полном обладании знанием тех законов, по которым совершается культурное
и социальное развитие, и нас только спрашивают, в чем мы должны видеть, так сказать, осуществление формул, заключающих в себе наше знание этих законов, во всем ли именно всемирно-историческом процессе, взятом в целом, или в истории отдельных народов, взятых особняком. В первом случае в каждой эпохе мы будем видеть только дальнейший момент развития, т. е. продолжение процесса, начавшегося раньше, а во втором — явления многих последующих эпох будут представляться нам лишь видоизмененными повторениями уже и раньше встречавшихся нам явлений. С одной точки зрения все человечество, как единое целое, будет переживать на наших глазах возрасты младенчества, отрочества, юности, зрелости и т. д., и отдельные народы будут целиком попадать всей своей историей в тот или другой из этих возрастов, но со второй точки зрения каждый отдельный народ должен проходить все эти возрасты, и греческая история, напр., будет рассматриваться не как — ну там юность человечества, что ли, а как нечто, заключающее в себе разные возрасты. Ввиду того, что человечество в прошлом никогда не было единым целым, и что отдельные народы в разное время проходили приблизительно одинаковые фазисы развития, мы должны в этом вопросе стать на вторую точку зрения, хотя и не можем отрицать того, что в известной степени более поздние народы лишь продолжают то, что было начато народами более ранними. Так ведь и отдельные люди совершают, каждый в отдельности, один и тот же цикл жизни от рождения до смерти, и в этом отношении дети только повторяют своих родителей, что не мешает, однако, детям в то же время и продолжать дела, начатые отцами, брать на себя их предприятия и вести их дальше. То же, в сущности, мы наблюдаем и в жизни народов, а между тем очень многие писатели выстраивали всемирную историю так, как будто отдельные народы были в ней лишь отдельными моментами, не имеющими самостоятельного значения и соответствующими лишь разным возрастам некоторого отвлеченного целого, называемого человечеством. Кареев Н. И. Общий ход всемирной истории 1 свободы |
|
|
|