<<<     ΛΛΛ     >>>   

В качестве воинов в легионах христиане подвергались самым сильным соблазнам, а между тем мы всюду видим их под римскими знаменами. Для всякого, кто не хотел подчиняться требованиям обычного порядка жизни, пребывание в лагере было полно опасностей: праздники в честь императора сопровождались церемониями, возмущавшими совесть христианина; культ Dii, Lares militares, гениев-покровителей войска, орлов, которых боготворили и окуривали

554

благовониями, — все это на каждом шагу заставляло христианина делать тяжелый выбор: или подчиниться, или погибнуть.

Когда гражданский сановник приносил жертву богам Олимпа, то какому-нибудь подчиненному чиновнику приходилось подавать ему жертвенное вино и произносить священные формулы, а таким чиновником мог быть и христианин; как писец в судебном трибунале, он должен был при допросе записывать показания христианских мучеников; как палач — пытать их, вести на казнь, бить. И если история церкви сохранила имена нескольких бесстрашных людей, которые в качестве служителей или солдат отказывались повиноваться, то сколько было таких, которые, оставаясь в душе христианами, молча исполняли ненавистные им приказания?

Именно против государственной и общественной службы и вооружается Тертуллиан с особенной силой. «Спрашивают, — говорит он, — может ли служитель Бога занимать какую-нибудь должность под условием, что он, благодаря ли особой милости, или собственной ловкости, избежит всякого действия, представляющего собой идолопоклонство. При этом ссылаются на Иосифа и Даниила, которые управляли так Вавилоном и Египтом, не подвергаясь никакому осквернению. Что ж, я очень хотел бы, чтобы христиане занимали государственные должности, но чтобы при этом они не производили жертвоприношений, даже не делали никаких относящихся к этому распоряжений, не доставляли жертвенных животных, не заботились о содержании языческих храмов, не собирали средств, необходимых для этого, не устраивали игрищ и не руководили ими. Повторяю, я очень хотел бы этого, если только думают, что это возможно».

Вышеприведенные слова имеют в виду, главным образом, обязанности, связанные с исполнением муниципальных должностей, которые, может быть, больше, чем всякие другие, подвергали опасности душу христианина. Многочисленные надписи упоминают об играх, устроенных городскими магистратами, и называют местные божества, о культе которых они должны были заботиться; и этот обычай был настолько живуч, что даже появление на престоле христианских императоров не освободило магистратов от старинной обязанности устраивать для народа представления в амфитеатрах, которые осуждала церковь.

Среди христиан, очутившихся между обязанностями службы с одной стороны, и повиновением закону Божьему — с другой, было несколько таких, которые прославились своим презрением к жизни: напр., «четверо венчанных», которые предпочли умереть, чем изваять изображение Эскулапа; центурион Марцелл, какой-то неизвестный воин, и еще два других, упоминаемых св. Киприаном, — все они отказались принимать участие в языческом празднике; проконсульские служители, Базилид и Марин, которые погибли, лишь бы только не принести жертвы и не поклясться языческими богами;

555

Максимилиан, замученный за то, что во время набора сказал: «Я христианин и не могу носить оружия»; Кассиан, швырнувший свои таблички, чтобы не подписывать смертного приговора одному христианину; Доримедонт, председатель муниципального совета, который не захотел присутствовать при жертвоприношении. Но, во всяком случае, эти борцы за свободу совести были явлением редким. Воин Марцелл, превозносимый Тертуллианом, не нашел себе подражателей в войске, в котором у него было много единоверцев, и общественное мнение осудило его неосторожную смелость; не один художник по-прежнему продолжал украшать проклятых идолов; клятвы принимались христианами (если они и сами их не давали), согласно официально установленному обряду; сделка с совестью позволяла им участвовать в праздниках в честь бесовских божеств, которых они при этом тайком заклинали посредством дуновения. Под прикрытием таких уступок, делаемых с сожалением, с ненавистью в глубине души, и могла только развиваться и жить новая вера, не увеличивая без меры потока крови, проливаемой во имя Христа, и не отпугивая тех, кого могучее движение, с каждым днем все усиливавшееся, отрывало от служения идолам.

С давних пор уже старались выяснить, что думали о христианстве язычники, принадлежащие к разным классам общества. Самые существенные пункты обвинений, выставленные ими против последователей Христа, известны нам из классических произведений христианской литературы, из Минуция Феликса, Тертуллиана, Оригена, Евсевия и некоторых других: усвоение чужеземных обычаев, безбожие, колдовство, разврат, ужасный обряд жертвоприношения детей и даже людоедство, ненависть к другим людям, склонность к заговорам и святотатству, нечестие, из-за которого над землей разражался гнев богов, слепое влечение к смерти, забвение всяких человеческих чувств, бесполезность для государства, трусливая слабость и дряблость, грубость, невежество — вот в чем, главным образом, язычники упрекали христиан.

По всем этим пунктам Деяния мучеников дают весьма полезные разъяснения, дополняющие то, что сообщают писатели.

Прежде всего судьи останавливались на вопросе о происхождении Христа, рожденного женщиной. Мог ли Он в таком случае быть Сыном Бога? И если бы Он был Бог, мог ли Он быть безобразным, как о том свидетельствуют отцы церкви? Мог ли Он умереть? Допустил ли бы распять себя? Ведь Вакха или Геракла нельзя было

556

бы тронуть безнаказанно. А смешанная с водой кровь, брызнувшая из раны, нанесенной Ему воином, разве это та самая нетленная кровь, какая, по описанию Гомера, текла из раны бога? Разве Пилат, предавший Его смерти, был за это наказан? Они насмехались над воскресением Господа, постоянно спрашивая, где же Тот, Который должен был бы оберегать своих верных и не может их защищать на этом свете? И не стыдно ли христианам поклоняться человеку, опозоренному распятием на кресте, человеку, которого собственные ученики покинули в минуту опасности; не стыдно им называть себя Его рабами? «Он все еще жив?» — спрашивает судья одного мученика, который исповедовал перед ним славное воскресение Христово. «Так, значит, его часто убивают?» — говорит проконсул христианину, только что говорившему о бескровной жертве во время евхаристии.

Некоторые слова христиан, которых считают за бунтовщиков, дают повод подозревать какой-то заговор, опасность, грозящую будто бы государству. Встревоженные этим, язычники спрашивают: «Что это за царствие Христово? — Что вы под этим подразумеваете? — Когда наступит это царство? — Что это за государство вашего Бога, которое вы называете небесным Иерусалимом? В какой стране находится оно?...»

Христиан считали еще, кроме того, и колдунами. Моисей и Христос слыли мастерами чародейного искусства; таинственность, которой окружали себя верующие, способствовала тому, что и на них распространялись эти подозрения. Их спокойствие во время мучений объясняли действием какого-то таинственного помазания и выдумывали особые средства, чтобы разрушить эти чары и усилить чувство боли. Во время пыток мученики часто повторяли: «Мы христиане! Да свершится над нами воля Божья!», и один палач предположил, что эти слова представляют собой какие-то чары, способные заворожить страдания. Когда св. Птоломей и св. Роман, подходя к судье, сказали: «Путь праведных прям и дорога их торна», — магистрат спросил своего ассесора: «Что они говорят»? — «Они поют, — ответил тот, — магические формулы, чтобы придать себе силу сопротивляться и восторжествовать над тобой».

Язычники высмеивали библейские сказания, слова Христа и догматы новой веры. Они насмехались над рассказом о пророке Ионе, о творении мира, Ноевом ковчеге, посланном из него голубе; смеялись над «богом с ослиной головой», которому, как они думали, поклонялись христиане, и карикатурные изображения которого разные бездельники рисовали углем на стенах; смеялись над верующими, их именами, их мучениями; толпа, издевавшаяся над ними в трибуналах, даже во время казни потешалась, глядя на их муки. Когда один мученик, брошенный на арену цирка, был ранен леопардом и обливался кровью, народ кричал ему: «Да будет тебе баня на поль-

557

зу!», повторяя, таким образом, обычное приветствие, которым встречали друг друга в термах.

Над христианами издевались за их веру в славную жизнь, за их надежду на небесную награду, которую они заслужили, претерпевая бичевания, за их безумное ожидание венца после того, как падет голова. Говорили со смехом о последнем суде, о будущем воскресении мертвых, осыпая христиан по этому поводу странными и коварными вопросами: «Будут ли тогда все одного роста и одинаково тощи или толсты? Воскреснут ли люди для жизни вечной со всеми своими физическими недостатками? Кому будет принадлежать тело человека, съеденное другим человеком? Вернуться ли нам также и наши волосы, в исполнение сказанного: «И ни один волос с головы вашей не погибнет»? Обряд крещения воспроизводился в смешном виде на сцене, и однажды, тут же на сцене, актер, по имени Генезий, которому поручили потешать публику, объявил себя христианином и громко потребовал, чтобы его поедали мукам.

Но люди, которые не боялись смерти в самых ужасных ее видах, не могли, конечно, оказаться особенно чувствительными к подобным насмешкам. «Придет час, — говорили они, — час суда, час бесконечных мучений и вечно пожирающего пламени. Душа и тело станут бессмертными для искупления. Мы увидим, как навеки будут осуждены мучиться те насмешники, которым мы были отданы на потеху на одно мгновение; праведники станут перед этими несчастными, которые будут с отчаянием повторять: «Вот люди, которых мы преследовали своими насмешками. К чему нам послужило наше презрение и наша надменная гордость? Все земное прошло, как тень». Тогда они узнают вечную казнь, они, которые отказывались верить в вечную жизнь».

(Е. Le Blant, Melanges de l`Eсоlе de Rome, VII, pp. 196 et suiv.).

Я принял за правило обращаться к тебе во всех случаях, возбуждающих мое сомнение. Да и в самом деле, кто лучше тебя может побороть мои колебания или наставить меня в моем незнании? Я никогда не принимал участия в следствии над христианами, поэтому я не знаю, что и в какой степени заслуживает наказания, до каких пределов следует вести расследование. Я немало колебался по поводу того, следует ли принимать во внимание возраст, или не делать никакого различия между юными и зрелыми по возрасту людьми; должен ли я прощать за раскаяние, или же, раз человек уже был

558

христианином, то отречение не должно помочь ему; наказывать ли за само имя христианина, помимо вопроса о преступных деяниях, или же наказанию подлежат лишь преступления, связанные с этим именем. Пока я поступал следующим образом с теми, на которых мне доносили, что они христиане. Я спрашивал их самих, христиане ли они; если ответ получался утвердительный, я спрашивал в другой и в третий раз, грозя наказанием; упорствующих я приказывал привлекать к ответственности, потому что одно было для меня вне сомнения: каково бы ни было само по себе преступление, в котором они признавались, упрямство и непреклонное упорство во всяком случае заслуживает наказания. Было несколько человек, предавшихся подобному же безумию, которых я назначил к отправлению в Рим, ввиду того, что они римские граждане. Вскоре, по мере хода процесса, оказалось, как это всегда бывает, что преступление разветвлялось, что существует несколько категорий преступников. Кроме того, был получен безымянный донос, в котором назывались многие другие лица. Некоторые отрицали свою принадлежность к числу христиан; я счел возможным отпустить их, после того как они вслед за мной призывали богов и с вином и ладаном молились на твое изображение, которое я велел принести для этой цели вместе с изображениями божеств, и после того как они помимо этого проклинали Христа, — все это такие поступки, которых, по их словам, никогда не сделали бы настоящие христиане. Другие из указанных в доносе признавались, что они христиане, но вскоре стали отрекаться от этого, говоря, что они, правда, были христианами, но перестали ими быть теперь, одни вот уже три года, другие еще раньше, некоторые уже лет двадцать. Все они точно так же преклонялись твоему изображению и статуям богов и прокляли Христа. Они утверждали также, что единственная их вина или заблуждение заключалось в том, что они собирались в назначенный день до восхода солнца, поочередно пели гимн Христу, как Богу, и связывали себя клятвой не для какого-нибудь преступления, а, наоборот, обещая не совершать воровства, грабежа, прелюбодеяния, не нарушать данного обещания, не утаивать доверенного имущества. Совершив это, они, по их словам, расходились, потом опять собирались для принятия трапезы, впрочем скромной и невинной; но даже и это они перестали делать после моего эдикта, которым я воспрещал образование каких бы то ни было обществ, согласно твоему приказанию. Мне показалось необходимым пытками выведать истину у двух служанок, которые назывались у них служительницами (диаконисами). В результате я нашел лишь громадное, извращенное суеверие. Вследствие этого я отложил расследование и прибегаю к твоему совету. Дело мне показалось достойным совещания ввиду многочисленности тех, кто в нем замешан. Громадное число людей обоего пола, всякого возраста и всякого звания подвергаются и подвергнутся еще этой опасности.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Приходилось проезжать ряд лесистых холмов в области эдуев
Устроенных специально для услаждения толпы зрелищем растерзания христиан
Коллегии были более многочисленны в тех местах коллегий общества
Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян 8 колесах
Разве начальник конницы может считать себя несвязанным теми религиозными обычаями