<<<     ΛΛΛ     >>>   

322

Мировой экономический кризис

В мировой политике действительно наступала новая фаза, но она не была похожа на ту, какой представлялась Москве. 24 октября 1929 г ., в то самое время, когда сталинский курс на индустриализацию и коллективизацию приобрел характер чрезвычайной мобилиза ции, знаменитый «черный четверг» на Нью-Йоркской бирже ознаме новал начало катастрофического экономического кризиса во всем ка питалистическом мире. Кризис не пощадил ни одной страны. Началось неудержимое падение производства, зарплаты, доходов, занятости, уровня жизни. Под удар попали все отрасли промышленности и сельского хозяйства. За три года выпуск промышленной продук ции во всех капиталистических странах в целом сократился на 37 %, а в некоторых, например в Соединенных Штатах, Германии, - почти наполовину. Число официально зарегистрированных безработ ных во всем мире превысило 30 млн. человек. Не находившие платежеспособного спроса продовольственные товары сбрасывались в море или сжигались. Бесконечные очереди голодных выстраивались в го родах в ожидании тарелки супа. Распространившаяся в предыдущие годы иллюзия приближения к порогу постоянно возрастающего благо состояния рассыпалась в прах в считанные месяцы. Кризис причинил общественному богатству больший ущерб, чем мировая война. Мир вступал в период трагических конвульсий.

Последствия кризиса для СССР были неоднозначны. Уже сама изоляция от мировой экономики и защита внутреннего рынка государственной монополией на внешнюю торговлю в сочетании с пере ходом к планированию служили прикрытием от всеобщей грозы. Сколь бы суровым ни было вынужденное обращение исключительно к внутренним источникам накопления, благодаря ему усилия по ин дустриализации в значительной мере выводились из-под отрицатель ного влияния последствий кризиса по ту сторону границы. Прог раммы хозяйственного развития поэтому не были заморожены. С их помощью СССР приобретал больший вес на международной арене. Еще до начала кризиса, когда борьба за реализацию избыточной продукции между капиталистическими фирмами уже достигла боль шой остроты, то есть с 1927—1928 гг., СССР использовал то преиму щество, что в глазах зарубежных продавцов выступал в роли огром ного, трудного, но многообещающего рынка сбыта. Он предъявлял спрос прежде всего на машины и оборудование для своих новых предприятий. После начала кризиса интерес к советским производ ственным планам возрос. В 1929—1931 гг. количественные показате ли советской внешней торговли достигли высшего уровня, хотя и были еще ниже дореволюционных. В 1931 и 1932 гг. на долю СССР приходилось соответственно 30 и 50 % мирового импорта ма шин и оборудования 36 . В наиболее драматический период кризиса Целые промышленные отрасли некоторых стран из числа наиболее развитых в экономическом отношении избежали катастрофы благо-
323

даря продаже своей продукции СССР: так было, например, с амери канскими станкостроительными компаниями, которые в 1931 г . смогли разместить в СССР 65 % своего экспорта. С еще большим основанием это можно сказать о Германии, которая в то время оставалась главным торговым партнером Москвы.

Хотя Соединенные Штаты по-прежнему не признавали СССР, многие крупные американские фирмы продавали ему свои изделия и оказывали техническую помощь в создании новых советских предприятий. Начало положил Хью Купер, который участвовал в качестве консультанта в строительстве Днепрогэса. За ним последо вали многие другие бизнесмены и компании: от «Форда», компании, участвовавшей в сооружении автомобильного завода в Нижнем Новгороде, до «Дженерал электрик», внесшей свой вклад в развитие многочисленных предприятий по выпуску электротехнической продукции. Привлеченные высокой зарплатой, многие зарубежные инже неры, особенно американцы, нашли в те годы на строительных площадках первой советской пятилетки обширное поле приложения своих творческих способностей.

Это не значит, что кризис имел для СССР исключительно положительное значение. Отнюдь нет. Советские закупки оборудования и заказы на техническую консультацию оплачивались экспортом сырья и сельскохозяйственной продукции. Вызванное депрессией падение мировых цен затронуло эту категорию товаров куда больше, чем промышленную продукцию: цены на них снизились почти в два раза 38 . Поэтому СССР пришлось расплачиваться за приобретение тех же товаров значительно большими экспортными поставками, чем предусматривалось вначале. Это создавало дополнительные трудности к уже накопившимся в ходе индустриализации.

Если отвлечься от чисто экономических аспектов, рост притя гательности Советского Союза за границей в те годы был обусловлен еще психологическим контрастом между тем, что происходило в СССР и в остальном мире. Жизнь в России тогда, как мы сможем убедиться несколькими страницами ниже, была, конечно же, не легче, чем в иных странах. Но в России люди что-то делали, стро или, трудились, пускай даже в условиях нового переворота, масштабы которого с трудом можно было уловить; а в других странах царил застой, впустую тратилась энергия, люди не знали, что их ждет завтра. Сталин широко использовал эту тему на XVI съезде ВКП(б) в июне 1930 г . 39 Американские экспортеры, и Купер первым из них, стали деятельными сторонниками дипломатического признания СССР, готовыми подойти к нему объективно. Крупная печать США испытывала на себе растущее влияние этой позиции, и в конце концов большинство газет стали выступать за установление отношений между двумя странами 40 . В Европе некоторые левые со циал-демократы, например англичанин Гарольд Ласки, австриец Отто Бауэр, несмотря на проклятия, которыми их осыпал Коминтерн, скло нялись к тому, чтобы с пониманием отнестись к событиям в СССР.

324

Течение в пользу Советского Союза наметилось и среди деяте лей культуры Запада; одним из первых выступил Амстердамский конгресс против фашизма и войны (август 1932 г .). Показательную для этого движения интеллигенции позицию заняли такие люди, как Эптон Синклер, Бернард Шоу и в особенности Андре Жид — писа тель, вызывавший самые противоречивые оценки, но считавшийся самым авторитетным в то время во Франции: в сущности, он был весьма далек от коммунистических убеждений, но в 1932 г . вступил в компартию из преклонения перед СССР. В 1931 г . он записал в своем дневнике: «Я хотел бы во все горло крикнуть о своей симпатии к России и чтобы этот мой крик был услышан, возымел действие». Конечно, тот СССР, который Жид рисовал в своем воображении, имел мало общего с действительностью: вспыхнувшая любовь лите ратора к социалистической стране продолжалась лишь несколько лет. Речь шла скорее об отвращении ко всему тому, что происходило в мире капитала. Так обстояло дело с Андре Жидом, так это было и со многими другими, кто желал тогда сближения с СССР. Именно в этом был один из постоянных источников силы Совет ского Союза: идея о том, что своим существованием он неизменно указывает на возможность другого пути. Жид весьма мало знал о происходившем в СССР. Но на той же странице дневника он записал: «Я хотел бы прожить достаточно долго, чтобы увидеть успех этого гигантского усилия» 41 .

Новый прилив симпатий, на которые советские люди наконец могли рассчитывать, вовсе не означал внезапного прекращения тех яростных нападок, предметом которых неизменно являлась их стра на. Мало того, именно теперь нападки обострились. Противники Со ветского Союза использовали для своей выгоды те жестокие кон фликты, которыми сопровождались индустриализация и коллекти визация. Как всегда, в их кампаниях моральные призывы пере мешивались с глухими мотивами конкуренции и извечной классовой ненависти. Депортация крестьян в лесные районы русского Севера создала предлог для бойкота древесины, экспортируемой из СССР; впоследствии бойкот был распространен на целый ряд советских то варов, продаваемых, как утверждало обвинение, по демпинговым ценам. Вдохновителями этой кампании были западные, особенно американские, экспортеры сырьевых и продовольственных товаров - настолько же рьяные противники торговли с СССР, насколько активными сторонниками ее были бизнесмены, торговавшие машина ми и оборудованием 42 .

Возобновление в широких масштабах антирелигиозной борьбы, которая в советской деревне переплеталась с коллективизацией, использовал в феврале 1930 г . папа Пий XI для обращения ко всем верующим с призывом объединиться в «крестовом походе молитв» против «ужасных и святотатственных гнусностей», содеян ных теми, кого газета Ватикана в тот период именовала не иначе как «дикие московиты». Несколько дней спустя, выступая в своей

325

епархии, архиепископ мюнхенский кардинал Фаульхабер подхватил призыв: «Страшная трагедия разворачивается перед нашими глаза ми: это попытка русского большевизма управлять империей без Бога, воздвигнуть государственный порядок без десяти евангельских запо ведей, основать цивилизацию без веры в бессмертие души, организо вать национальную экономику без частной собственности» 43 . Соеди нение на равных правах Бога, бессмертной души и частной собствен ности выглядит здесь, пожалуй, даже несколько пикантно.

Угроза на границах: на Востоке и на Западе

Тем временем на горизонте начинало вырисовываться нечто более тревожное, чем пропагандистские кампании и экономический бойкот. В ночь с 18 на 19 сентября 1931 г . японские войска начали высаживаться в Маньчжурии. За считанные месяцы они оккупировали почти всю ее территорию и провозгласили о создании там сепаратного государства с полностью подчиненным им правительст вом. Так был разыгран первый акт перерастания мирового эко номического кризиса в войну: первый в длинной цепи аналогичных эпизодов. С завоеванием Маньчжурии японским экспедиционным кор пусом обычно связывают начало процесса, вылившегося непосредственно во вторую мировую войну. Токио издавна предъявлял притя зания на Маньчжурию: на этот раз, однако, они были составной частью в общем плане экспансии японского империализма в Азии. Оккупация Маньчжурии нарушила хрупкое равновесие интересов и влияний, которые главные империалистические державы сохраняли в Китае, лишь формально объединенном под властью нанкинского правительства. Однако и Лига Наций, членами которой были как Япония, так и Китай, и дипломатия Запада в целом оказались не в состоянии реагировать на эту агрессию с должной энергией. Их бессилие объяснялось, в частности, тем, что многие из главных западных государственных деятелей, и в том числе президент США Гувер 44 , то есть глава державы, наиболее чуткой к возрождению японского экспансионизма, не остались глухи к той колониалистской и антикоммунистической аргументации, с помощью которой маньч журская авантюра оправдывалась правительством Токио и главными ее инициаторами -- японскими милитаристскими кругами.

Для Советского Союза завоевание японцами Маньчжурии представляло собой прямую угрозу по многим причинам. Речь шла об обширной территории, расположенной непосредственно у его самой протяженной сухопутной границы и прилегавшей к тем областям, где дольше всего продолжались интервенция и гражданская война. Японцы вербовали белогвардейцев из весьма многочисленной эми грантской колонии, осевшей в Маньчжурии: в какой-то момент в их рядах появился было даже печальной памяти атаман Семенов. Японская пропаганда объясняла агрессию необходимостью противо стоять «большевистской опасности» в Китае. Эту опасность представ-

326

ляли собой как китайские коммунисты, которые начали создавать свою армию и опорные базы в освобожденных районах, так и близость советского присутствия. Наиболее оголтелые представители японской военщины, вроде военного министра генерала Араки, даже не скрывали, что считают столкновение с Советским Союзом неиз бежным 45 .

Перед этой угрозой СССР был одинок. Япония обладала более сильной армией, чем его собственная. Все это помогает понять, почему и в этом случае советская политика состояла из ряда дипломатических протестов, военных контрмер (передвижения войск к гра нице) и одновременно примирительных предложений, направленных на то, чтобы лишить японцев предлога для нападения. Литвинов незамедлительно предложил Токио подписать пакт о ненападении 46 . Японская угроза вместе с тем повлекла за собой два важных по следствия. Во-первых, она вынудила Китай восстановить диплома тические отношения с Москвой. Во-вторых, и это, пожалуй, существенней — она стала одним из факторов, склонивших в Амери ке чашу весов в сторону тех групп, возглавляемых председателем сенатской комиссии по иностранным делам Борой, которые постоянно выступали за признание Советского правительства.

Но опасность, назревавшая на Дальнем Востоке, была не единст венной. Развитие экономического кризиса сопровождалось в Герма нии быстрым возвышением нацистской партии. В 1930—1932 гг. чис ло ее сторонников росло как снежный ком, а сами нацисты без наказанно бесчинствовали, подавляя выступления рабочих. Германия занимала центральное место во всей советской внешней политике. С одной стороны, это была единственная из великих держав, с которой после Рапалло удавалось поддерживать сотрудничество, не смотря даже на спады и подъемы. С другой стороны, это была страна, в которой действовала самая крупная из коммунистичес ких партий, единственная обладавшая реальной массовой базой. В современной советской официальной историографии отмечается, что ухудшение межгосударственных отношений с Германией нача лось с момента формирования в Берлине в середине 1932 г . прави тельства фон Папена - - первого кабинета, который стал открыто искать поддержки у Гитлера. Недоверие Москвы было вызвано прежде всего законным подозрением, что новое германское прави тельство целиком станет на сторону капиталистических держав За пада против СССР 47 .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

6 история кпсс
История ссср
Серия последовавших мероприятий гарантировала колхозам
Избранным ii съез­ дом советов рабочих
Развития крестьянство история