<<<     ΛΛΛ     >>>   

Женская одежда, по утверждению этнографов, обычно консервативнее мужской и меньше подвержена изменениям. В то же время, например, в книге о грузинском быте хорошо показано, что женская одежда в Грузии [с.134] XIX-XX вв. менялась гораздо быстрее мужской3 – следовательно, дело может обстоять по-разному.

В знаковом смысле мужской тоге в Риме соответствовала женская stola (латинизированное заимствование греческого слова ?????). В греческом языке это слово обозначало одежду вообще и не обязательно только женскую. У Плиния Мл. читаем о зацепившейся длинной, доходящей до пят столе весталки (Письма, IV, 11). Стола – одежда матроны; чужестранки, гетеры, рабыни не смели носить столу. Что касается рассмотренных нами текстов, то слово stola в них почти не встречается. В речах Цицерона всего два раза, у Вергилия – ни разу, у Горация – почти нет, у Петрония – тоже, хотя у него есть слово stolatae в сетованиях об ушедших временах (гл. 44): antea stolatae ibant nudis pedibus... passis capillis... Iovem aquam exorabant – "прежде шли матроны босые с распущенными волосами... вымаливали у Юпитера воду". Что касается "распущенных волос", то слова, обозначающие одежду, часто находятся поблизости от слов, относящихся к прическам, ко всяким лентам, перевязям, повязкам и платкам, покрывающим голову. Много раз это встречается у Овидия, у Тибулла. Например, в Письмах с Понта (III, 3, 51 сл.):

...nec vitta pudicos
Contigit crines, nec stola longa pedes.
(Я сочинял не для тех, у кого касаются ленты,
Скромности знаки, волос, длинные платья – ступней.)
(Пер. З. Морозкиной)

Vitta – священная повязка, которую носили жрицы, весталки и свободные женщины. Все эти нити, ленты, пояса, повязки в свою очередь входят в тематические поля сакральной жизни, ритуала. В Институциях Гая (III, 192) читаем, что в Законах двенадцати таблиц полагалось, чтобы желавший найти вора искал его с чашей весов, голый, опоясанный какой-то полотняной повязкой (linteo cinctus lancem habens), и, может быть, речь идет не о набедренной, допустим, повязке, а о какой-то ленте символического значения, так как существует пословица о том, что судить следует cum lance et licio – "с чашей весов и с перевязью", т.е. с соблюдением всех правил.

Вполне вероятно, что постепенно стола была вытеснена туникой или другим более распространенным видом [с.135] несшитой одежды – palla. Во всяком случае, в Вульгате stola – это уже либо одежда вообще, либо – в соответствии с греческим значением этого слова – одежда мужская. Когда в кн. Бытия (41, 42) фараон надевает на Иосифа "виссонные одежды", он надевает на него столу. Иосиф дает своим братьям – столы (45, 42). В кн. Левит (16, 32) говорится о льняных священных одеждах – там тоже слово stola (потом, через много веков, это слово стало обозначать особый шарф у епископов).

Слово palla может быть заимствованием из греческого языка. Возможно, это искаженное латинизированное слово ????? – "парус". Palla – большой четырехугольный платок, который надевали поверх туники, поверх столы. Обозначения цвета при слове palla разнообразнее, чем при слове toga. Может быть, у этой женской одежды было больше оттенков, но, может быть, она производила больше впечатления на пишущих мужчин, потому что palla не только просто "белая" – alba, но и nivea – "белоснежная", не просто золотого цвета, но aureola – "золотенькая", rigens auro – "затвердевшая от золота", fulgens – "сверкающая", nitens – "блестящая"; не только "черная" – nigra, но fusca – "темная", lugubris – "печальная", furva – "совершенно черная". По свидетельству "Realencyclopaedie", начиная со II в. до н.э. palla употреблялась часто, а ко времени Диоклетиана это слово уже перестает встречаться.

Рассмотренные авторы наряду с другими обозначениями одежды часто употребляют общее родовое название vestis. Некоторые (Гораций, Вергилий) определенно предпочитают это слово другим словам. Vestis входит не только в тематическую группу описаний внешнего вида человека (Тацит пишет: Locupletissimi veste distinguuntur – "Наиболее богатые отличаются одеждой" – Германия, 17; пер. А. Бобовича), но и в более широкую группу обозначений домашнего имущества (тогда vestes – это "ткани", "ковры"), а также в группу слов, встречающихся в описаниях ритуальных действий вообще и погребального обряда в частности. Более того, в сферу обозначений печали: dolorem veste significare – "выражать скорбь одеждой" (надев траур). Luctus у Цицерона может быть [с.136] названием траурной одежды и синонимом слова vestis, а выражение vestes mutare – "сменить одежду" – значит "надеть на себя траур", ad vestitum suum redire – "вернуться к своей одежде", "снять траур". Синоним vestis – vestimentum сохраняет это же метафорическое значение: calceos et vestimenta mutavit (у Цицерона) – "сменил обувь и одежду", значит "снял траур". Правда, позднее эта фразеологичность, возможно, исчезла, потому что у Петрония vestem mutare (98) не связано ни с какой печалью. У Тацита: veste ferali, crinibus dejectis – "в траурной одежде с распущенными волосами" (Анналы, XIV, 30). У Вергилия в Энеиде (XII, 609): scissa veste Latinus, и тут же о волосах: Canitiem immundo perfusam pulvere turpans – "Латин разрывает одежды; Пылью нечистой себе осыпает седины несчастный".

Vestis тоже смыкается с обозначениями цвета, которые иногда символичны, как это было в сочетаниях со словом toga и свойственно другим названиям одежды. Чаще тогда упомянут золотой цвет или пурпурный, или белый (или заменяющее слово "чистый", более того – "незапятнанный"): Arte laboratae vestes ostroque superbo (Энеида, I, 639) – "Тканы искусно они и украшены пурпуром гордым"; Fert picturatas auri subtemine vestes (там же, III, 483) – "Затканные золотой ниткой"; Aurea purpuream subnectit fibula vestem (там же, IV, 139) – "Платья пурпурного край золотою сколот застежкой" (рядом, конечно, о волосах: Crines nodantur in aurum – "В волосах золотая повязка"); puraque in veste sacerdos (там же, XII, 169) – "... облаченный в белое платье жрец..." (Ср. при слове lacerna у Марциала (XIV, 131) определение coccinea – "алая": Si veneto prasinove faves, quid coccinea sumes?-"Что же ты в алом плаще, коль стоишь за "зеленых" иль "синих"?>Г (пер. Ф. Петровского). Здесь речь идет о цвете одежды участников ристаний в цирке.

Поскольку одежда разных народов неодинакова, слово оказывается и в тематической сфере этнических, племенных характеристик. Там, где у Тацита (Германия, 17) "наиболее богатые отличаются одеждой", дальше идут слова: non fluitante, sicut Sarmatae ac Parthi, sed stricta et singulos artos exprimente – "она не развевающаяся, как у сарматов и парфян, а узкая и облегающая тело". Или у Вергилия (Энеида, VIII, 723): quam variae linguis, habitu tam vestis et armis – "столько же разных одежд и [с.137] оружья, сколько наречий" (ср. у Пушкина в "Братьях-разбойниках": "Какая смесь одежд и лиц, | Племен, наречий, состояний"). А habitus вполне можно понять как "состояние"... Но у Вергилия четче выражено уподобление разной одежды разным языкам.

Обозначение цвета одежды тоже может входить в сферу представлений о национальной и племенной принадлежности. У Марциала (X, 6, 7) tunicae pictae – "вышитые", т.е., вероятно, неодноцветные туники упоминаются при описании всадников с Нила. Поэт даже делает обобщение (XIV, 129): Roma magis fuscis vestitur, Gallia rufis... – "Рим больше темную ткань, а Галлия красную носит..." (пер. Ф. Петровского).

Известно, что при переводе слова vestis возникают трудности, главным образом, именно потому что vestis – первоначально не сшитая одежда, а просто покрывало, ковер, покров. Варрон писал, что когда-то in lecto togas habebant – "на ложе были тоги", т.е. тога тоже использовалась в качестве покрывала. Vestis, по-видимому, обозначает покрывало, ткань, ковер, а не одежду, надеваемую на человека, если поблизости стоят слова argentum – "серебро", vasa – "сосуды", stragula – "ковры", aurum collatum – "чеканное золото", tus – "благовоние" (у Цицерона) или lectus eburneus – "ложе, отделанное слоновой костью", marmor, ebur, Tyrrhena sigilla, tabellas, argentum – "мрамор, слоновая кость, тирренские статуэтки, картины, серебро..." (Гораций. Послания, II, 2, 180), crateres – "кратеры", aera – "бронза", equus – "конь", aurum – "золото", (у Вергилия), thalamus – "спальня" (у Петрония). В "Энеиде" (II, 765), в стихе: Crateresque auro solidi captivaque vestis Congeritur... С. Ошеров перевел "vestis" как "груда одежд", но близко с vestis стоит слово crateres. Может быть, здесь речь идет о коврах, тем более что ковры, покрывала употреблялись при ритуальной трапезе. В переводе С. Ошерова (XI, 72): "Два пурпурных плаща золотою затканных нитью", однако неизвестно, о плащах говорится или же снова о покрывалах. Tum geminas vestes, ostroque auroque rigentes – "негнущиеся (застывшие) от пурпура и золота"; поблизости же слово telas – "ткани". Но, с другой стороны, в "Георгиках" (3, 363) vestes rigescunt С. Шервинский переводит "каленеют одежды". Такая одежда не могла драпироваться, на ней были бы не складки, а изломы. [с.138] Если рядом со словом vestis стоит определение virilis (Гораций, Сатиры, I, 2, 16), то ясно, что vestis здесь синоним тоги, если servilis – "рабская", то, может быть, речь идет о высоко подобранной темной тунике; если поблизости другие названия одежды, если рядом crines nodantur in auro, если redimicula, comae, capilli – "волосы" или "головные повязки", то скорее всего говорится не о коврах, а об одежде, нелегко только сказать, о какой именно. У Петрония lacerta vestis – (124, 274) – "разорванная одежда", amictus discoloria veste (97) – "покрытый разноцветной одеждой", praeligemus vestibus capita (102) – "замотаем голову одеждой". Какой? Вообще одеждой.

Одежда в самом общем виде – это не только vestis, но и cultus, habitus, ornatum, ornamentum, indumenta, gestamina, lacinia... Тацит писал: Ornamentum ipsius municipia et colonia in superbiam trahebant, quod versicolori sagulo, bracas, barbarum tegumen, indutus togatos adloqueretur. – "Муниципии и колонии считали высокомерием одежду самого [Цецины], потому что в разноцветном солдатском плаще, в штанах он разговаривал с людьми, облаченными в тоги..." (История, II, 20; пер. Г. С. Кнабе). Или: quibus nullus per commercia cultus – "у них нет никакой доставляемой торговлей одежды" (Германия, 17).

Часто употребляются слова, подтверждающие большую распространенность одежды несшитой. Это и древнее общеупотребительное amictus (amicire – "надевать на себя") и pannus – "кусок ткани", centones – "лоскутные одеяла", tegmen, velamen – "покров".

Обобщенное употребление слов vestis или ornatum и др. может объясняться не только тем, что эти слова обозначали покрывала, платки, полотнища, плащи, а тем, что для латинского языка, как и для других романских языков, по сравнению с русским, например, характерна большая широта значения. В. Г. Гак в качестве примеров такого рода широты приводит русские слова, обозначающие сосуды. Слова горшок, кувшин, бидон, крынка, ваза, банка, баночка на французский язык переводятся одним и тем же словом pot4. Vestis – это и одежда, и часть одежды.

Когда Овидий пишет vestem trahit illa per herbam, то вместо "она тащит одежду по траве" естественно перевести на русский язык: "та подолом траву задевает" (Фасты, I, 409; пер. Ф. Петровского). У Овидия одежду обозначает и слово sinus – "пазуха", "карман". Aurea, purpureo [с.139] conspicienda sinu – вероятно, действительно, значит: "В золоте вся заблистав пурпуром ярких одежд". Однако отсутствие ясности в представлении, о какой именно одежде идет речь в том или другом месте, может привести к превратному пониманию текста. Так, у Марциала (XIV, 159) упомянут sagum – левконский плащ, левконская ткань, от которой предлагается отрезать, оторвать куски для того, чтобы что-то завязать: Vellera Leuconicis accipe rasa sagis; в переводе Ф. Петровского получилась не очень понятная строка: "Стриженой шерстью набей с сукон левконских тюфяк". Одинаковость названий занимала Апулея. Он писал: "Да вот и тога (toga) – ее увидишь и на жертвоприношениях, и на похоронах; а плащ (pallium) – он окутывает трупы и служит философу..." (Флориды, 4). Понимая знаковость одежды, он там же (гл. 8) замечал: "если говорить только о чести, то нельзя присваивать знаки отличия должностного лица – ни одежду, ни обувь" (vestitu vel calceatu).

Обращает на себя внимание частое употребление слов, обозначающих всякие набедренные повязки, пояса; важны и глаголы со значением подпоясывания. Эти слова очень специфичны, хотя и не всегда могут быть переданы при переводе. Например, у Горация (Наука поэзии, 50): Fingere cinctutis non exaudita Cethegis – "Изобретая слова, каких не слыхали Цетеги" (пер. М. Гаспарова). Но здесь, вероятно, важно, что они не просто Цетеги, а "подпоясанные Цетеги" – cinctuti, римляне старого закала, не изнеженные, не щеголи. У них под тогой не было туники, а был только subligaculum. Ср. у Лукана (VI, 794): nudique Cethegi – "голые Цетеги" – без туники, только в тоге.

Поясов и повязок очень много: subligaculum, cingulum – "пояс", fasciae – "повязки", focalia – "шейные платки", limus, praecinctus – "передник", campestre – "набедренная повязка у борцов". Все это несшитые куски ткани, ленты. Очень часты они у Петрония: incincta quadrato pallio (135) – "опоясала себя четырехугольным фартуком...". Но, может быть, просто "надела паллий"? Или: venit ergo galbino succincta cingillo (67) – "пришла, значит, подпоясанная желтым кушаком...". Глагол accingere – "подпоясываться" и вообще "надевать": у Тацита [с.140] pellibus accincti – "одетые в шкуры", а не "подпоясанные шкурами". Так как cingulum это не только "пояс", а в солдатском языке еще и "перевязь", "портупея", то cingulo exuere – "уволить со службы", cingulum deponere – "выйти в отставку". Пояса имели и сакральное значение. В этом римляне не отличались от многих других народов, в том числе и от восточнославянских, у которых считалось грехом ходить без пояса, а "распоясаться" значило "потерять честь"5.

Если одежда была каким-то знаком, то и раздетость, обнаженность тоже нередко осмысливалась не бытовым образом. При свершении некоторых священнодействий надлежало быть не только соответственным образом одетым, но иногда полагалось быть совсем или почти раздетым. И причина была, конечно, не в свободе нравов или в бесстыдстве. Могла идти речь о священной наготе – de nuditate sacra. В обычное время одеты, а при священнодействии – раздеты. Здесь, как и при других попытках объяснить происхождение обряда, ритуала, символа, многое остается неясным и самоценным. Во всяком случае, Ювенал (VI, 525 сл.), рассказывая, как одна матрона голая (nuda) ползет по Марсову полю, говорит о ритуальной обнаженности как о чем-то само собою разумеющемся. У него же (X, 159) вместо названия страны сказано: "Там, где цари обнажением ног соблюдают субботу" (пер. Ф. Петровского). Обозначения обуви и отсутствие их здесь не рассматривалось, однако, у Тибулла в его печальной элегии (I, 3, 92), возможно, слово nudato... curre pede – "беги босиком" – входят в сферу ритуальных понятий. (Эта элегия интересна еще и тем, что на нее отозвался О. Мандельштам в "Tristia": "Уже босая Делия бежит".)

В горе разрывали одежду, обнажали грудь. У Овидия (Метаморфозы, XIII, 687 слл.):

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Вероятно
В латинском языке среди обозначений одежды много греческих заимствований stola