<<<     ΛΛΛ   

бы, сухими документами и институтами, совершенно отчужденными от тех, кто их учредил, история хочет увидеть людей"24. В результате возник новый вид истории - история ментальностей. Коротко говоря, основная заслуга "анналистов" состоит в том, что они увидели в истории не только социально-экономические схемы, но живого человека с его мыслями и чувствами, и начали объяснять историю через объяснение мотивации поступков человека. Вместе с тем, они совершили переход от фактографической истории к концептуальной, или, по их терминологии, переход от "рассказывающей" истории к "интерпретирующей", что они сами справедливо оценили как "коперниканскую революцию" в истории25.

Конечно, школа "Анналов" более не является чем-то исключительным, а тем более, единственно верным направлением научной мысли. Сегодня существует уже известное разнообразие направлений и методик исследования, раздвигающих горизонты исторической мысли26 . Тем не менее, это не умаляет заслуги школы "Анналов",

298

которая впервые целью научного анализа сделала формы мыследеятельности людей отдаленных эпох и с этих позиций стала интерпретировать и объяснять исторические факты. Пожалуй, для нас это является самым важным аспектом и поэтому в дальнейшем, говоря о возможностях применения метода школы "Анналов" в антиковедении, мы будем иметь ввиду именно такой подход к истории через реконструкцию мировоззрения и форм мышления людей изучаемого общества.

Не секрет, что в современном антиковедении безраздельно властвует фактографическое направление науки. Редкие попытки привить некоторые методы "Анналов" к античному материалу не приживаются и по-прежнему сохраняют спорадический характер. К числу таких попыток можно было бы отнести и упомянутую выше книгу Ю. В. Андреева, если бы тому не препятствовали два обстоятельства. Во-первых, взявшись за изучение менталитета древних греков сквозь призму этнопсихологии, автор тем не менее остался на позициях материального детерменизма и в качестве причинного объяснения "греческого чуда" провозгласил особенности географической среды обитания, которые, по его мнению, и сформировали психологические особенности эллинов27. При этом ему самому пришлось признать, что таким образом он невольно подтвердил старую марксистскую формулу: "бытие определяет сознание"28. Во-вторых, и что особенно существенно, автор так и не сделал попытку взглянуть

299

на древнегреческий мир глазами самих греков. Его книга буквально насыщена оценочными суждениями, сделанными с позиций современных стереотипов29. Таким образом, современность очередной раз проецируется в древность, и тем самым становится очевидным, что глобальное проникновение в ментальный мир античности в очередной раз не состоялось. Вместе с тем подтверждается мысль "анналистов" о том, что мировоззрение современного ученого при постижении истории является главнейшей проблемой на этом пути30. Это в свою очередь является дополнительным мотивом, побуждающим направить внимание исследователя на познание

300

ментальных структур изучаемой эпохи и увидеть их действие в истории. Для этого прежде всего надо отказаться от стандартных установок своего времени, но сделать это историку-античнику почему-то гораздо труднее, чем медиевисту.

Трудно объяснить, почему в антиковедении так сильны позиции социально-экономического детерменизма. Пародоксально, но факт: в то самое время, когда во Франции набирала силу школа "Анналов", французский же ученый Ж.-П. Вернан объяснял происхождение древнегреческой философии социально-политическими условиями полиса31. Можно было бы привести огромное количество примеров, показывающих, насколько в нашей науке утвердилось мнение о том, что общественное сознание обусловливается социально-экономическими отношениями32. Складывается впечатление, что эти отношения формируются сами собой и только после этого обрабатываются рефлексией. Если логически продолжить эту позицию, то она приведет к курьезному полаганию, что человек сначала делает что-то, а только потом думает и объясняет сделанное. Далее, если за основу культурного развития принимать демократическую форму правления и материальное благополучие, то оказывается невозможным объяснить упадок творческой мысли в современных развитых странах, вынуждающй эти страны вводить все новые квоты для притока специалистов из стран т.н. "третьего мира", в то время как Россия, для которой экономическое неблагополучие уже давно стало привычным состоянием, всегда славилась и до сих

301

пор еще славится своими умами и талантами. И как объяснить, что одни и те же явления в древней Греции оказались связаны с расцветом культуры, а в нашем мире - с ее упадком? Очевидно, культура не вытекает напрямую из экономики и не является следствием технического прогресса.

Наконец, не следует забывать, что наша цивилизация отличается от древних культур не только по внешним признакам, но и по сути, по смыслу существования. Экономика, деньги, материальное благополучие далеко не всегда и не везде были смыслом и целью жизни. Древнейшие культуры напрягали усилия не столько для достижения материального благополучия, сколько для строительства храмов, усыпальниц, пирамид, т.е. для поддержания связи с сакральным миром и достижения благополучного посмертного существования. Когда мы сегодня ставим во главу угла экономику и с этих позиций подходим к древним культурам, мы неизбежно переносим на них свои ценности, свой образ мыслей, а это только удаляет нас от их понимания. Если же в обществе происходит переход к прогрессирующей экономике и переориентация на материальные ценности, то это является результатом уже произошедшего переворота в мировоззрении. Уже Макс Вебер убедительно показал, что капитализм не только положил начало новому типу социальных отношений, но и сам был продуктом нового протестантского мировоззрения, которое только и сделало этот капитализм возможным33. В конце концов, мы и сами были свидетелями тому, что сначала была перестроечная гласность, т.е. революция в сознании, а уже потом демонтаж коммунизма и ликвидация СССР.

Количество аргументов можно было было бы множить, но и так понятно, что серьезные попытки понять исторический процесс неизбежно ведут к осознанию того,

302

что не только "бытие определяет сознание", но и наоборот, культура и формы мышления влияют на это самое "бытие" и определяют как поведение людей, так и производные от него материальные условия жизни. Впрочем, эту мысль достаточно хорошо выразил А. Я. Гуревич: "...любые социальные движения - это движения людей, мыслящих, чувствующих существ, обладающих определенной культурой, впитавших в свое сознание определенные идеи. Поступки людей мотивировались ценностями и идеалами их эпохи и их среды. Не учитывая в полной мере ценностные ориентации и критерии, которыми вольно или невольно руководствовались люди... мы не можем претендовать на понимание их поведения, и следовательно, на научное объяснение исторического процесса"34. Проникновение же в сферу мыследеятельности подводит к выводу, что "поведение людей соответствует не столько объективным условиям их существования, сколько их картине мира, навязанной им их языком и всеми вообще языками культуры, религией, воспитанием, социальным общением"35. Следовательно, ключ к пониманию социального поведения людей дает изучение их картины мира36. При этом, конечно, нужно не только реконструировать эту картину мира, но и увидеть ее в конкретных исторических фактах, которые только в таком случае становятся более или менее понятными. Иначе можно сколько угодно спорить о том, кто учредил Ареопаг, откуда взялись в Аттике четыре филы и двенадцать триттий и т.д. и т.п., но при состоянии наших источников, не позволяющих решить эти вопросы исходя только из голых фактов, мы никогда не сможем дать даже приблизительные ответы, если не увидим эти факты в контексте мышления той эпохи, не поймем, какие мыслесхемы за ними стоят.

303

Только через привлечение этого контекста появляется возможность понять, где искать ответы и каким теориям отдавать предпочтение.

Конечно, никто не станет отрицать влияние материальных условий жизни на сознание человека или тем более, подвергать сомнению ценность фактографического или "позитивного" знания, без которого любое историческое исследование было бы немыслимо. Речь идет лишь о том, чтобы преодолеть ведущий к однобокости крен в сторону социально-экономического детерменизма, столь ярко выраженный в нашей науке. Для этого нужно только увидеть историю античности сквозь призму ее собственного мировоззрения, что позволит услышать ее голос, способный многие вещи представить в новом свете и прояснить их значение. Причем необходимы уже не общие формулировки принципов, известных нам со времен Фюстеля де Куланжа, а применение этих принципов и знаний ко всем конкретным вопросам античной истории. Естественно, что одними декларациями эту проблему нельзя решить и на этом пути существует целый ряд трудностей. Только выяснив характер этих трудностей, можно будет ответить на вопрос о том, возможно ли применение методов школы "Анналов" в антиковедении.

Итак, можно назвать несколько факторов или причин, обусловивших неразвитость, если не сказать отсутствие, в антиковедении того методологического подхода, который выработали "Анналы". Первая причина по сути уже описана выше - это укоренившийся в нашей науке социально-экономический детерменизм, уверенно направляющий научную мысль по накатанной дороге в привычные рамки и схемы, кажущиеся уже настолько естествеными, что без них стало трудно представить какое бы то ни было исследование вообще. Вторая причина - скорее технического свойства и касается самого процесса историописания, а именно, известное всем историкам обстоятельство, что собирать, описывать и исследовать

304

факты в рамках одного, обычно довольно узкого вопроса гораздо легче, чем выстраивать новую универсальную концепцию, вбирающую в себя множество фактов из различных узких вопросов. Историк, взявшийся за создание такой концепции, всегда рискует оказаться неточным в каких-то деталях, по поводу которых кто-то другой уже успел сказать последнее правильное слово, и тем самым этот дерзкий историк открывает себя для жесткой критики, тем более, что речь идет о той части исторической науки, которая в силу своих филологических оснований особо ревниво относится к точности в малейших деталях. Впрочем, концепции могут и не быть глобальными и вполне умещаться в рамки отдельных вопросов, если, конечно, это позволяют источники, что зачастую весьма проблематично. Следовательно, третья, и пожалуй, главная причина заключается в состоянии и характере наших источников. Нашу источниковую базу нельзя сравнить с тем богатым и разнообразным арсеналом, который имеют в своем распоряжении медиевисты, - наши источники как правило недостаточны, скупы, фрагментарны, односторонни, а часто и малодостоверны. У нас мало таких текстов, которые позволяли бы заглянуть в "структуры повседневности", и обычно мы не располагаем достаточным статистическим материалом, который был бы пригоден для анализа этих структур37.

Резюмируя сказанное, можно заключить, что две первые причины носят субъективный характер, а потому вполне преодолимы. Следовательно, проблема источников объективно является основным и скорее всего единственным серьезным препятствием на пути проникновения в ментальную среду античного человека. Однако, это еще не означает, что методология школы "Анналов" не может быть применена в антиковедении. Если под

305

этой методологией понимать прежде всего стремление познать образ мыслей и мотивацию людей античности, а также раскрыть внутреннюю логику политических событий и изменений, то следует признать, что мы имеем достаточно возможностей для этого. Если в нашем распоряжении есть античная литература, изученная и снабженная критическим аппаратом, если у нас есть серьезные знания об античной религии, если наконец, у нас есть расписные вазы, скульптуры, да и просто предметы быта греков и римлян, то это значит, что мы располагаем реальным материалом, позволяющим нам заглянуть в ментальный мир тех людей и приблизится к пониманию того, как они воспринимали мир, события своей истории и главное, какова была мотивация их деятельности. Поняв мотивацию, мы поймем их историю и многие темные вопросы прояснятся. В нашей науке уже накоплен большой опыт изучения религии и литературы древних греков и римлян, существуют исторические, лингвистические и текстологические исследования, вскрывающие значение тех или иных образов, терминов или поступков38. В этих исследованиях вольно или невольно, но достаточно продуктивно используются многие методы, разработаные школой "Анналов", и в то же время создаются новые методы. Осталось только расширить этот опыт и применить эти знания и навыки к интерпретации фактов политической истории и увидеть привычную историю в новом свете. Следовательно, у нас могут быть и свои "Анналы" - это вопрос времени

306

и желания. При этом, им вовсе не обязательно называться "Анналами" - вопрос в методе, подходах и целях исследования, а не в дефиниции или способах институционализации. Поэтому слово "Анналы" в данном случае следует воспринимать только как условное обозначение или символ, а не как нечто конкретное, организационное, или тем более, эталонное.

Примечания

 <<<     ΛΛΛ   

Истории к