<<<     ΛΛΛ     >>>   

Слова занесены в протокол и забыты. Забыты! У наставников молодежи в пуританском Сейлеме не хватило соображения вот именно в этом месте всполошиться. Как это - для потехи?! И ужаснуться, и, может быть, вовремя дать задний ход процессу... Не всполошились.

Да и до тонкостей ли английской юриспруденции (а за три поколения в Новом Свете достижения ее во многом поблекли) было судье Готорну, который не столько допросам уделял свое драгоценное время, сколько конфискациям имущества подозреваемых! Приговора суда обычно не ждали: распродажа и попросту растаскивание барахла начиналось сразу же после ареста. Результаты этого простодушного грабежа сказывались на благосостоянии судьи, шерифа, приставов и сторонников Пэрриса, скупавших скот и строения по дешевке.

Однако и бедняков не оправдывали - ведь сам донос по сути уже был приговором. Выпустили только слепого и глухого столетнего старика - не из человеколюбия, разумеется, а просто за невозможностью вести следствие. Ибо еще один исторический опыт сейлемской трагедии заключается в том, что чем больших размеров достигает произвол и беззаконие, тем более лакомыми для творящих его кажутся внешние аксессуары нормального следствия. Очные ставки, тщательно пронумерованные и подписанные обвиняемым протоколы, личное признание им вины... Этот опыт пошел впрок многим будущим следователям-ведьмоведам.

Зато другой урок, к сожалению, был проигнорирован всеми последующими пэррисами и готорнами, а также добровольными стукачами - юными и зрелыми. Урок заключался в том, что затеянная охота на людей со временем неизбежно принимает необратимый и никаким режиссерским умом не предсказуемый характер. Охота опьяняет и мутит разум, и попасть под "пулю" может отныне кто угодно. В том числе и сам охотник, тем более загонщик...

Но об этом чуть позже. Пока же охота в Сейлеме шла на славу. Она выкашивала тех, кто рисковал заступиться за жену, мужа, родителей, просто добрых знакомых. Многие семьи целиком оказывались в тюрьме - так удобнее было конфисковывать их скарб.

Конечно, репрессии прежде всего пожирали тех, кто против них выступал, да не так хитро, как тот торговец из Эндовера. На этом этапе охоты, когда она только разгулялась, протест смельчаководиночек был самоубийствен. Когда мы знакомились с материалами этого древнего процесса, нас потрясла леденящая душу динамика страха. Петицию в защиту Титубы, Сары Гуд и Сары Осборн подписали сто сейлемцев. Некоторое время спустя в защиту Ребекки Нэрс отважились открыто выступить всего пятьдесят... А затем в течение долгих месяцев в Сейлеме ничего, кроме доносов, не подписывали.

Главный процесс

Но и в рядах малолетних очернительниц началась склока, борьба за славу, споры, кто корчится артистичнее. Девочки начали доносить друг на друга. Половина стукачек перебывала в тюрьме, но одних выпустили по протекции Пэрриса, другие признали себя ведьмами, и их все равно выпустили, чтобы исправно стучали и впредь.

В этом месте повествования, конечно, неизбежны вопросы. Наши вопросы, жителей многострадального и далеко ушедшего вперед по сравнению с "первым опытом" в Сейлеме века. Почему попавшихся маленьких доносительниц отпустили - не вписывалось их осуждение в "сценарий"? Не названа еще была главная жертва? И как в этом случае связать подобную щепетильность с общепринятой версией о "религиозном фанатизме"?

Героя "главного процесса" (как рано поняли важность его!) разыскали быстро. Наконец согласными усилиями выявили и заправилу дьявольской свистопляски в Сейлеме, того самого "высокого нездешнего мужчину", о коем обмолвилась Титуба.

Им оказался бывший пастор Сейлема, преподобный Берроуз. Десять лет назад паства не оценила его красноречия и добросердия, и все же Пэррис подозревал, что прихожане с запоздалой жалостью вспоминают Берроуза. И некоторые, может быть, хотели бы даже видеть его на месте Пэрриса. Знакомо, правда?..

О Берроузе в доме нынешнего пастора говорили сквозь зубы уже давно. Не диво, что Энн Патнэм, подруга Бетти и Абигайл, наконец уяснила, кто есть главный колдун! И старика Берроуза выхватили прямо из-за обеденного стола в далеком приходе, где он теперь вел службы. Хоть и преклонных лет, но этот мускулистый коротышка любил прихвастнуть своей недюжинной физической силой. Что и составило главный предмет обвинения: доносчики показали, что видели, как много лет назад Берроуз одной рукой поднимал корову.

Главный враг в интересах следствия просто обязан иметь вокруг себя некую организацию, преступную группу. И ее начали спешно "сколачивать".

27 мая поступил донос на богатого офицера в отставке Джона Олдена, 31 мая - на Филиппа Инглиша, владельца четырнадцати домов, двух десятков кораблей и морской пристани, англиканца, вздумавшего отстаивать свободу совести в среде фанатиков-пуритан...

Чуть ранее, в середине мая, в колонию наконец-то прибыл новый королевский губернатор сэр Фипс. Ему вменялось в обязанности закончить войну с индейцами, наладить добрые отношения с пуританами, все еще ропщущими против хартии. Поэтому он быстренько умыл руки в "ведьмином" деле и велел во всем разобраться судебной "тройке" (учитывая характер процесса, ей более подходит пришедшее из далекого грядущего "особое"...) во главе со своим заместителем Стафтоном. Решительный чиновник и ревностный пуританин, тот ни в коей мере не был материально заинтересован в конфискациях и не имел вообще никаких интересов в Сейлеме. Однако проявил себя еще бессердечнее Готорна.

Новый суд - 2 июня - слушал дело хозяйки трактира Бриджит Бишоп. Сейлемские ревнивые жены уже делали подкоп под нее несколько лет назад: смазливая, бойкая на язык бабенка магнитом влекла к себе местных благонамеренных отцов семейств... На сей раз приговор был скор. Как записал свидетель слушания, "не было нужды доказывать, что Бишоп ведьма, ибо это и так было очевидно для всех присутствующих". Еще одна историческая фраза, достойная занесения на скрижали!

Присяжными были сейлемцы, которые знали, что в их деревне делают с непокорными: 10 июня трактирщицу Бишоп повесили на холме неподалеку от Сейлема; с тех пор холм и прозвали Ведьминым. После чего Стафтон, судья жестокий, но по-своему добросовестный, сделал перерыв до 28 июня. Его несколько смутило то, что его коллега, судья Селтенстолл, после приговора Бишоп подал в отставку и ударился в запой... Стафтон пополнил свои демонологические знания, побеседовал с пасторами, успокоил совесть и с новым тщанием приступил к разбору дела Ребекки Нэрс.

И вот тут произошла замечательная "осечка", которой больше шансов случиться в правовом государстве, знакомом с судом присяжных. Десятки лет праведной жизни, благородство и искренность ответов, наконец, набожность старой женщины до того их растрогали, что все двенадцать в один голос заявили: невиновна.

Что тут сталось с юными доносчицами! Они выли, бесновались, словно пришел их последний час. Стафтон "отечески" упрекнул присяжных в попустительстве нечистой силе и... отослал их подумать еще разок! Когда идет охота на ведьм, никакие законы не должны мешать судьям... После совещания присяжные все "осознали" и единогласно же решили: виновна. После такого урока осуждение еще четверых обвиняемых, в том числе преподобного Берроуза, прошло без сучка и задоринки.

Казнь Бишоп мало удручила многочисленное население тюрем. Распутная трактирщица, туда ей и дорога. После временного оправдания и последующего "перерешения" по делу Ребекки Нэрс последняя надежда испарилась даже у записных оптимистов.

19 июля при огромном стечении зрителей на Ведьмином холме состоялась казнь четырех ведьм и колдуна. Однако праздник сейлемского "правосудия" чуть было не испортил как раз он, колдун. То есть преподобный Берроуз.

Случалось - и много раз позже,- что сильная личность, человеческая твердость убеждений чуть было не срывали планы режиссеров подобных спектаклей! Дело в том, что - по убеждениям того времени, о котором наш рассказ,- одержимые сатаной не могли внятно и без кощунственных ошибок сотворить молитву. А тут Берроуз, наплевав на обвинительный приговор (и, следовательно, доказанную вину), громогласно, проникновенно и без запинки произносит свое последнее обращение к Богу. Другие-то действительно от страха путались, но Верроуз оказался тверд духом... Это ошеломило прихожан,- как овцы, сбились они, чтобы получше разглядеть конец своего былого духовного пастыря. Толпа засомневалась, зароптала, кто-то выкрикнул, что надо бы освободить Берроуза; стали теснить приставов.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

И третья примечательная черта доносчик чаще всего искренне верил
Желали вреда соседским девочкам конечно жителей