<<<     ΛΛΛ     >>>   

А теперь несколько слов о немифах. Прежде чем пускаться в ворожащие дали “русской идеи” (замысле Бога о России - по В.С.Соловьеву и Н.А.Бердяеву), давайте начнем с очевидного. С социологической точки зрения мы продолжаем жить в традиционном обществе. Но это вовсе не означает, что у нас имеются какие-то цивилизационные традиции. Традиционным обществом в социологии называется архаическое общество, т.е. с родоплеменной патерналистской структурой. В таком обществе правят старейшины - авторитетные люди. Такое общество не признает прав личности, а значит и всего сопутствующего комплекса политических, социальных и правовых понятий. Здесь требуется одно - беспрекословное подчинение, как говорят социологи, мононорме. Здесь “каждый сверчок должен знать свой шесток”. Здесь нет прав,[5] а есть лишь обязанности и привилегии для тех, кто к старейшинам приблизился, либо сам, выражаясь современным языком, “дедом” стал. В чистом виде эту модель мы видим в российской армии и “на зоне”, но она воспроизводится на всех уровнях нашего общества. Почти везде правят семейные кланы и просто случайно сбившиеся на время в клан люди. Так что цивилизации, то есть городской культуры, у нас все еще нет. Город это не только каменные стены, это и гражданские (городские) права. Если нет этих прав, значит нет и цивилизации в современном смысле слова.

Самое страшное, что существует в архаическом обществе - это представление об изначальной абсурдности бытия как такового (отчасти это выражается в понятии “судьбы”, “рока”). Адаптация к абсурду делает людей нечувствительными к противоречиям, что было блестяще показано Л.Леви-Брюлем. Кто у нас знает св. Иосифа митрополита Астраханского? Зато все знают и даже симпатизируют лихому человеку Степану Разину, не теряющему ореол народного героя, этакому русскому Робин Гуду. В Петербурге есть даже пивзавод им.С.Разина. А ведь именно его подручные замучили не только митрополита Иосифа в 1672, но и множество духовенства, разгромили несколько монастырей. Имена коммунистических палачей русского народа до сих пор в названиях областей, городов, улиц, учреждений покрывают всю Россию, и никого это не возмущает. Налицо явное неразличение палачей и жертв. Равнодушие к этическим вопросам, неразличение добра и зла является признаком определенного (очень невысокого!) уровня социального развития, когда клановая этика еще не вытеснена этикой универсальной (общечеловеческой).

А как же все-таки христианство? - могут спросить. Но, отдавая дань роли монастырей киевского периода Руси, вспомним, что христианами (крестьянами) в России называли сельских жителей. Не надо быть социологом, чтобы заметить деревенскую окрашенность нашего православия: обязательные бороды у духовенства, платки у женщин, полотенца на иконах, полуязыческое поминовение умерших с принесением еды в храмы и с выпивками на кладбищах. Это означает, что никакой христианской цивилизации (в городском, чаадаевском смысле) в России так и не образовалось.

Наши борцы за идентичность (от православных - до коммунистов) в своем отрицании демократии не понимают одной простой вещи. Речь идет не просто об абстрактных западных ценностях (в основе, которых, кстати говоря, лежит христианство и либерализм в их сложном сочетании), а о статусе человеческой личности. Если мы всерьез принимаем богоданную свободу личности, отличаем персонализм от эгоизма и индивидуализма, то мы должны всерьез принять и саму эту личность, т.е. права этой личности, то, что на общепринятом языке называется правами человека. У нас такой концепции пока нет, не было соответствующей социальной философии, что-то смутно брезжило в славянофильской “соборности” как такого благодатного единства, где личность не подавляется общиной (славянофилы не избегали слова “свобода”, чем и пугали начальство). Но соборность так и осталась на уровне мифологемы, по сути романтизированного воцерковленного коллективизма, того о чем можно только молиться и что нельзя “строить” по программе. Все славянофильство и было романтизацией архаического родоплеменного общества, в основе которого была семья. Православие здесь просто “кстати пришлось”. Не случайно славянофилы жили в московских и околомосковских усадьбах, вся их жизнь была стилизована под старину или под восток. Они и Россию хотели видеть как большую хорошую семью. Мечтать, конечно, не запретишь, но надо считаться и с реалиями жизни. Иначе будет не духовность, а самая что ни на есть маниловщина с очень печальными последствиями.

Христианские основы либерализма

Вспомним, что все люди без исключения повреждены первородным грехом. Одного этого фактора уже достаточно, чтобы прийти к мысли о недопустимости сосредоточения власти в одних даже очень уважаемых руках. Это - с одной стороны. С другой - вера и памятование о том, что каждый человек сотворен по образу и подобия Бога, должны приводить к пониманию места человека в обществе, к его правам. Перед Богом у человека нет прав, но перед другими людьми - есть. Человек имеет богоданное право на то, чтобы быть взрослым, самому свободно определять себе образ жизни и мировоззрение. Единственное здесь условие - не мешать другим и требовать, чтобы и тебе не мешали. К тем, кто с этим не согласен и нарушает свободу других людей, правовое государство применяет силу, так что никакой анархии не возникает. Такой социальный режим назвали неудачным словом “либерализм” и почему-то решили, что он может быть только безрелигиозным. Но ведь в основе либерализма лежит уважение к человеческой личности, которое в наиболее полной форме дается именно христианством. У либерализма была и есть если не прямая, то косвенная связь с христианством. Позже в XIX в. либерализм стал действительно безрелигиозным, но людям вообще свойственно путать причины со следствиями, отрываться от корней явлений и считать эпифеномены феноменами, строить безрелигиозную этику. Либерализм подвергся такой же секуляризации как и все социальные институты. Так что никакой специфической вины либерализма в его же дехристианизации нет.

Но где же здесь место для любви? для соборности? - могут спросить, - да разве людям можно такую свободу давать? Это же вы какой-то формализм предлагаете! Кстати говоря упрек в формализме либерализма - один из самых популярных в России. Здесь сказывается непонимание того, что любой закон формален, т.к. он не может (и не должен!) предусмотреть всего. Единственным средством против «формализма» закона является ограничение сферы его действия борьбой с явным злом. Правовое государство запрещает (и довольно жестко) делать только явное зло, а не добро во всех его проявлениях. Оно лишь не “воспитывает” людей полагая их совершеннолетними и способными к самоопределению, в соответствием с требованиями их совести (свобода совести). В основе либеральной концепции права и вообще либерального социального устройства лежит принцип свободы как необходимого условия всего доброго и той же любви, воспетой славянофилами. А законы нужны для охранения свободы индивидуумов. Это - совершенно непривычная модель для российского менталитета, но это не значит, что ее надо отбрасывать как что-то совершенно чуждое. Может быть, мы до этого просто, что называется, не дозрели.

Известно, что в основе коммунистического понимания права лежало понятие порядка, а не свободы. Отрицание же богоданного дара свободы, отказ от первородства, под предлогом поврежденности человеческой природы, вначале вроде бы увеличивает столь желанный в России социальный порядок, но затем приводит к социальным катастрофам. Именно поэтому при коммунизме у нас не было ни свободы, ни порядка. А единственная модель развития - через мобилизацию населения на “великие стройки”. Но на генсека и его окружение первородный грех не распространялся. Фактически он был как бы непогрешимым. То же самое ранее произошло (путь был более долгим и извилистым) и с российским самодержавием. Никто, как известно, кроме полиции, не встал на его защиту в феврале 1917-го. А Святейший Синод через неделю после отречения царя призвал Божие благословение (9.03.1917) на Временное правительство. А в состав того Синода входило два архиерея, недавно причисленных к лику святых: Владимир (Богоявленский), Тихон (Беллавин), а также известные архиереи: Сергий (Страгородский), Макарий (Невский), Арсений (Стадницкий), Антоний (Храповицкий). Это полезно помнить нашим монархистам.

Интересно отметить, что из одной и той же предпосылки о греховности всех людей и необходимости ограничить эту греховность делаются два различных вывода. При либеральном подходе обеспечивается главенство закона, перед которым все равны, и сама верховная власть разделяется и ограничивается с помощью “сдержек и противовесов” во избежание централизации власти в одних руках, а при патерналистском подходе неограниченные властные функции отдаются одному лицу, которое при этом фактически наделяется свойством непогрешимости. В качестве гаранта непогрешимости выступает церковный чин помазания на царство. Но если даже таинство крещения ничего не гарантирует, а лишь открывает определенные возможности, то тем более ничего не гарантирует помазание на царство, которое даже не является таинством (ритуально это повторение миропомазания).

Основатель христианского социализма католический священник Ламенне (ум.1854) пытался развить христианское понимание общественного служения, считал, что либерализм следует воцерковить. Христианское понимание либерализма, декларирующего духовную автономию человеческой личности, ограниченной законом, не совсем чуждо и русской религиозной традиции. Христианскими либералами были: В.С.Соловьев, прот.С.Булгаков, С.Л.Франк, Н.А.Бердяев, Г.П.Федотов, Н.О.Лосский, А.В.Карташев, да и фактически все представители русского религиозно-философского ренессанса XIX-XXв. Именно дехристианизация социальной проблематики привела к тому, что социальными реформами занялись большевики-атеисты. Церкви же еще при самодержавии была отведена роль торжественной позолоченной богодельни, а что сделали с ней большевики - хорошо известно.

Мне могут возразить: все эти рассуждения слишком умозрительны и формальны (это одно из возражений против права вообще) и не имеют никакого отношения не только к духу православия, но и к Евангелию. Но так ли это? Св.Афанасий Великий писал, обращая внимание на уважение к свободе человека Самим Христом: “Сам Спаситель так кроток, что учит: ’если кто хочет идти за Мною’ (Мф.16,24), и приходя ко всякому, не вторгается с насилием, а только стучит (Откр.3,20), и когда отворяют, входит, а когда медлят и не желают принять, уходит[6]” Женщину взятую в прелюбодеянии Христос, вопреки закону Моисея, прощает. Хотя любому обывателю, не то что социологу ясно, что для повышения общественной нравственности периодические экзекуции над нарушителями законов очень даже были полезны (“чтобы другим не повадно было”). Христос через притчу о пшенице и плевелах призвал людей к терпимости: не следует заниматься прополками (чистками), дабы вместе с сорняками не выдернуть злаки (Мф.13,24-30). В притче о милосердном самарянине ближний обнаруживается в неожиданном месте. Им оказывается инородец и еретик - самарянин (Лк.10,29-37). Разве такое поведение Христа на современном языке не называется либеральным?

Слова имеют свою судьбу. Термину “либерализм” явно не повезло. Его не любят и церковные люди и светские. Его резко осуждала Католическая церковь в прошлом веке. А ведь в основе термина лежит liberalis (свободный, благородный, вежливый). Но нет, не лежит душа к нему русского человека и все тут. У нас все предпочитают иметь дело с “на лицо ужасными, но добрыми внутри” (как поется в известной песне застойных времен “Остров невезения”). Да и на самом Западе этот термин, кажется, тоже не в чести. Ведь столько всяческих злоупотреблений свободой было, что лучше не вспоминать! Но не будем спешить согласно кивать головами, когда западные люди сами критикуют либерализм. Они в социальном смысле намного старше нас. После Канта они стали самокритичными и даже очень. Нам до их кризиса еще расти и расти.

И вот тут-то выясняется, насколько трудны для понимания некоторые вещи, свобода, например. Достоевский этой теме целый опус посвятил, вложив его в уста Ивана Карамазова (Легенда о Великом инквизиторе). Ну да кто у нас это читал! “Вообще-то не нужна нам свобода независимого индивидуума, нас как-то больше тепло соборности привлекает. Хоть без свободы, но тепло и душевно! А мы большие любители душевности”. Но надо быть последовательными. В таком случае надо отказаться не только от либеральной демократии, но и от гражданского общества, правового государства и даже от конституции, ведь это чисто западное изобретение. Основная цель конституции - ограничение верховной власти. А зачем ее ограничивать, если она хорошая? - могут спросить. На это можно ответить: а что вы будете делать, если она по какой-либо причине испортится? За идеей необходимого ограничения любой власти стоит определенная социальная философия, презумпция виновности власти как таковой. Власть должна быть всегда под подозрением. Она, как известно, развращает ее носителей в прямо пропорциональной зависимости от степени своей неограниченности. “Абсолютная власть развращает абсолютно”. Поэтому власть должна быть ограничена и разделена на три основные ветви (законодательная, исполнительная, судебная), чтобы исключить возможные властные злоупотребления со стороны носителей власти - людей поврежденных первородным грехом (на светском языке - несовершенных). Власть при этом неизбежно ослабевает, но это компенсируется четким разграничением властных полномочий различных ветвей власти. Четвертая власть - пресса- выполняет роль общественного санитара, заглядывая и освещая всяческие темные углы, где могут заводиться тоталитарные монстры. Все это, конечно, возможно лишь при уважении к закону, т.е. при относительно высоком уровне развития общественного сознания.

К сожалению, конституция у нас в большой степени импортный продукт, под собственным названием впервые принятый большевиками, и то лишь для обмана западной общественности и отчасти своей[7]. Это была попытка соединить несоединимое: западный “формально-правовой легализм” с коллективистски (социалистически) и совсем “неформально” понимаемой целесообразностью. Право на понимание и толкование этой целесообразности - “дела социалистического строительства” было - монополизировано небольшой группой новых “посвященных” в тайны истмата. Правда, большевики и не собирались как-то следовать своей же конституции. Этот каинов грех убийства свободы лежит и доныне на нас. Мы же, считая себя верующими людьми, вместо того, чтобы осмыслить связь между христианской антропологией и социологией, которая тоже может быть христианской, продолжаем цинически глумиться над свободой, всячески понося демократию, не предлагая ничего взамен[8]. Но с таким же успехом можно отрицать и сам принцип добра, указав при этом на повсеместное торжество зла; упрекать людей призывающих к добру в «идеализме». В российской печати стало популярной этакая конспирология, когда за любыми событиями намеренно ищется какой-либо материальный интерес (кому выгодно?). А потом говорится: вот видите, все гораздо проще! Но даже если это и так, то надо не только с восторгом заниматься разоблачениеями, а все же на концептуальном уровне противостоять этому методологическому материализму. Мне кажется, что отсутствие волевого противостояния злу на всех уровнях и есть главная причина наших бедствий.

Напомню, что правовое государство - это не только государство с законами для наведения порядка, а нечто большее. В таком государстве закон стоит не на страже сильного, а на страже справедливости и свободы, т.е. прав всех, в том числе и слабых. В этом смысле правовое государство совершенно не “естественно”, но это именно та неестественность, которая и делает нас людьми. Пока мы находимся в нигилистически самодовольном скифском состоянии, мы этого не понимаем. Сейчас настало время понимания, а не просто оптимистических взбадриваний типа “все будет хорошо”. Русский “авось”, как и показ по телевидению старых душевных фильмов коммунистической эпохи вперемежку с западными ужастиками, нам уже не поможет.

А может быть и здесь все обстоит проще? Заметим, что там, где больше говорят об идентичности, больше на ней настаивают, там больше и политзаключенных (тех, кто в нее не вписывается), короче почему-то и средняя продолжительность жизни. Странная, казалось бы, закономерность[9]. Но так бывает всегда, когда начинают действительность подгонять под схемы или когда вообще не хотят меняться.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Так люди вышедшие из «зоны» не могут всерьез воспринимать всякого рода политес. Он им кажется неискренним кривляньем.

[2] Которое в народной среде было очень поверхностно усвоено; см. Флоренский П. Записка о Православии // Сочинения. М., 1996. Т.2. С.544-545: "Люди всегда склонны сотворить себе кумир, чтобы избавить себя от подвига служения вечному и пассивно предаться простой данности. Этот кумир может быть весьма различным. Для русских православных людей таким кумиром чаще всего является сам русский народ и естественные его свойства, которые они ставят перед собою на пьедестал и начинают поклоняться, как Богу. Вера в быт превыше требований духовной жизни, обрядоверие, славянофильство, народничество, как ни различны они между собою, однако все эти уклоны силятся стать на первое место, а вселенскую церковность поставить на второе или вовсе отставить. В основе всех этих течений лежит тайная или явная вера, что русский народ сам собою, помимо духовного подвига, в силу своих этнических свойств, есть прирожденно-христианский народ, особенно близкий ко Христу и фамильярный с Ним, так что Христос как будто, несмотря ни на что, и не может быть далеким от этого народа. И, как всегда фамильярность с высоким, эта фамильярность влечет за собою высокомерие и презрение к другим народам, - не за те или иные отрицательные качества, а за самое существо их... Может быть, соблазн такого сомообожествления есть у каждого народа; но у русского он исключительно велик вследствие пассивности и рыхлости русской психологии и вследствие молодости народа, выступившего в истории тогда, когда пышная и бесконечно-мудрая церковная культура уже сложилась. Русский народ в исключительном изобилии и без малейшего труда даром получил то, над чем другие народы трудились много веков и что они выстрадали своей кровью... Он получал раньше, чем успевал пожелать, и он не научился желать и не умеет желать”.

[3] См.: Мельгунов С.П. Красный террор в России. 1918-1923. М., 1990. У нас эта книга почти не известна, хотя и была недавно переиздана. Из чувства душевного самосохранения не хотим знать правду. Или просто не успели эту книгу, как и “Архипелаг Гулаг” прочитать, поздно они изданы были, “перестройка уже все внимание захватила.

[4] Даже останки царской семьи не смогли толком похоронить. Вместо этого, со странной дотошностью стали выяснять степень их подлинности. Духовная значимость этого события оказалась упущенной. Было бы наивным полагать, что когда-нибудь найдут настоящие останки. Кое-кому (прокоммунистическому большинству в Думе) вообще очень не нравилась вся эта затея с останками.

[5] “Право сильного” - не в счет, это - вообще не право, такое “право” царит в животном мире. Человеческое понятие права основано на примате духовного начала над материальным. Только таким подходом можно объяснить лежащую в основе права идею равенства всех перед законом. Здесь тоже используется сила принуждения, но ее применение имеет другой смысл.

[6] Цит. по: Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви. М., 1994. Т3. С.55.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Свобода совести
Новик В. Родная соборность или абстрактные права 4 человека