<<<     ΛΛΛ     >>>   

Афинах осуждались (Xen. Lac. pol. 2, 12; Symp. 8, 34; Plat. Symp. 182b).

Античные философы рассматривали однополую любовь, в первую очередь, как путь к добродетели.34 Так, Афиней пишет (XIII, 602a): "Перипатетик Иероним рассказывает, что весьма желательной становится любовь к мальчикам, потому что цвет молодости и товарищество друг с другом многократно внушали желание низвергнуть многие тирании. Ибо, находясь рядом с мальчиком, любой любовник, вероятно, вообще понимал, что надо перенести страдания или показаться мальчику трусом". Именно поэтому в бою, чтобы придать стойкость строю, любовников ставили рядом (Xen. Symp. 8, 32-33; Plat. Symp. 178e-179b; Onas. 24; Excerpta Polyaeni, 14, 8). Данный обычай зафиксирован в IV в. до н. э. среди элейцев и фиванцев/беотийцев (Xen. Symp. 8, 34). Именно с военными целями педерастия была узаконена у этих греческих этносов. По крайней мере, иногда этот обычай встречается и у спартанцев (Xen. Hell. IV, 8, 39; ср.: Xen. Symp. 8, 35). Видимо, подобная традиция существовала и на Крите (Plut. Amatorius. 17, 14 = Moral. 761e; Ael. Var. hist. III, 9; ср.: Strab. X, 4, 16). Беотийский полководец Паммен выступал апологетом такого строя, считая его наиболее стойким и нерушимым (Plut. Amatorius. 17, 10 = Moral., 761a; Pelop. 18; Symp. 618d). Из подобных соединений нам известна структура фиванского отборного "Священного отряда", воссозданного Горгидом в 378 г. до н. э. Это подразделение состояло из трехсот человек, ста пятидесяти пар любовников (Plut. Pelop. 18-19; Polyaen. II, 5, 1; Athen. XIII, 602a).35 Несколько раннее, во время битвы при Делии (424 г. до н. э.), воины этого отряда носили названия "возничих" и "колесничих": hJnivocoi и parabavtai (Diod. XII, 70, 1). Дж. К. Андерсон предполагает, что эти названия бойцы получили из-за того, что они ездили к полю боя на колесницах.36 Однако возможен и другой вариант объяснения этого названия - сексуальный: возничим называли более старшего и опытного любовника, а его партнера называли парабатом - колесничим, буквально: "стоящим рядом" (см. сопоставление Плутарха пары любовников с упряжкой-бигой: Plut. Pelop. 19; ср.: Amatorius. 16, 17 = Moral., 759d-e).

Мужская нагота не была чем-то чужеродным и в повседневной жизни греков. К началу классического периода обнаженность отходит от чисто религиозного контекста и переходит в гражданскую сферу, сферу полиса - государства граждан-воинов. В этот период гимнасий становится обычным государственным институтом, где мужчины приобретают закалку для войны. Вспомним, что греческие мужчины не носили исподнего. Хитон надевался на голое тело (Theophr. Charac. 4, 7; Plut. Apoph. reg et duc. 25, 19 = Moral., 178c-d).37 А в определенных ситуациях сбрасывалась и эта одежда. Так, уже во время Гесиода крестьяне на поле могли работать голыми (Hesiod. Op. 391; ср.: Verg. Georg. I, 299). На архаических вазах мы, например, находим мужчин, работающих в саду обнаженными.38 В мастерской работники также подчас снимали одежду.39 Воины на бивуаке могли выполнять работы, не имея на себе одеяния (Xen. An. IV, 4, 12). Судя по всему, греческие мальчики в различных обстоятельствах могли ходить обнаженными.40 Кроме того, нагота продолжала быть и признаком культового или религиозного обряда (Hesych. s.v. gumnopaivdia). Афиней рассказывает о юном Софокле (I, 20f): "Действительно, после Саламинского морского сражения он, обнаженный и умащенный, ходил в хороводе с лирами. А другие говорят: в гиматии". На аристократических симпосиях увенчанные пирующие были обнажены, прикрываясь лишь покрывалом.41 Таким образом, нагота в классическую эпоху продолжает существовать, постепенно переходя из чисто культовой и религиозной области в гражданскую, в том числе и в военную.

В письменных источниках традиция обнажения у воинов не нашла сколько-нибудь ясного отражения. Поэтому некоторые исследователи вообще отрицают то, что эллинские воины сражались без одежды.42 Действительно, мы одновременно можем вспомнить и о том, что у древних авторов есть многочисленные указания на наготу кельтских воинов (Polyb. II, 28, 8; 29, 7; Liv. XXXVIII, 21, 9; Diod. V, 29, 1-2; Plut. Crass. 25; Aul. Gel. IX, 13; Hdn. III, 14, 7). Однако наличие

этих сведений было вызвано определенными причинами. Вспомним, что римляне негативно относились к полному обнажению тела даже во время физических упражнений (Cic. Dis. Tuscul. IV, 33; Plut. Quest. Rom. 40 = Moral., 274d-e; Tac. Ann. XIV, 20). Следовательно, латинские авторы сразу же обратили свое внимание как на обнаженность кельтов, так и на способ ведения ими боя. В начале сражения эти воины, сотрясая оружием, крича и распевая особые боевые песни, производили сильное психологическое впечатление на противника (Diod. V, 29, 1-2; Aul. Gel. IX, 13). Этот психологический эффект, деморализующий противника, должен был увеличить свою силу видом голых воинов, презирающих раны и смерть. Как справедливо отметила Л. Бонфент, обнажение кельтов для боя носило магический характер: "Когда они атаковали, они демонстрировали свою доблесть, поскольку наполнялись неистовством, безумием войны, и отбрасывали всякое самообладание. Они могли также взывать к особому виду сверхчеловеческой помощи в момент кризиса и испытания".43 Римляне сразу обратили внимание на столь непривычный для них способ галлов сражаться обнаженными. А для греков нагота была обычной стороной их жизни, которая к римской эпохе сошла на нет. А зачем грекам говорить о банальном?

В качестве примера того, что греки сражались обнаженными, иногда приводят случай со спартанцем Исадом.44 Этот эпизод произошел в 362 г. до н. э. в Спарте, в которую прорвалась армия Эпаминонда. Плутарх рассказывает (Ages. 34,8-11): "Думаю, что Исад, сын Фебида, представил красивое и достойное удивления зрелище не только согражданам, но и врагам. Ибо он имел выдающуюся наружность и большой рост, находясь в том возрасте, в котором люди приятнее всего расцветают, переходя из мальчишества в мужество; он, голый, без защитного вооружения и гиматия, выбежал из дома, смазав тело маслом и имея в одной руке копье, а в другой - меч; и через середину сражающихся он ударил по врагам, опрокидывая, разя и ниспровергая встречающихся. Он не был никем ранен, или потому, что божество из-за доблести хранило его, или потому, что он показался противникам чем-то большим и могущественным, нежели человек. Говорят, что после этого эфоры увенчали его, а затем наложили штраф в тысячу драхм, поскольку он отважился сражаться без вооружения".

Несколько по-другому о данном эпизоде рассказывает Элиан (Var. hist. VI, 3): "Лакедемоняне увенчали бывшего еще мальчиком Исада, когда закон еще не призывал его к оружию, поскольку он, выскочив из гимнасия, отличился в бою; но, поскольку он не имел требуемого возраста и устремился на врагов, не имея принятого оружия, его оштрафовали".

Исад был сыном знатного спартанца, военачальника Фебида (см.: Plut. Ages. 23, 6-11; 24, 1). Он в разгар боя в городе бросился на воинов Эпаминонда и нанес им значительный урон. Почему же Исад бросился в бой обнаженным? Не было ли это традиционным обычаем спартанцев? С одной стороны, Исад мог не подготовиться к достаточно неожиданному бою и не успеть одеться и вооружиться, но при этом он сбросил с себя плащ и остался голым - дело не требующее времени. Но, с другой стороны, он ведь успел натереться маслом. Вероятно, более соответствует истине сообщение Элиана: Исад прибежал к месту боевых действий из гимнасия. Очевидно, Исад действительно еще не имел призывного возраста (20 лет) и поэтому он не участвовал в боевых действиях и не имел своего боевого оружия, схватив домашнее. Он пошел в бой, держа меч в качестве прикрытия левой рукой, а копьем в правой руке сражался. Именно так обычно держали меч и копье во время охоты. По-видимому, объяснение Плутарха о том, что высокий и красивый Исад, олицетворяющий идеалы эллинской калокагатии, показался противникам неким сверхъестественным существом, соответствует истине. Ведь греки верили в то, что боги принимают участие в сражении (Hdt. VI, 117; Plut. Thes. 35; Just. XX, 3, 8). Видения же божеств в бою, как указывает американский антиковед В. Д. Хэнсон, были вызваны массовой галлюцинацией у сражающихся, которая, в свою очередь, создается экстремальным шоковым состоянием людей в бою.45 За свое мужество Исад был увенчан. Но, с другой стороны, оштрафован эфорами. За что? Очевидно, Исада оштрафовали не за то, что он голым выбежал на улицу, а за то, что он не имел необходимого защитного снаряжения, щита. Ведь последний, по спартанским представлениям, защищал не только самого бойца, но и придавал прочность всему строю-фаланге (Plut. Apoph. Lacon. 28, 2 = Moral. 220a; Apoph. mul. Lacon. 5, 17 = Moral. 241f). Именно за потерю щита спартанец подвергался позору. Итак, в данном эпизоде нагота Исада не является чем-то необычным, она,

вероятно, объясняется тем, что он выбежал из гимнасия, где он тренировался. Следовательно, данный случай отнюдь не свидетельствует о типичности обнажения воинов у греков.

Таким образом, единственным источником информации о том, что воины греков сражались обнаженными, остаются репрезентативные памятники. Уже на архаических памятниках мы видим как одетых, так и обнаженных воинов. Причем изображения весьма реалистичны и нет особых сомнений в том, что показан реальный персонаж или, по крайней мере, герой, имеющий, однако, снаряжение современной художнику эпохи. Вместе с тем отметим, что элементы архаизации военных реалий встречаются уже на вазописи VI в. до н. э., представляющей героические сюжеты.

На вазах позднегеометрического стиля (вторая половина VIII в. до н. э.) наготу достаточно сложно выявить, так как показаны только силуэты фигур. Однако иногда мы все же можем распознать, что воины не имеют одежды.46 Например, фаллосы четко показаны у мужчин на сцене кораблекрушения.47 Также отметим, что жеребцы, запряженные в колесницы, изображенные на тех же дипилонских вазах, имеют ярко очерченный половой признак.48 Возможно, определенная часть воинов, изображенных на вазописи, все же носила одежду, ведь пенисы не показаны, либо это все же можно объяснить стилем изображения. Бронзовые архаические статуэтки (VIII-VII вв. до н. э.) также представляют нам обнаженных воинов в вооружении геометрической эпохи: шлем с высоким гребнем, защитный пояс и дипилонский щит.49 Сходство с кельтской манерой снаряжения для боя очевидно: обнаженный галльский воин в бою наряду с оружием имеет на себе гривну и металлический пояс (Diod., V, 29, 1-2; Hdn. III, 14, 7). Возможно, и смысл обнажения был также одинаков.

На знаменитой вазе из собрания Киджи (около 640 г. до н. э.) мы видим полностью оснащенных гоплитов, часть из которых одета в набедренную повязку, а другие ее не имеют.50 О том, что спартанский

гоплит не имел поясной одежды, вспоминает во второй половине VII в. до н. э. Тиртей (6, 24 (Diehl)). То же самое мы видим и на бронзовых вотивных статуэтках (VII-VI вв. до н. э.), изображающих гоплитов: одни воины имеют набедренную повязку, другие - без одежды, в одних доспехах.51 Насколько я могу судить, в VII-VI вв. до н. э. на вазописи чаще встречаются одетые воины.52 Причем обнаженных бойцов можно рассматривать как героев.53 Однако на некоторых чернофигурных вазах VI в. до н. э. продолжают встречаться полностью обнаженные воины или же бойцы в защитном вооружении, но без одежды.54 Причем, когда все воины обнажены или когда бойцы только одной стороны не имеют одежды, мы еще можем усматривать в данных сюжетах определенную героизацию.55 В последующие два столетия обнаженные воины встречаются гораздо чаще, подчас занимая доминирующее положение. Это, очевидно, связано не с изменением сюжетов изображений: те же мифо-эпические сюжеты, в основном с приданием изображениям современных художнику реалий. Можно предположить, что увеличение количества изображений обнаженных воинов связано не только с оформлением полисного идеала калокагатии,56 влиявшим на художника, но и с отражением окружающей мастера действительности.

Греки не только изображали своих богов и героев полностью или частично обнаженными, воплощая в них все тот же идеал калогакатии, но и в жизни они также стремились подражать тем же богам и героям. Так, шестикратный олимпионик атлет Милон из Кротона (середина VI в. до н. э.), очевидно, считал себя не менее великим героем, чем Геракл. Он шел на войну, увенчанным олимпийским венком и снаряженным шкурой и палицей, как древний герой (Diod. XII, 9, 6; ср.: Paus. VI, 14, 5-8).57 Александр Македонский также мог себе позволить появляться в одеяниях Аммона, Артемиды, Гермеса или Геракла (Athen. XII, 537e). Подражал в одежде Геркулесу и Марк Антоний (Plut. Anton. 4). В качестве военной хитрости, чтобы создать иллюзию

участия богов в битве, воины могли даже переодеваться в костюмы этих божеств. Так, мессенский вождь Аристомен и его соратник напали на своих врагов спартанцев в облике братьев Диоскуров: на белых конях со звездой на пилосах, в тот момент, когда лакедемоняне справляли праздник в честь этих божеств (середина VII в. до н. э.; Polyaen. II, 31, 4). То же самое сделали мессенцы Гонипп и Панорм. Последний эксцесс послужил причиной гнева Кастора и Полидевка на мессенцев (Paus. IV, 27, 1). Следовательно, греки могли подражать героям и в одеянии. Однако ничего не мешало эллинам подражать своим героям и в обнажении. И, таким образом, представление о героической наготе, в свою очередь, также могло влиять на формирование культа наготы у эллинских мужчин, и воинов в частности, которые следовали за своими идеалами.

Охота справедливо считалась древними подготовкой к войне (Plat. Leg. VII, 823c; Xen. Cyn. 12, 1-9; 13, 11; Cyr. I, 2, 10; De re eq. 8, 10; Aristot. Pol. I, 3, 8 (1256b); Caes. B.G. I, 1; Arr. Cyn. 1, 1; AP, VI, 188). Ведь охота, с одной стороны, была одной из форм тренировки боевой сноровки и реакции. А с другой стороны, она была своего рода спортивным состязанием в ловкости и смекалке. В этом плане она приравнивалась к гимнастическим упражнениям.58 Возможно, поэтому столь часто охотников изображали одетыми только в плащ эфаптис59 или хламиду либо вообще обнаженными. Так, на вазе Киджи среди пятерых юношей, охотящихся на льва, двое обнажены.60 Очевидно, часть эллинов предпочитала охотиться полуобнаженными или вообще голыми еще в последней трети IV в. до н. э. Мы это достаточно ясно видим по сценам на "Саркофаге Александра", фреске с фасада "Могилы Филиппа", мозаике из Пеллы и другим памятникам.61 Война же у греков также была своеобразным ритуализированным действом агонального типа.62 Следовательно, мужчины, состязавшиеся в спортивных соревнованиях голыми и охотящиеся полуобнаженными,

могли и в бою быть нагими, показывая врагу свое мужество и презрение к смерти.

Как подметил Н. Секунда, в начале IV в. до н. э. "обнаженное тело в изображении боевых сцен было обычным делом".63 Как и в предыдущий период, в одних случаях представленная на памятниках битва носит эпический характер. Например, на метопах Парфенона показана кентавромахия (448-442 гг. до н. э.), а на рельефах мавзолея в Галикарнасе изображен бой обнаженных греков с одетыми амазонками (350-е гг. до н. э.).64 В подобных сценах нагота воинов могла быть данью героической традиции. Однако в других случаях обнаженные воины показаны в одних и тех же сценах с одетыми. Причем подчас мы ясно можем сказать, что контекст сцены не эпический. Так, например, на северном фризе Парфенона (440-435 гг. до н. э.) изображена панафинейская процессия всадников, в которой участвуют как одетые для верховой езды юноши (шляпа-петас, хламида, хитон, сапоги-котурны), так и обнаженные наездники, имеющие лишь плащ.65 На фризе цоколя монумента Нереид в ликийском городе Ксанфе (около 400 г. до н. э.) мы в сценах сражения видим, наряду с одетыми воинами, обнаженных. И это несмотря на то, что в Азии считалось неприличным показывать свое тело обнаженным. Ведь эта традиция отчасти была воспринята и анатолийскими греками, которые даже куросов изображали одетыми.66 Даже если контекст данных сцен мифологический, то и тогда воины, одетые в характерный длинный хитон, носят современное вооружение: полотняный панцирь, аттический шлем, щит-аспис.67 Вместе с тем, на фризах из ликийской Лимирны (конец V в. до н. э.) пешие и конные воины изображены одетыми.68 На "Саркофаге Александра" (последняя треть IV в. до н. э.) в сценах сражения против персов часть пеших македонян также показана одетыми в одних хламидах.69 Объяснять такое смешение обнаженных и одетых воинов только героизацией достаточно сложно.

Интересную особенность изображения беотийских воинов последней четверти V - первых десятилетий IV в. до н. э. подметил Н. Секунда: на надгробных рельефах и расписных сосудах гоплиты показаны полуобнаженными, одетыми только в плащ и шлем, но при этом имеющими обувь.70 Поскольку предметы снаряжения представлены с детальной точностью, то можно согласится с английским антиковедом в том, что данные изображения отражают реальность.71 Можно предположить, что так была снаряжена только наиболее знатная часть гоплитов, вероятно, среди прочих и воины "Священного отряда", тогда как остальные гоплиты были, без сомнения, одетыми. Так, надгробная плита Мнасона из Фив (424 г. до н. э.) показывает нам босого гоплита в хитоне-экзомисе, вооруженного простым, не украшенным внутри щитом, шлемом-пилосом, мечом и копьем.72 Ведь во второй половине V в. до н. э., особенно в период Пелопоннесской войны, воины, судя по изображениям, все чаще сражаются без панциря.73

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

24 тренировки в гимнасии были
С одной стороны