Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
В. Плотников. Глядя на них, спрашиваю: «Ребята, а что будет с вашими детьми?» // Вечерний клуб. - 1998. - 23.07 Подвергает ли себя опасности человек, согласившись участвовать в съемках документального фильма или в нашумевшей передаче? Скажется ли это каким-то образом на его судьбе? Разумеется, такое участие бывает непреднамеренным. Скажем, вы оказались свидетелем уличного события, которому посвящается репортаж. Невольными потерпевшими могут оказаться лица, случайно попавшие в кадр в эротических или криминальных сюжетах. Присутствие на экране дает аудитории основание заподозрить их в причастности к преступлению или неблаговидной акции. Наконец, вы можете стать виновником съемки, сделанной скрытой камерой. Многие полагают, что этическая коллизия тайной съемки решается последующим согласием героев на демонстрацию. Оператор А.Левитан вспоминал, как однажды до выпуска на экран картины он показал своей героине эпизоды, отснятые без ее ведома. Увидев себя на экране, она воскликнула: «Бог мой, мама узнает, что я курю!». Присутствующие рассмеялись. «Да нет же, запротестовала героиня, - вы не знаете моей мамы. У нее, во-первых, больное сердце, а, во-вторых, вы мне испортите домашние отношения». Авторам было жаль отказываться от эпизода, но они посчитали для себя обязательным его переснять. 142 « Я всегда говорю своему герою: вы будете первым, кто посмотрит картину», - рассказывает Марина Голдовская. Если какой-либо эпизод не устроит героя, а ей не удастся его переубедить - эпизод убирается. «Достаточно один раз переступить черту. Это как украсть... Во второй раз это сделать легче, в третий - совсем легко. Так вот, надо держать себя так, чтобы не сделать этого первый раз». Но бывают ситуации, когда документалисту приходится переступать черту. Однажды в школьном музее режиссер А. Каневский увидел пожелтевшее от времени письмо. Молоденькая ленинградская санитарка писала в августе 42 года о премьере 7-ой симфонии Шостаковича, которая потрясла ее. Письмо было адресовано на фронт - юному наводчику первого орудия. Льву Жакову. Они познакомились, когда ей было пятнадцать, он учился в 8-ом классе. Война разлучила их на четыре года. Почти ежедневно она писала ему на фронт из блокадного города, где на улицах падали обессиленные люди. В ее доме дедушка, старый ученый, зажав виски кулаками стонал и выл от голода. Живы ли близкие, по утрам узнавали по пульсу. Слово «любимый» на том листочке стояло под штампом «проверено военной цензурой». 460 писем сохранились с военного времени, и они берегли их всю жизнь. Раскрыть довоенный дермантиновый чемодан сорок лет спустя, чтобы перечитать эти письма в присутствии режиссера, тоже бывшего фронтовика, - таков был замысел А. Каневского. Но Любовь Вадимовна отказалась. Муж уговоривал: искусство требует жертв, объяснял он. Раньше это относилось к художнику, а теперь - к героям. «Она пошла на этот фильм, как на плаху, - вспоминал режиссер. - Перед каждой съемкой рыдала - не хочу, не могу. После съемок мы почти с ней не разговаривали. А потом они пришли на премьеру в Доме кино. Зал после фильма /«Во имя жизни и любви»/ разразился овацией. И я обратился со 143 сцены к публике - рассказал всю историю и попросил зрителей рассудить нас, кто прав. Вся публика встала и, стоя, кричала мне - вы! Любовь Вадимовна подошла ко мне и поцеловала». В другой раз режиссеру пришла в голову забавная идея. На курортах - в час между пляжем и до наступления вечера - обычно договариваются о свиданиях. Мужчины в это время становятся и возбужденными, ходят взволнованными, словно решается их судьба... А что если в Ялте поставить возле почтамта очаровательную девушку, которая будет кого-то ждать? Мужчины проходят мимо - за письмами до востребования. Останавливаются, заговаривают. Подбирают слова, стараются выглядеть лучше, признаются, что не женаты... А другие, напротив, - что женаты, чтобы показаться более честными... И в конце: «А что, простите, вы делаете сегодня вечером?». В финале этой десятиминутки в кадр должен был войти режиссер: «Маша, спасибо, что вы помогли нам снять эту ленту-шутку. Дайте, пожалуйста, радиомикрофон». Она вынимает его из сумочки. Тот продолжает: «А кстати, что вы делаете сегодня вечером?»... Идея занятная. Но ведь многие лица, сообразил режиссер, в кадре окажутся крупным планом... И не стал снимать этот фильм. Большинству сегодняшних документалистов такой отказ от своей идеи покажется наивным, а сам автор сентиментальным. Как, впрочем, и доводы оператора-режиссера В. Трошкина, снявшего в начале 60-х лирическую зарисовку «Весенние свидания». Скрытая камера подсматривала за влюбленными парочками - на улицах, в подъездах, на скамейках парка. Перед началом премьеры автор рассказывал залу, с каким смятением монтировал отснятую пленку. «Я вдруг подумал, а откуда мне известно, что этот юноша, так трепетно гладивший руки девушки, на самом деле не является чьим-то мужем? Или что его подруга не чья-то жена?.. Вот вам смешно, а попади эти кадры на глаза обманутому супругу... Вина лежала бы целиком на мне». 144 Кадры, снятые против воли человека или без его ведома и используемые ему во вред, - насилие над личностью. Многим ли это соображение сегодня приходит в голову? Как использовать современные средства для раскрытия человека в его собственных интересах? Техническая революция в области методов съемки скажется в полной мере лишь при условии, что она будет сопровождаться «моральной революцией», предостерегают исследователи новых съемочных технологий. «Поскольку вы снимаете фильмы такого рода, вы отвечаете за людей, которых вовлекли в авантюру... - размышлял в свое время над той же проблемой знаменитый французский режиссер-документалист Жан Руш. - Надо быть очень внимательным... Вы доктор Фауст, вы должны платить по счету». Но есть и другие мнения. «Для кинематографиста объект его исследования - все зримое, - излагал свою позицию в анкете о скрытой камере А. Митта. - Мозг художника не знает стыда, он делает достоянием гласности самые скрытые человеческие мотивы... Что же касается коллизии между потребностью автора показывать правду и его корректностью по отношению к героям, то, на мой взгляд, этический долг художника - это долг перед истиной, перед искусством...». Муратов С. ТВ эволюция нетерпимости История и конфликты этических представлений журналистики 3 собеседник |
|
|
|
|
