|
|
<<< ΛΛΛ >>>
204
ОЛИМПИЯ,
Пещеру. Ринальдо, возмущенный трусостью своих товарищей, которые были
храбрецами только в открытом поле, а войти в Рим не отваживались, бросил на
них презрительный взгляд.
- Так я один? - сказал он им.
Казалось, он погрузился в раздумье, затем продолжал:
- Вы негодяи! Пойду один и один захвачу эту богатую добычу!.. Решено!..
Прощайте.
- Атаман!.. - сказал Ламберти. - А что, если вас ждет неудача и вы
попадетесь?..
- Меня хранит бог! - отвечал Ринальдо, указывая на небо. С этими
словами он вышел и встретил на дороге управителя Браччиано.
- Страница кончена, - сказал Лусто, которого все слушали с
благоговением.
- Он читает нам свое произведение; - шепнул Гатьен сыну г-жи
Попино-Шандье.
- С первых же слов ясно, милостивые государыни, - продолжал журналист,
пользуясь случаем подурачить сансерцев, - что разбойники находятся в пещере.
Какую небрежность проявляли тогда романисты к деталям, которые теперь так
пристально и так долго изучаются якобы для передачи местного колорита! Ведь
если воры в пещере, то вместо: "указывая на небо", следовало сказать:
"указывая на свод". Однако, несмотря на эту погрешность, Ринальдо кажется
мне человеком решительным, и его обращение к богу пахнет Италией. В этом
романе есть намек на местный колорит... Черт возьми! Разбойники, пещера,
этот предусмотрительный Ламберти... Тут целый водевиль на одной странице!
Прибавьте к этим основным элементам любовную интрижку, молоденькую
крестьяночку с затейливой прической, в короткой юбочке и сотню мерзких
куплетов.., и - боже мой! - публика валом повалит! Потом Ринальдо... Как это
имя подходит Лафону! Если б ему черные баки, обтянутые панталокы, да плащ,
да усы, пистолет и островерхую шляпу; да если б директор "Водевиля" рискнул
оплатить несколько газетных статей - вот вам верных пятьдесят представлений
для театра и шесть тысяч франков авторских, если я соглашусь похвалить эту
пьесу в своем фельетоне. Но продолжим:
ИЛИ РИМСКАЯ МЕСТЬ.
197
Герцогиня Браччиано нашла наконец свою перчатку. Адольф, который привел
ее обратно в апельсиновую рощу, мог предположить, что в этой забывчивости
таилось кокетство, ибо роща тогда была пустынна. Издали слабо доносился шум
праздника. Объявленное представление fantoccini <Кукольное представление
(итал.).> всех привлекло в галерею. Никогда еще Олимпия не казалась своему
любовнику такой прекрасной. Их взоры, загоревшиеся одним огнем, встретились.
Наступил момент молчания, упоительного для их душ и невыразимого словами.
Они сели на ту же скамью, где сидели я обществе кавалера Палуцци и
насмешников
- Вот тебе на! Я не вижу больше нашего Ринальдо! - воскликнул Лусто. -
Однако благодаря этой странице искушенный в литературе человек мигом
разберется в положении дел. Герцогиня Олимпия - женщина, которая умышленно
забывает свои перчатки в пустынной роще!
- Если только не быть существом промежуточным между устрицей и
помощником письмоводителя, - а это два представителя животного царства,
наиболее близкие к окаменелостям, - заметил Бьяншон, - то невозможно не
признать в Олимпии...
- Тридцатилетнюю женщину! - подхватила г-жа де ла Бодрэ, опасавшаяся
чересчур грубого определения.
- Значит, Адольфу двадцать два, - продолжал доктор, - потому что
итальянка в тридцать лет все равно, что парижанка в сорок.
- Исходя из этих двух предположений, можно восстановить весь роман, -
сказал Лусто. - И этот кавалер Палуцци! А? Каков мужчина!.. Стиль этих двух
страниц слабоват, автор, должно быть, служил в отделе косвенных налогов и
сочинил роман, чтобы заплатить своему портному...
- В те времена, - сказал Бьяншон, - существовала цензура, и человек,
который попадал под ножницы тысяча восемьсот пятого года, заслуживает такого
же снисхождения, как те, кто в тысяча семьсот девяносто третьем шли на
эшафот.
- Вы что-нибудь понимаете? - робко спросила г-жа Горжю, супруга мэра, у
г-жи де Кланьи.
Жена прокурора, которая, по словам г-на Гравье, могла обратить в
бегство молодого казака в 1814 году, подтянулась, как кавалерист в
стременах, и скроила своей соседке гримасу, обозначавшую: "На нас смотрят!
Давайте улыбаться, словно мы все понимаем".
- Очаровательно! - сказала супруга мэра Гатьену. - Пожалуйста, господин
Лусто, продолжайте.
Лусто взглянул на обеих женщин, похожих на две индийские пагоды, и
насилу удержался от смеха. Он счел уместным воскликнуть: "Внимание!" и
продолжал:
ИЛИ РИМСКАЯ МЕСТЬ.
209
В тишине зашуршало платье. Вдруг взорам герцогини предстал кардинал
Борборигано. Лицо его было мрачно; надо лбом его, казалось, нависли тучи, а
в его морщинах рисовалась горькая усмешка.
- Сударыня, - сказал он, - вас подозревают. Если вы виновны -
спасайтесь! Если вы невинны - тем более спасайтесь, ибо, добродетельны вы
или преступны, издалека вам гораздо легче будет защищаться...
- Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, за вашу заботливость, -
сказала она, - герцог Браччиано появится вновь, когда я найду нужным
доказать, что он существует.
- Кардинал Борборигано! - вскричал Бьяншон. - Клянусь ключами папы!
Если вы не согласны со мной, что одно его имя - уже перл создания; если вы
не чувствуете в словах "в тишине зашуршало платье" всей поэзии образа
Скедони, созданного госпожой Радклиф в "Исповедальне чернецов", вы
недостойны читать романы...
- По-моему, - сказала Дина, которой стало жаль восемнадцати сансерцев,
уставившихся на Лусто, - действие развивается. Мне ясно все: я в Риме, я
вижу труп убитого мужа, я вижу его дерзкую и развратную жену, которая
устроила свое ложе в кратере вулкана. Всякую ночь, при каждом объятии она
говорит себе: "Все от кроется!.."
- Видите вы ее, - вскричал Лусто, - как обнимает она этого господина
Адольфа, как прижимает к себе, как хочет всю свою жизнь вложить в поцелуй?..
Адольф представляется мне великолепно сложенным молодым человеком, но не
умным, - из тех молодых людей, какие и нужны итальянкам. Ринальдо парит над
интригой нам неизвестной, но которая, должно быть, так же сложна, как в
какой-нибудь мелодраме Пиксерекура. Впрочем, мы можем вообразить, что
Ринальдо проходит где-то в глубине сцены, как персонаж из драм Виктора Гюго.
- А может быть, он-то и есть муж! - воскликнула г-жа де ла Бодрэ.
- Понимаете вы во всем этом хоть что-нибудь? - спросила г-жа Пьедефер у
жены председателя суда.
- Это прелесть! - сказала г-жа де ла Бодрэ матери. У всех сансерцев
глаза стали круглые, как пятифранковая монета.
- Читайте же, прошу вас, - сказала г-жа де ла Бодрэ.
Лусто продолжал:
216
ОЛИМПИЯ,
- Ваш ключ!..
- Вы потеряли его?
- Он в роще...
- Бежим...
- Не захватил ли его кардинал?..
- Нет... Вот он...
- Какой опасности мы избегли!
Олимпия взглянула на ключ, ей показалось, что это ее собственный ключ;
но Ринальдо его подменил; хитрость его удалась, - теперь он владел настоящим
ключом. Современный Картуш, он столь же был ловок, сколь храбр, и,
подозревая, что только громадные сокровища могут заставить герцогиню всегда
носить на поясе!
- Ну-ка поищем!.. - вскричал Лусто. - Следующей нечетной страницы здесь
нет. - Рассеять наше недоумение может только страница двести двенадцатая.
212
ОЛИМПИЯ,
- Что, если б ключ потерялся!
- Он бы умер...
- Умер! Вы должны были бы снизойти к последней просьбе, с которой он
обратился к вам, и дать ему свободу при условии, что...
- Вы его не знаете...
- Однако...
- Молчи. Я взяла себя в любовники, а не в духовники
Адольф умолк.
<<< ΛΛΛ >>>
Бальзак О. Провинциальная муза классической литературы 1 счастье
Ответил он
Ваша светлость
|
|
