<<<     ΛΛΛ     >>>   

вытоки. Сняли со стены праздные плакаты. Сдвинули мой стол. И к окнам, под

образа, поставили на табуретках гроб, сколоченный без затей.

А в гробу лежала Матрена. Чистой простыней было покрыто ее

отсутствующее изуродованное тело, и голова охвачена белым платком, -- а лицо

осталось целехонькое, спокойное, больше живое, чем мертвое.

Деревенские приходили постоять-посмотреть. Женщины приводили и

маленьких детей взглянуть на мертвую. И если начинался плач, все женщины,

хотя бы зашли они в избу из пустого любопытства, -- все обязательно

подплакивали от двери и от стен, как бы аккомпанировали хором. А мужчины

стояли молча навытяжку, сняв шапки.

Самый же плач доставалось вести родственницам. В плаче заметил я

холодно-продуманный, искони-заведенный порядок. Те, кто подале, подходили к

гробу ненадолго и у самого гроба причитали негромко. Те, кто считал себя

покойнице роднее, начинали плач еще с порога, а достигнув гроба, наклонялись

голосить над самым лицом усопшей. Мелодия была самодеятельная у каждой

плакальщицы. И свои собственные излагались мысли и чувства.

Тут узнал я, что плач над покойной не просто есть плач, а своего рода

политика. Слетелись три сестры Матрены, захватили избу, козу и печь, заперли

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В воскресенье
Не любил я ее всегда приходила она к моей матрене жаловаться
Столько топишь
Пассажиры усаживались