|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Капроновая елочка
Двое стояли на тракте, ждали попутную машину. А ма не было. Час
назад проехали две груженые -- не остано. И больше не было. А через
восемь часов -- Новый год.
Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопа рукавицами...
Было морозно.
-- Кхах!.. Не могу больше, -- сказал один. -- Айда греть, ну ее к
черту все. Что теперь, подыхать, что ли?
Метрах в двухстах была чайная, туда они и направились.
Впереди, припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти
греться. При своей хромоте он шел как-то очень аккуратно, ловко, ладно.
Следом, заложив руки за спи, вышагивал мужик метра в два с лишним.
Шагавший впе то и дело оглядывался на тракт; второй сосредоточенно
смотрел себе под ноги. Оба были из одной деревни, из Була, оба утром
приехали в город по своим делам и договори вместе уехать. Тот, что
пониже, работал кладовщиком в Булановской РТС, другой -- кузнецом в той же
РТС. Кладов звали Павлом. Большого мужика -- Федором.
-- Я думаю, их совсем седня не будет, -- сказал Павел. -- Под Новый год
ни один дурак никуда не поедет.
Федор промолчал.
В чайной было тепло и пусто.
Павел прошел к стойке. Федор для приличия обмахнул рукавицей валенки и
тоже прошел к стойке.
-- Налей по сто пятьдесят, -- сказал Павел.
-- Все еще не уехали? -- без всякого интереса спросила буфетчица. (Они
уже разок приходили греться.)
-- Не уехали. Новый год с тобой встречать будем. Соглас? --
поинтересовался Павел.
Молодая толстая буфетчица налила два по сто пятьдесят, отрезала два
куска хлеба и только после этого ответила:
-- Много таких желающих найдется.
Павел сдвинул шапку на затылок, весело посмотрел на буфетчицу, сказал
неопределенно:
-- Да-а...
Выпили. Присели к столику, молча ели хлеб, макая его в солонку.
Вошел еще один посетитель, представительный мужчина в козлиной дохе, в
новых негнущихся валенках, в папахе.
Сказал громко:
-- С приближающимся! -- У него, видно, было хорошее настроение.
Никто ему не ответил.
Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.
-- Сто грамм, голубушка, и чего-нибудь... -- вытянул шею, разглядывая
полки. -- Чего-нибудь на зубок.
Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на представительног
мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в их деревне одинокая
вдова Нюра Чалова, до, приветливая баба. И вот этот самый человек ездил
к ней из города по праздникам и в выходные дни. В городе у него была семья,
дети, двое, кажется. Нюра знала это, но по-то отказать не могла --
принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.
Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутер к столику.
-- Тоже ехать?
-- Мгм.
-- Нету машин?
-- Мгм, -- односложно отвечал Павел, в упор разгляды мужчину.
-- А что делать?
-- ???
-- Черт... Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то?
Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:
-- Что, живешь там?
-- Да нет... -- Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел
увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. -- В гости еду.
-- Понятно, -- значительно сказал Павел.
-- Как же добираться-то будем? -- сокрушался мужчи. -- А вам не в
Буланово?
-- Пешком, -- решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера. -- Я
думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут... А?
Федор задумчиво жевал.
-- Вы тоже в Буланово? -- еще раз спросил мужчина. Опять ему не
ответили.
-- Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.
-- Сколько километров? -- все пытался влезть в разговор мужчина. И
опять на него не обратили внимания.
-- Как, Федор?
-- Пошли. -- Федор поднялся.
-- Так вы тоже в Буланово? Или куда?
-- В Буланово, -- сердито ответил Павел.
-- Черт возьми совсем! -- Мужчина потрогал в раздумье гладко выбритый,
круглый, как пятка, подбородок. -- Что же делать-то? Совсем не идут машины?
-- Попробуй подожди, может, тебе повезет.
Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед тоскливым
взглядом.
-- К Нюрке опять собрался, -- сказал Павел, когда вы на улицу. --
Водка в карманах... Гад.
Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.
-- Всыпать разок хорошенько -- перестанет ходить, -- сказал он.
Помолчал и добавил: -- Нюрку только жалко.
-- Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..
-- Та-а... чо ты ее осуждаешь? Ихное дело... слабые они. А он, видно,
приласкал.
Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:
-- Э-э!
Их догонял ухажер.
-- Ты глянь! -- изумился Павел. -- Идти хочет.
Федор ничего не сказал и не сбавил шага.
-- Пошли!.. Иду с вами! -- объявил ухажер таким тоном, точно он кого-то
очень обрадовал этим своим решением.
Пошли втроем.
Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое под крыши, к
камелькам. Под ногами путников гром взыкала мерзлая дорога.
-- Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот вось году не
метеор в тайгу упал, а люди какие-то к нам при. С другой планеты, --
заговорил Павел, обращаясь к Федору.
-- Ерунда все это, -- авторитетно заявил ухажер. -- Фан.
-- Что-то у них испортилось, и произошел взрыв -- ма не долетели,
-- продолжал Павел, не обращая внима на замечания ухажера. -- Как
считаешь, Федор?
-- А я откуда знаю?
-- По-моему, люди были, -- сам с собой стал рассуждать Павел. --
Что-нибудь не рассчитали... Могло горючего не хватить.
-- Сказки, -- уверенно сказал ухажер. -- Народу лишь бы поболтать,
выдумывают всякие теории.
Павел обернулся к нему.
-- Есть поумнее нас с тобой. Понял?
Ухажер не понял.
-- Ну и что?
-- А то, что не надо зря вякать. "Сказки"...
Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмех.
-- Верь, верь, мне-то что.
-- Каждый из себя ученого корчит... -- Павел сердито вы. --
Расплодилось ученых: в собаку кинь -- в уче попадешь.
Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ни не сказал.
Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык-взык, взык-взык... Ветер
маленько поослаб.
Вышли за город. Остановились закурить.
-- Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, прой логом --
ферма Светлоозерская будет. От той фермы до повернет вправо, к реке...
Там пасека попадется. А там километров шесть -- и Буланово, -- объяснил
Павел.
Пошли.
-- А ты чего в городе делаешь? -- спросил вдруг Федор, оглянувшись на
ухажера.
-- Как?
-- Где работаешь-то?
-- А? По снабжению. -- Ухажер расправил плечи, весело посмотрел вперед.
Положительно у него были хороши дела. Он радовался предстоящей встрече.
-- Воруешь? -- поинтересовался Павел.
-- Зачем? -- Снабженец не обиделся. -- Кто ворует, тот в тюрьме сидит.
А я, как видишь, вольный человек.
-- Значит, умеешь.
-- А к кому в гости идешь? -- опять спросил Федор.
Снабженец ответил не сразу и неохотно.
-- Так... к знакомым.
-- Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? -- Павла взволновал
вопрос: ворует этот человек или нет?
-- Девятьсот восемьдесят. По-старому конечно.
-- А семья какая?
-- Четверо со мной.
-- Жена работает?
-- Нет.
-- Давай считать, -- зловеще сказал Павел. -- Двое ребятешек -- обуть,
одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Же... тоже небось принарядиться
любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться -- двести.
Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот льешь.
Так? На пропитанье клади пять-шесть сот -- сколько выходит? А ты одет-то вон
как -- одна доха небось тыщи две с половиной...
-- Две семьсот, -- не без гордости поправил снабженец.
-- Вот!
-- Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело: увидел, что
человек хорошо живет, -- значит, ворует. Легче всего так рассуждать.
-- А где же ты берешь-то?!
-- Уметь надо, я говорю. И без воровства умные люди крепко живут.
Голову надо иметь на плечах.
Павел махнул рукой. И замолчал.
Прошли лесок. Остановились еще закурить. -- Половинку прошли, -- сказал
довольный Павел и по себя руками по бокам. -- Счас там пельмешки
заворачивают!.. Водочка в сенцах стоит, зараза. С морозца-то так оно это
дело пойдет! Люблю празднички, грешная душа.
-- А чего ты без жены в гости поехал? -- спросил Федор, глядя на
снабженца спокойно и презрительно.
Тот нехорошо прищурился, окинул громадного Федора оценивающим взглядом,
сказал резко:
-- А твое-то какое дело? -- Он, видно, стал догадываться, куда клонит
Федор. -- Что тебе до моей жены?
Федор и Павел удивленно посмотрели на своего попутчи: как-то он
очень уж просто и глупо разозлился. Павел кач головой.
-- Не глянется.
-- Мне до твоей жены нету, конечно, дела, -- вяло согла Федор. --
Интересно просто.
Пошли дальше.
Прошли еще километра три-четыре, прошли лог, сверну вправо.
Стало быстро темнеть. И вместе с темнотой неожиданно потеплело. Небо
заволоклось низкими тучами. Подозритель тихо сделалось.
-- Чувствуете, товарищи? -- встревоженно сказал снаб.
-- Чувствуем! -- насмешливо откликнулся Павел; они с Федором шли
впереди.
Еще прошли немного.
Федор остановился, выплюнул на снег окурок, спокойно, ни к кому не
обращаясь, сказал:
-- Счас дунет.
-- Твою мать-то, -- заругался снабженец и оглянулся кру -- было
совсем темно. И все та же зловещая давила ти.
-- Успеем, -- сказал Павел. -- Поднажмем малость.
Федор двинулся вперед. За ним -- Павел и снабженец.
-- А если не успеем? -- спросил снабженец. -- А?
-- Отстань, ну тя! -- обозлился Павел. -- Трухнул уже?
Пошел снег. Поначалу сыпал сухой и мелкий, потом по густо,
хлопьями. Все пространство от земли до неба наполнилось тихим шорохом.
Так продолжалось недолго. Стал дергать нехолодный ве, и с каждым
разом порывы его крепчали.
Через десять минут вверху загудело.
-- Так, -- сказал снабженец, останавливаясь. Но оба его спутника молча
продолжали идти вперед. Снабженец догнал их.
Ветер сперва кружил: то в спину толкал, то с боков. По наладился
встречный -- в лоб. В ушах засвистело, в лицо полетели тысячи маленьких
холодных пуль.
Дорогу перемело; ноги то и дело вязли в сугробе. Павел раза три отбегал
в сторону, пропадая во тьме. По и кричал бодро:
-- Верно идем!
А идти становилось все труднее. Ветер ревел, бил людей холодными
мокрыми ладонями, пытался свалить с ног. Ввер нечто безобразно огромное,
сорвавшееся с цепей, бесно, рыдало, выло...
Снабженец путался в длинной дохе, падал. Один раз упал и потерял
рукавицу.
-- Э-э! -- заорал он, ползая в снегу -- Подождите!
К нему подошел Федор. Долго вместе искали рукавицу. Нашли. Федор помог
снабженцу подняться.
Павел топтался на снегу кругами -- хотел понять: на до они или
сбились.
-- Где же пасека-то твоя?! -- не скрывая раздражения, крикнул
снабженец.
-- Будет и пасека! Все будет... -- ответил Павел. -- Терпе! -- Он
надолго пропал в темноте.
Федор и снабженец стояли рядом, спинами к ветру.
-- Трепач он, -- сказал снабженец.
Федор повернул к нему голову.
-- Я говорю, сбился он! -- повторил снабженец.
Федор промолчал. Он знал это.
Неожиданно рядом появился Павел.
-- Так, братики!.. -- Он коротко и невесело хохотнул. -- Маленько
того... заблудились!
-- Как? -- спросил снабженец.
-- Но я направление примерно знаю. Надо идти.
-- Как заблудились?! -- опять спросил снабженец.
-- "Как! Как!" -- озверел Павел. -- Пасека должна быть, а ее нету, вот
как! Заладил, блохастый!
-- Ты что, смеешься, что ли?
-- Пошли! -- скомандовал Павел. -- Главное, идти, не стоять. Я
направление знаю: на ветер надо идти.
Федор послушно двинулся вперед -- на ветер.
-- Да куда идти?! Куда идти?! -- перекрывая вой ветра, заора
снабженец. -- Вы что, маленькие, что ли?!
Ему не ответили. Двое удалялись от него. Он догнал их, схватился за
полушубок Федора, быстро заговорил:
-- Надо счас в снег зарыться, переждать!.. Я слышал, так делают. Мы же
пропадем иначе. Выбьемся из сил и пропа! Он же не знает, куда идти!..
Федор, не оборачиваясь, крикнул:
-- Ничо, шагай!
С полчаса медленно, с отчаянным злым упорством шли навстречу ветру,
проваливаясь по колено в снег.
Ветер неистовствовал.
Павел остановился наконец, долго соображал, бессмыс вглядываясь в
ревущую тьму.
-- Ну?! -- крикнул Федор.
-- Придется выходить на тракт. На деревню можем не по -- ни черта
не видно! Сворачиваем! -- распорядился он.
-- Сволочь! -- громко сказал снабженец.
Это услышали; Павел повернулся и пошел было к нему, но Федор подтолкнул
его вперед.
-- Дерьмо собачье, -- проворчал Павел.
Опять трое, перегнувшись пополам, медленно побрели по целику. Ветер
теперь бил слева. Еще прошло какое-то время.
-- Я больше не могу! -- заявил снабженец. -- Все!
Остановились.
-- Как это не можешь? -- спросил Павел.
-- Не могу! Ясно?.. -- Снабженец глотнул ветра, закаш. -- Надо
же... кха-кха-кха!.. Надо ж понимать, идиоты! Никуда нам не выйти! -- Он сел
на снег и согнулся в новом приступе кашля. -- Я зароюсь в снег и пережду.
К нему подошел Павел. Склонился.
-- Идти надо, чего ты слюни-то распустил! Куда заро, дура
сырая?.. Замерзнешь тут, как кочерыжка, и все. Он на сутки зарядил, не
меньше. Идти надо!
-- - Уйди от меня, трепач! -- взвизгнул снабженец и заматерился.
Павел облапил его, стал поднимать.
-- Пойде-ешь!.. Как Исусик пойдешь у меня, ухажер су. Я те
зароюсь...
Снабженец отчаянно упирался, хрипло, всхлипами ды... Плюнул в лицо
Павлу.
-- Гад! Завел!..
Павел развернулся и навесил снабженцу в челюсть. Тот упал в снег.
Федор, стоявший до этого в сторонке, подошел к ним, оттолкнул Павла. Взяв
снабженца за грудки, поднял.
-- Кому сказано: идти! А то, если я разок вмажу, от тебя одна доха
останется. Шагай!
Снабженец покорно пошел.
-- Погоди, -- сказал Федор. -- Давай твою доху, а сам на мой
полушубок -- легче будет.
Снабженец молча снял доху, надел легкий, удобный в ходьбе полушубок.
Павел вышел вперед... И опять пошли.
Часа в четыре ночи Павел остановился, расстегнул полу, вытряхнул
из-за пазухи снег, сказал без особой ра:
-- Буланово -- собак слышно. -- Он устал смертельно.
Постучались в крайнюю избу.
Их спросили из-за двери, кто они, откуда... Павел назвал себя, Федора.
Им сказали, что не знают таких. Павел заорал:
-- Вы что, с ума там посходили?! Люди подыхают, а они допрос учинили!
-- Вышибай дверь, -- робко и устало посоветовал снаб.
Их впустили.
В избе выяснилось: это не Буланово, а зверосовхоз "Маяк".
Павел аж присвистнул.
-- Какого кругаля дали!
Снабженец осторожно отряхивался у порога. Федор снял доху, повесил на
стену. Снабженец снял ее, вынес в сенцы и там долго отряхивал с нее снег.
-- Водки теперь, конечно, не достать? -- спросил Павел.
-- Какая водка! -- воскликнул хозяин, зевая и кутаясь в одеяло -- в
избе выстыло. Из-за его спины выглядывала не заспанная жена. -- Я
б счас сам с удовольствием похмелился.
-- Ну, нет так нет. На нет, говорят, и спроса нет, -- грустн
согласился Павел.
Снабженец долго устраивал доху на вешалку, потом при на припечье.
-- Давай спать, Федор, -- сказал Павел. -- Небось не простынем.
Они расстелили на полу полушубки, легли, не раздеваясь.
Хозяин дал им укрыться свой тулуп.
Снабженец залез на печку.
Погасили свет.
-- Стретили Новый год, -- вздохнул Павел. -- Язви тя в душу.
Буран колотил по крыше дома. В печной трубе тоскливо завывало. Во
дворе, под окнами, скулила собака. Громко хлопали ворота -- когда входили,
забыли их закрыть.
-- Ворота-то... черти вы такие, -- сказал хозяин. -- Рас теперь.
Пришельцы промолчали -- никому не хотелось идти за ворота.
Минут десять лежали тихо.
-- Слышь, на печке! -- строго сказал Павел. -- У тебя есть водка. В
карманах, в дохе. Я видел вчера. Мы же отдадим тебе...
-- Была, -- откликнулся негромко снабженец. -- Потерял я ее. Выронил.
Павел повернулся на бок и затих.
С печки послышалось ровное посапывание. Павел не поднялся,
подошел к дохе снабженца и стал шарить по карманам -- искал водку. Водки
действительно не было. В одном кармане он наткнулся на какой-то странный
колю предмет. Павел вытащил его, зажег спичку -- то была маленькая
капроновая елочка, увешанная крошечными иг. Елочка была мокрая и
изрядно помятая у осно. У крестовинки прикреплена бумажка, и на ней
напи печатными буковками: "Нюсе, моей голубушке. От Мити".
-- Положь на место, -- сказал вдруг снабженец с печки.
Павел положил елочку в карман дохи, лег.
-- К Нюрке опять пошел? -- спросил он.
-- Не твое дело.
-- "Митя", -- передразнил Павел. -- Какой же ты Митя? Ты уж, слава те
Господи, целый Митька.
-- Огурцов Укроп Помидорыч, -- зачем-то сказал Федор. И хмыкнул.
-- До чего ушлый народ! -- возмутился Павел. -- Залезет вот такой гад в
душу с разными словами -- и все, и полный хозяин там...
-- Пошли вы к черту! -- громко сказал снабженец. -- Че вы
злитесь-то, как собаки?
-- Да хватит вам, -- заворчал хозяин. -- Нашли время разговаривать.
Дайте доспать нормально.
Замолчали.
Хозяин через три минуты захрапел.
-- А то злятся все, как собаки, -- сказал снабженец с печ. -- Не
глянется, что лучше вас живу?
Павел и Федор не сразу нашлись, что на это ответить.
-- Закрой варежку, -- сказал наконец Павел. -- Ворюга.
-- Ты меня поймал, чтоб так говорить? -- повысил голос снабженец.
Чувствовалось, что он привстал.
-- Я тебя по походке вижу.
-- Нет, ты поймал меня?
-- Сдался ты мне -- ловить тебя. А от Нюрки тебя, поган, отвадим,
заранее говорю. Придешь седня, мы там погово.
-- Да какое ваше дело?! -- почти закричал снабженец.
Проснулся хозяин.
-- Ну, ребята, -- сердито заговорил он, -- пустил вас как добрых людей,
так вы теперь соснуть не даете. Чего вы орете-то? Что, дня не хватает для
разговоров ваших дурацких?
Замолчали.
Долго лежали так.
-- Как собаки накинутся... -- шепотом сказал снабженец.
-- Гад, -- тоже шепотом сказал Павел. -- "Милой голу..." Голубчик
нашелся. Я тя седня в деревне приголублю.
Федор хохотнул в рукав.
-- Мужики, у вас совесть есть или нету? -- совсем зло сказала хозяйка.
-- Вы что?!
-- Все, спим, -- серьезно сказал Павел. -- Давай спать, Федор.
Скоро все заснули,
К утру буран улегся.
Павел с Федором проспали; снабженца в избе уже не было.
-- Ушел, -- сказал хозяин.
Выпили с хозяином две бутылки водки и пошли навеселе в Буланово.
Двенадцать километров отшагали незаметно.
В Буланове завернули еще в чайную, еще подкрепились... Совсем хорошо
стало на душе.
-- Пошли к Нюрке зайдем? -- предложил Павел. -- Поглядим на их...
-- Пошли, -- согласился Федор.
-- Мне все же охота поговорить с им, -- не терпелось Павлу -- Доху
надел... Сука! А я полушубок не мог взять: по шестьдесят восемь рублей
привозили, не мог занять ни у кого. А что я, хуже его работаю?! -- Павел
кричал и размахи руками. -- Что я, хуже его?!
Федор молчал.
Нюра ждала гостей... Только не этих. Сидела в прибран избе --
нарядная, хорошая. Стол был застелен камчат скатертью; на нем стоял
начищенный самовар -- и все пока, больше ничего. В избе было празднично.
-- А где он? -- сразу спросил Павел.
-- Кто?
-- Этот гусь... В дохе-то?
Нюра покраснела.
-- Никого здесь нету. Вы чего?
-- Не пошел, -- сказал Федор. -- Он обратно в город уехал.
-- А-а... струсил! -- Павел был доволен. Стал рассказы Нюре: --
Шли ночью с твоим... ухажером. Елочку тебе нес, гад такой. И главное,
написал: "От голубчика Мити". Я говорю: если, говорю, я тебя еще раз увижу у
Нюрки, ноги повыдергаю. Ты, говорю, недостойный ее! Ты же так ез --
лишь бы время провести, а ей мужа надо. Да не тако мозгляка, а хорошего
мужика! -- Не замечал Павел, как меняется в лице Нюра, слушая его. -- А ты
гони его, если он еще придет! Гони метлой поганой! Митя мне, понимаешь...
Федор смотрел на Нюру. Молчал.
-- Спасибо, Павел, -- сказала Нюра.
-- Ты мне скажи, когда он придет...
-- Спасибо тебе. Позаботился. А то сидишь одна -- и ни-то до тебя
нету дела. А ты вот пришел... позаботил... -- Нюра отвернулась к окну,
кашлянула.
-- А чего? -- не понял Павел.
-- Ничего. Спасибо... -- Голос Нюры задрожал. Она вы уголком
платка слезы.
-- Пошли, -- сказал Федор.
-- А ты чего, Нюр? -- все хотел понять Павел.
-- Пошли, -- опять сказал Федор. И подтолкнул Павла к двери. Вышли.
-- А чего она?
-- Зря, -- сказал Федор. -- Не надо было.
-- Чего она, обиделась, что ли?
Федор не ответил.
-- Ей же, понимаешь, делаешь лучше, она -- в слезы. Бабье!
-- Трепесся много, -- сказал Федор. -- Как сорока на колу. У вас все в
роду трепачи были. Балаболки.
-- А ты-то чо? -- Павел приостановился от неожиданности.
Федор как шагал, так продолжал шагать.
-- Федор! -- крикнул Павел. -- Пошли, у меня пара буты дома есть.
Пошли?
Федор свернул в свой переулок -- не оглянулся.
Павел постоял еще немного в раздумье. Плюнул в серд и тоже пошел
домой.
-- Пошли вы все!.. Им же, понимаешь, лучше делаешь, а они... строют из
себя. Я же виноват, понимаешь. Народ!
Классный водитель
Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый па -- шофер
Пашка Холманский. Сухой, жилистый, лег на ногу. С круглыми
изжелта-серыми смелыми глазами, с прямым тонким носом, рябоватый, с крутой
ломаной бровью, не то очень злой, не то красивый. Смахивал на какую-то
птицу.
Пашка был родом из кержаков, откуда-то с верхних сел по Катуни, но
решительно ничего не усвоил из старомодного неповоротливого кержацкого
уклада.
В Быстрянку он попал так.
Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай воз из города на
колхозном "газике". Посреди дороги у них лопнула рессора. Прохоров, всласть
наругавшись с шо, стал голосовать попутным машинам. Две не
остано, а третья, полуторка, притормозила. Шофер откинул дверцу
-- Куда?
-- До Быстрянки.
-- А Салтон -- это дальше или ближе?
-- Малость ближе. А что?
-- Садись до Салтона. Дорогу покажешь.
-- Поехали.
Шофер сидел, откинувшись на спинку сиденья; правая рука -- на штурвале,
левая -- локтем -- на дверце кабины. Смотрел вперед, на дорогу, задумчиво
щурился.
Полуторка летела на предельной скорости, чудом минуя выбоины. С одной
встречной машиной разминулись так близко, что у председателя дух захватило.
Он посмотрел на шофера: тот сидел как ни в чем не бывало, щурился.
-- Ты еще головы никогда не ломал? -- спросил Прохо.
-- А?.. Ничего. Не трусь, дядя. Главное в авиации что? -- улыбнулся
шофер. Улыбка простецкая, добрая.
-- Главное в авиации -- не трепаться, по-моему.
-- Нет, не то. -- Парень совсем отпустил штурвал и полез в карман за
папиросами. Его, видно, забавляло, что пассажир трусит.
Прохоров стиснул зубы и отвернулся.
В этот момент полуторку основательно подкинуло. Про инстинктивно
схватился за дверцу. Свирепо посмотрел на шофера.
-- Ты!.. Авиатор!
Парень опять улыбнулся.
-- Уважаю скорость, -- признался он.
Прохоров внимательно посмотрел в глаза парню: парень чем-то нравился
ему.
-- Ты в Салтон зачем едешь?
-- В командировку.
-- На сев, что ли?
-- Да... помочь мужичкам надо.
Хитрый Прохоров некоторое время молчал. Закурил тоже. Он решил
переманить шофера в свой колхоз.
-- В сам Салтон или в район?
-- В район. Деревня Листвянка... Хорошие места тут у вас.
-- Тебя как зовут-то?
-- Меня-то? Павлом. Павел Егорыч.
-- Тезки с тобой, -- сказал Прохоров. -- Я тоже по батьке Егорыч.
Поехали ко мне, Егорыч?
-- То есть как?
-- Так. Я в Листвянке знаю председателя и договорюсь с ним насчет тебя.
Я тоже председатель. Листвянка -- это дыра, я тебе должен сказать. А у нас
деревня...
-- Что-то не понимаю: у меня же в командировке ска...
-- Да какая тебе разница?! Я тебе дам такой же доку... что ты
отработал на посевной -- все честь по чести. А мы с тем председателем
договоримся. За ним как раз дол имеется. А?
-- Клуб есть? -- спросил Пашка.
-- Клуб? Ну как же!
-- Сфотографировано.
-- Что?
-- Согласен, говорю! Пирамидон.
Прохоров заискивающе посмеялся.
-- Шутник ты... (Один лишний шофер да еще с машиной на посевной -- это
пирамидон, да еще какой!) Шутник ты, Егорыч.
-- Стараюсь. Значит, клубишко имеется?
-- Имеется, Паша. Вот такой клуб -- бывшая церковь!
-- Помолимся, -- сказал Пашка.
Оба -- Прохоров и Пашка -- засмеялись.
Так попал Павел Егорыч в Быстрянку.
Жил Пашка у Прохорова. Быстро сдружился с хозяйкой, женой Прохорова,
охотно беседовал с ней вечерами.
-- Жена должна чувствовать! -- утверждал Пашка, с удовольствие
уписывая жирную лапшу с гусятиной.
-- Правильно, Егорыч, -- поддакивал Ермолай, согнув пополам,
стаскивая с ноги тесный сапог. -- Что это за жена, которая не чувствует?
-- Если я прихожу домой, -- продолжал Пашка, -- так? -- усталый,
грязный -- то-се, я должен первым делом видеть энергичную жену. Я ей,
например: "Здорово, Маруся!" Она мне весело: "Здорово, Павлик! Ты устал?"
-- А если она сама, бедная, наработается за день, то отку же у нее
веселье возьмется? -- замечала хозяйка.
-- Все равно. А если она грустная, кислая, я ей говорю: пирамидон. И
меня потянет к другим. Верно, Егорыч?
-- Абсолютно! -- поддакивал Прохоров.
Хозяйка притворно сердилась и называла всех мужиков охальниками.
В клубе Пашка появился на второй день после своего приезда. Сдержанно
веселый, яркий: в бордовой рубахе с распахнутым ворогом, в хромовых
сапогах-вытяжках, в воен новенькой фуражке, из-под козырька которой
русой хмелиной завивался чуб.
-- Как здесь население... ничего? -- равнодушно спросил он у одного
парня, а сам ненароком обшаривал глазами тан: хотел знать, какое он
произвел впечатление на "местное население".
-- Ничего, -- ответил парень.
-- А ты, например, чего такой кислый?
-- А ты кто такой, чтобы допрос устраивать? -- обиделся парень.
Пашка миролюбиво оскалился:
-- Я ваш новый прокурор. Порядки приехал наводить.
-- Смотри, как бы тебе самому не навели тут.
-- Ничего. -- Пашка подмигнул парню и продолжал рас девушек
и ребят в зале.
Его тоже рассматривали.
Пашка такие моменты любил. Неведомое, незнакомое, недружелюбное
поначалу волновало его. Больше всего, ко, интересовали девки.
Танец кончился. Пары расходились по местам.
-- Что за дивчина? -- спросил Пашка у того же парня; он увидел Настю
Платонову, местную красавицу.
Парень не захотел с ним разговаривать, отошел.
Заиграли вальс.
Пашка прошел через весь зал к Насте, слегка поклонился ей и громко
сказал:
-- Предлагаю на тур вальса!
Все подивились изысканности Пашки; на него стали смотреть с
нескрываемым веселым интересом.
Настя спокойно поднялась, положила тяжелую руку на сухое Пашкино плечо;
Пашка, не мигая, ласково смотрел на девушку.
Закружились.
Настя была несколько тяжела в движениях, ленива. Зато Пашка с ходу
начал выделывать такого черта, что некоторые даже перестали танцевать --
смотрели на него. Он то приотпускал от себя Настю, то рывком приближал к
себе и кру, кружился... Но окончательно он доконал публику, когда,
отойдя несколько от Насти, но не выпуская ее руки из своей, пошел с
приплясом.
Все так и ахнули. А Пашка смотрел куда-то выше "мест населения" с
таким видом, точно хотел сказать: "Это еще не все. Будет когда-нибудь
настроение -- покажу кое-что. Умел когда-то".
Настя раскраснелась, ходила все так же медленно, плавно.
-- Ну и трепач ты! -- весело сказала она, глядя в глаза Пашке.
Пашка ухом не повел.
-- Откуда ты такой?
-- Из Москвы, -- небрежно бросил Пашка.
-- Все у вас там такие?
-- Какие?
-- Такие... воображалы.
-- Ваша серость меня удивляет, -- сказал Пашка, вонзая
многозначительный ласковый взгляд в колодезную глубину темных загадочных
глаз Насти.
Настя тихо засмеялась.
Пашка был серьезен.
-- Вы мне нравитесь, -- сказал он. -- Я такой идеал давно искал.
-- Быстрый ты. -- Настя в упор посмотрела на Пашку.
-- Я на полном серьезе!
-- Ну и что?
-- Я вас провожаю сегодня до хаты. Если у вас, конечно, нет
какого-нибудь другого хахаля. Договорились?
Настя усмехнулась, качнула отрицательно головой. Паш не обратил на
это никакого внимания.
Вальс кончился.
Пашка проводил девушку до места, опять изящно покло и вышел
покурить с парнями в фойе.
Парни косились на него. Пашка знал, что так бывает всегда.
-- Тут поблизости забегаловки нигде нету? -- спросил он, подходя к
группе курящих.
Парни молчали, смотрели на Пашку насмешливо.
-- Вы что, языки проглотили?
-- Тебе не кажется, что ты здесь слишком бурную дея развил?
-- спросил тот самый парень, с которым Пашка говорил до танца.
-- Нет, не кажется.
-- А мне кажется.
-- Крестись, если кажется.
Парень нехорошо прищурился.
-- Выйдем на пару минут... потолкуем?
Пашка отрицательно качнул головой.
-- Не могу.
-- Почему?
-- Накостыляете сейчас ни за что... Потом когда-нибудь потолкуем.
Вообще-то чего вы на меня надулись? Я, кажется, никому еще на мозоль не
наступал.
Парни не ожидали такого поворота. Им понравилась Пашкина прямота.
Понемногу разговорились.
Пока разговаривали, заиграло танго, и Настю пригласил другой парень.
Пашка с остервенением растоптал окурок. Тут ему рассказали, что у Насти есть
жених, инженер из Москвы, и что, кажется, у них дело идет к свадьбе. Пашка
внима следил за Настей и, казалось, не слушал, что ему го.
Потом сдвинул фуражку на затылок, прищурился.
-- Посмотрим, кто кого сфотографирует, -- сказал он и поправил фуражку.
-- Где он?
-- Кто?
-- Инженеришка.
-- Его нету сегодня.
-- Я интеллигентов одной левой делаю.
Танго кончилось.
Пашка прошел к Насте.
-- Вы мне не ответили на один вопрос.
-- На какой вопрос?
-- Я вас провожаю сегодня до хаты?
-- Я одна дойду. Спасибо.
Пашка сел рядом с девушкой. Круглые кошачьи глаза его опять смотрели
серьезно.
-- Поговорим, как жельтмены.
-- Боже мой, -- вздохнула Настя, поднялась и пошла в другой конец зала.
Пашка смотрел ей вслед. Слышал, как вокруг него сочувственн
посмеивались. Он не чувствовал позора. Только ста больно под ложечкой.
Горячо и больно. Он тоже встал и пошел из клуба.
<<< ΛΛΛ >>>
Взвизгивал режиссер
Шукшин В. Сборник рассказов школьная 7 спросил
Давая инженеру опомниться
|
|
