|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Как зайка летал на воздушных шариках
Маленькая девочка, ее звали Верочка, тяжело заболела. Папа ее, Федор
Кузьмич, мужчина в годах, лишился сна и покоя. Это был его поздний ребенок,
последний теперь, он без памяти любил девочку. Такая была игрунья, все
играла с папой, с рук не слезала, когда он бывал дома, теребила его волосы,
хотела надеть на свой носик-кнопку папины оч... И вот -- заболела. Друзья
Федора Кузьмича -- у него бы влиятельные друзья, -- видя его горе,
нагнали к нему до докторов... Но там и один участковый все понимал:
воспаление легких, лечение одно -- уколы. И такую махонь -- кололи и
кололи. Когда приходила медсестра, Федор Кузьмич уходил куда-нибудь из
квартиры, на лестничную площадку, да еще спускался этажа на два вниз по
лестни, и там пережидал. Курил. Потом приходил, когда девочка уже не
плакала, лежала -- слабенькая, горячая... Смотрела на него. У Федора все
каменело в груди. Он бы и плакал, если б умел, если бы вышли слезы. Но они
стояли где-то в гор, не выходили. От беспомощности и горя он тяжело
обидел жену, мать девочки: упрекнул, что та недосмотрела за дитем. "Тряпками
больше занята, а не ребенком, -- сказал он ей на кухне, как камни-валуны на
стол бросил. -- Все шкафы свои набивают, торопятся". Жена -- в слезы... И
те, если и не ругались, -- нелегко было бы теперь ругать, -- то и
помощи и утешения не искали друг у друга, стра каждый в одиночку.
Врач приходил каждый день. И вот он сказал, что насту тот самый
момент, когда... Ну, словом, все маленькие силы девочки восстали на болезнь,
и если бы как-нибудь ей еще и помочь, поднять бы как-нибудь ее дух,
устремить ее волю к какой-нибудь радостной цели впереди, она бы скоре
поправилась. Нет, она и так поправится, но еще лучше, если пусть
бессознательно, но очень-очень захочет сама ско выздороветь. Федор
Кузьмич присел перед кроваткой дочери.
-- Доченька, чего бы ты вот так хотела бы?.. Ну-ка, поду. Я все-все
сделаю. Сам не смогу, попрошу волшебника, у меня есть знакомый волшебник, он
все может. Хочешь, я наряжу тебе елочку? Помнишь, какая у нас была славная
елочка? С огоньками!..
Девочкина ручка шевельнулась на одеяле, она поверну ее ладошкой
кверху, горсткой, -- так она делала, когда справедливо возражала.
-- Еечка зе зимой бывает-то.
-- Да, да, -- поспешно закивал седеющей головой па. -- Я забыл. А
хошь, сходим с тобой, когда ты попра, мульти-пульти посмотрим?
Много-много!..
-- Мне незя много, -- сказала умная Верочка. -- Папа, -- вдруг даже
приподнялась она на подушке, -- а дядя Игой казочку ясказывай -- п'о
зайку... Ох, хоесенькая!..
-- Так, так, -- радостно всполошился Федор Кузьмин. -- Дядя Егор тебе
сказочку рассказывал? Про зайку?
Верочка закивала головой, у нее даже глазки живо забле.
-- П'о зайку..
-- Тебе охота бы послушать?
-- Как он етай на сайках...
-- Как он летал на шариках? На каких шариках?
-- Ну, на сайках!.. Дядя Игой пиедет?
-- Дядя Егор? Да нет, дядя Егор далеко живет, в другом городе... Ну-ка,
давай, может, мы сами вспомним: на каких шариках зайка летал? На воздушных?
Катался?
-- Да, не-ет! -- у Верочки в глазах показались слезы. -- Вот
какой-то... Ветей подуй, он высоко-высоко поетей! Пусть дядя Игой пиедет.
-- Дядя Егор-то? Он далеко живет, доченька. Ему надо на поезде ехать...
На поезде: ту-ту-у! Или на самолете лететь...
-- А ты яскажи?
-- Про зайку-то? А ты мне маленько подскажи, я, мо, вспомню, как он
летал на шариках. Он что, надул их и полетел?
Девочка в досаде большой сдвинула бровки, зажмури и отвернулась к
стене. Отец видел, как большая слеза выкатилась из уголка ее глаза, росинкой
ясной перекатилась через переносье и упала на подушку.
-- Доча, -- взмолился отец. -- Я счас узнаю, не плачь. Счас... мама,
наверно, помнит, как он летал на шариках. Счас, доченька... Ладно? Счас я
тебе расскажу.
Федор Кузьмич чуть не бегом побежал к жене на кухню. Когда вбежал туда,
такой, жена даже испугалась.
-- Что?
-- Да нет, ничего... Ты не помнишь, как зайка летал на воздушных
шариках?
-- На шариках? -- не поняла жена. -- Какой зайка?
Федор Кузьмич опять рассердился.
-- Француз-зайка, с рогами!.. Зайка! Сказку такую Егор ей рассказывал.
Не слышала?
Жена обиделась, заплакала. Федор Кузьмич опомнился, обнял жену, вытер
ладошкой ее слезы.
-- Ладно, ладно...
-- Прямо как преступница сижу здесь... -- выговаривала жена. -- Что ни
слово, то попрек. Один ты, что ли, пережи?
-- Ладно, ладно, -- говорил Федор. -- Ну, прости, не со зла... Голову
потерял -- ничего не могу придумать.
-- Какую сказку-то?
-- Про зайку какого-то... Как он летал на воздушных ша. Егор
рассказывал... Э-э! -- вдруг спохватился Фе. -- А я счас позвоню Егору!
Пойду и позвоню с почты.
-- Да зачем с почты? Из дома можно.
-- Да из дома-то... пока их допросишься из дома-то... Счас я сбегаю.
И Федор Кузьмич пошел на почту. И пока шел, ему при в голову совсем
другая мысль -- вызвать Егора сюда. Приедет, расскажет ей кучу сказок, он
мастак на такие дела. Ясно, что он выдумал про этого зайку. И еще
навыду всяких... Сегодня четверг, завтра крайний день, от на
денек, а в воскресенье вечером улетит. Два с не часа на самолете...
Еще так думал Федор: это будет для нее, для девочки, неожиданно и радостно,
когда прие сам "дядя Игой" -- она его полюбила, полюбила его сказки,
замирала вся, когда слушала.
Не так сразу Федор Кузьмич дозвонился до брата, но все же дозвонился. К
счастью, Егор был дома -- пришел пообе. Значит, не надо долго
рассказывать и объяснять его же, что вот -- заболела дочка... и так
далее.
-- Егор! -- кричал в трубку Федор. -- Я тебя в воскресе посажу в
самолет, и ты улетишь. Все будет в порядке! Ну, хошь, я потом напишу твоему
начальнику!..
-- Да нет! -- тоже кричал оттуда Егор. -- Не в этом дело! Мы тут на
дачу собрались...
-- Ну, Егор, ну отложи дачу, елки зеленые! Я прошу те... У нее как
раз переломный момент, понимаешь? Она аж заплакала давеча...
-- Да я-то рад душой... Слышишь меня?
-- Ну, ну.
-- Я-то рад бы душой, но... -- Егор что-то замялся там, замолчал.
-- Егор! Егор! -- кричал Федор.
-- Погоди, -- откликнулся Егор, -- решаем тут с женой... "Э-э! --
догадался Федор. -- Жена там поперек стала".
-- Егор! А Егор! -- дозвался он. -- Дай-ка трубку жене, я поговорю с
ней.
-- Здравствуйте, Федор Кузьмич! -- донесся далекий вежливый голосок. --
Что, у вас доченька заболела?
-- Заболела. Валентина... -- Федор забыл вдруг, как ее от. Знал,
и забыл. И переладился на ходу: -- Валя, отпус, пожалуйста, мужа, пусть
приедет -- на два дня! Всего на два дня! Валенька, я в долгу не останусь,
я... -- Федор сго не мог сразу придумать, что бы такое посулить. -- Я
то когда-нибудь выручу!
-- Да нет, я ничего... Мы, правда, на дачу собрались. Знаете, зиму
стояла без присмотра -- хотели там...
-- Валя, прошу тебя, милая! Долго счас объяснять, но очень нужно.
Очень! Валя! Валь!..
-- Да, Федор. Я это, -- отозвался Егор. -- Ладно. Слышь? Ладно, мол,
вылечу. Сегодня.
-- Ох, Егор... -- Федор помолчал. -- Ну, спасибо. Жду.
А у Егора, когда он положил трубку, произошел такой разговор с женой.
-- Господи! -- сказала жена Валя. -- Все бросай и выле девочке
сказку рассказывай.
-- Ну болеет ребенок...
-- А то дети не болеют! Как это -- чтобы ребенок вырос и не болел.
Егору и самому в диковинку было -- лететь чуть не за пол тысячи
километров... рассказывать сказки. Но он вспомнил, какой жалкий был у брата
голос, у него слезы слышались в голосе -- нет, видно, надо. Может, больше
на самому Федору, чем девочке.
-- Первый раз собрались съездить... -- капала жена Ва. -- Большаковы
вон ездили, говорят, у них крыша про. А у нас крыша-то хуже ихней...
-- Ну так бы и сказала ему! -- вскипел Егор. -- Чего ты ему так не
сказала?! Чего ты... Уже ж посулился, нет, давай душу теперь травить!
-- Ладно, не ори -- душу ему растравили. Что я, голоса лишенная, --
свое мнение высказать?
-- Да чего ты ему-то не высказала? Высказала бы ему. А то... туда же,
посочувствовала: "У вас доченька заболела?" -- не злой был человек Егор, но
передразнивать умел так до обидного похоже, так у него это талантливо
выходило, что люди нервничали и обижались. Тем и оборонялся Егор в жизни.
Потому, наверно, и сказки-то мастер был рассказы: передразнивал всех
зверей, злых и добрых, а особен смешно передразнивал вредную бабу-ягу.
-- Ехай, ехай! -- махнула рукой жена Валя. -- Ехай, убла там, если
больше делать нечего. Какие ведь господа жи!..
-- А случалось, что эти господа и тебе помогали! -- Егор с укоризной
посмотрел на жену. -- Забыла?
Жена Валя ушла в другую комнату, сердито хлопнув две. Нет, не
забыла! Федор Кузьмич устроил ее дочь в ин. Как тут забудешь! Но и
расстроилась она очень, и не показать этого она тоже не могла.
Егор также расстроился. Так сложились их отношения с женой, давно уж и
незаметно как-то сложились, что глав в доме были -- дела жены. Егор
покорился этому, ибо сам не умел ни достать ничего, ни устроить путевку в
дом отдыха, ни объясниться с учителями в школе... Умел только работать. Но
ведь... что же? Кони тоже умеют работать. От работы одной толку мало, это
Егор также давно понял и по смирился. Иногда, правда, бунтовал, но
слабо и нере: вскипит, посверкает глазом да досыта наматерится в
душе, и все. Так-то лучше -- не бунтовать вовсе, не протестовать, а то эти
протесты больше только разжигают хозяйскую похоть людей крепких.
Егор еще немного сердито поторчал в комнате, взял из комода сорок
рублей и ушел. "Хорошо, что не надо чемодан брать... Гостинцев бы захватить?
Но... ладно: раз уж так все -- с тормозами, какие уж тут гостинцы. Ладно,
хоть сам по", -- думал Егор. Маленькую Верочку стало вдруг очень жалко.
Сперва -- впопыхах -- не совсем понял, сколь нуж, важна эта поездка, а
теперь, когда поехал, понял до конца: глупо было и раздумывать. А вдруг
да... Но эту мысль Егор прогнал из головы, не стал даже додумывать.
Позво из автомата начальнику цеха (Егор был мастер-красно, на
работе его ценили), и тот беспрекословно от его: знал, что Егор
наверстает эти полтора рабочих дня, и даже больше.
В аэропорту, в кассе, Егору сказали, что билетов в Н-ск нету.
-- Ну, может, один как-нибудь... -- робко попросил он.
-- Что значит "один как-нибудь"? Нет билетов, -- повто в окошечке
строго.
Егор постоял, посмотрел на женщину за стеклом... И еще раз сунулся к
ней:
-- Мне очень нужно, девушка... А? Там это... ребенок...
-- Гражданин, я же вам сказала: нет билетов. Неужели не? Один
ему как-нибудь...
-- Да понятно-то понятно... -- Егору захотелось пере женщину в
окошечке, он бы сумел это сделать... "Э-э! -- вдруг вспомнил он. -- А
этот-то, кому стеллажи-то делал... он же говорил: что будет нужно,
обращайтесь ко мне". К счастью, Егор записал телефон того могучего
това. Поискал в книжечке... Нашел!
Долго, подробно мусолил в трубку про маленькую пле, про брата,
про сказки...
-- Куда билет-то нужен? -- вышел из терпения могучий товарищ.
-- В Н-ск.
-- Сразу и надо было сказать. На сегодня? Один?
-- Один. На сегодня. Я уже здесь... понимаете? Я здесь, в аэропорту, а
билетов, говорят, нету. Я думаю: да неужели так ни одного билета и нету? Не
может же быть, думаю, та...
-- Перезвоните минут через десять, -- опять прервал уве басок.
Егор понял, что улетит сегодня.
Походил по вокзалу, подождал минут пятнадцать и по.
-- Подойдите к кассе номер три и возьмите билет, -- ска басок.
-- Вот спасибо-то! -- кинулся Егор с благодарностями. -- А то я уже
стал сомневаться... А брат чуть не со слезами про. У него, понимаете,
это второй брак, ребеночек послед, он поэтому так переживает. Я ее тоже
люблю, девоч-то, такая смышленая, все сказками интересуется...
-- Ну, до свиданья, -- сказали на том конце. -- Счастли долететь.
-- До свиданья, -- сказал Егор.
Касса номер три -- это не та, куда он подходил. Если бы была та, Егор
сказал бы той женщине, в окошечке... Сказал бы: "Значит, все же нашелся один
билет? Эх, вы... Как же так получается, уважаемая? А сидишь -- строгую из
себя изоб, справедливую. "Вам же сказали: нет билетов!". А один
звонок -- и билет, оказывается, есть. Значит, так надо и говорить: "Для вас
-- нету". А вид-то, вид-то -- не подсту! А такой же -- нуль, только в
пилотке". Ну, может, не так бы едко сказал... А может, и не сказал бы вовсе:
правда что -- нуль, чего и говорить.
...В Н-ск Егор прибыл под утро, часов в пять, а в шесть был уже у
брата.
Позвонил... Открыла хозяйка, Надежда Семеновна.
-- О-о! -- удивилась она. -- Так рано?
-- С билетом удачно вышло, -- радостно сказал Егор. -- Прямо сразу
улетел... Как Верочка-то?
-- Лучше. Она еще спит. Вы потише, пожалуйста...
-- Конечно! -- тихо воскликнул Егор. -- А Федор-то дома?
-- Дома.
-- Ну, мы на кухне пока посидим... Пусть он на кухню придет.
Федор пришел на кухню в халате и в шлепанцах. Сон, большой и
нелепый в этом халате, Егору даже смеш стало.
-- Ты прямо как поп в ем, -- сказал он, здороваясь.
Брат Федор покривил в ухмылке губы.
-- Как долетел?
-- Хорошо!
-- А чего там жена-то? Возражала, что ли?
-- Да на дачу собрались... Да ну ее!
-- Что это она у тебя, командовать-то любит?
-- Та-а... Чего об этом? Как Верочка-то?
-- Перелом наступил. Поправится. Трухнул я тут...
-- Да я уж понял.
-- Давай чего-нибудь? Чаю? Или кофе? А может, что... с дороги-то?.. --
смешной Федор начал соваться по шка. -- Счас мы изобретем... Во, коньяк!
Будешь?
-- Давай, -- Егор с интересом наблюдал за старшим бра. Раза три
Федор был у Егора -- не то что в гостях -- про: всех поразил своей
деловитостью, этаким волевым напором, избытком сил. "Да, -- подумали в
провинции, -- эта птица может больно клюнуть". -- Давай, братка, давай.
Смешной ты какой-то, -- не удержался и сказал Егор. Нор человек...
никакой не деятель.
-- Ну! -- недовольно молвил Федор. -- Чего тут смешно-то? Халат, что
ли, никогда не видал? Удобная штука, кстати.
-- Да не халат... Ну, давай -- со встречей. И чтоб Верочка скорей
поправилась.
Братья выпили из маленьких, но каких-то очень тяже рюмочек...
Помолчали.
-- Как живешь-то? -- спросил Федор.
-- Да как... -- Егор потянулся к пепельнице и рукавом пиджака свалил
хрустальную рюмочку-патрон. Рюмочка пискнулась звонким краешком в гладкий
стол и расколо. -- Ах ты, господи! -- испугался Егор. И глянул на
брата. Тот усмехнулся, прихватил осторожно пальцами рюмочку и отскочивший ее
краешек и бросил в мусорную корзинку.
-- Видно, с детства живет этот страх в человеке, -- ска Федор. --
Вот, знаешь, Верочку же никто никогда не ру за посуду, а один раз
выронила блюдце, да так испуга!.. Я же ее и успокаивать кинулся:
ерунда, мол, чего ты так испугалась-то! Куклу уронит -- ничего, а посуду...
Есть, наверно, какой-то закон здесь. А?
-- Наверно. Рюмка-то дорогая, черт тя возьми, -- с сожа сказал
Егор. -- Хрустальная.
-- Да брось! -- недовольно уже сказал Федор. -- Хрус... Все
равно это -- вещь, и должна служить человеку. Ну, и отслужила свой век, туда
ей и дорога.
Братья, пожалуй, смутно догадывались, что говорить им как-то не о чем.
В прошлый приезд другое дело: дочь Егора, Нина, сдавала вступительные
экзамены, начала сдавать сра неважно, должен был вмещаться Федор... Все
разговоры крутились вокруг экзаменов, института. Егор жил у Федора, очень
переживал за дочь, но особенно не высовывался с советами, все надежды свалил
на брата и только со страхом ждал, когда наконец закончатся эти проклятые
вступитель экзамены. Тогда-то он и подружился с маленькой Ве и
вечерами выдумывал ей всякие сказки. Тогда все как-то проще было.
-- Как Нина-то? -- вспомнил и Федор про Нину, может, тоже подумал, что,
когда Нина устраивалась в институт, было хлопотно, но разговоры случались
сами собой, не на было выдумывать, о чем говорить.
-- Работает в библиотеке. Я говорю: отдохни ты лучше, покупайся вон --
успеешь еще, наработаешься! Нет, лучше глянется работать. Практика, говорит,
мне будет.
-- Ну и пусть работает -- полезней. Накупаться тоже еще успеет. Сейчас
надо этот главный рубеж взять -- окончить институт.
-- Да ведь устают, поди, от учебы-то! Неуж не устают?
-- Да ничего страшного нет в учебе! -- напористо и по сказал
Федор. -- Что за дикость -- учебы стра. Уж нашему ли народу не
учиться -- давно и давно пора. Нет, помню, бабка Фекла: "Федька, не
дочитывай до конца книгу -- спятишь!" Вот же понимание-то! Да почему? Черт
его в душу знает, откуда этот панический страх перед книгой? Нам-то как раз
и не хватает этой книги... И вот из: не дочитывай до конца, а то с
ума сойдешь.
-- А что, были же случаи...
-- Да от книг, что ли?
-- От книг! Парень вон у Гилевых... Игнаху-то Гилева помнишь? Вон сын
его, Витька, -- зачитался: тихое поме.
-- С чего вы решили, что от книг-то?
-- Читал день и ночь...
-- Ну и что?
-- Как же?.. Зачитался.
Федор хмыкнул с досадой, но пока не стал говорить, достал другой
хрустальный патрончик, плеснул в него коньяку. И себе тоже плеснул.
-- Давай. С ума они, видите ли, сходят от чтения... Ты много за свою
жизнь книг прочитал?
-- Я не пример.
-- А кто пример? Ну, я вот: прочитал уйму книг -- жив-здоров, чувствую,
что мало еще прочитал, надо бы раза в три больше.
-- Куда тебе больше-то? -- удивился Егор. -- Чего не хва-то? Всего
же вдосталь...
-- Знаний не хватает! -- сердито сказал Федор, -- Вот че. Вот они
приходят счас, молодые, на смену -- и поджи. Да как поджимают!
Сколько-то еще подержимся, а дальше -- извини-подвинься: надо уступать. С
жизнью, брат, не поспоришь.
-- Не знаю... -- сказал Егор. -- Меня, например, никто не поджимает.
-- Да тебя-то! Твое дело... не обижайся, конечно, но де твое каждый
сумеет делать. Ну, не каждый -- через одно. Есть вещи сложнее...
-- Ну, и надо уступать, -- тоже чего-то рассердился Егор, наверно, за
профессию свою обиделся. -- А то и правда-то: смотришь, сидит -- пень пнем,
только орать умеет.
-- Не торопи-ись, -- с дрожью в голосе протянул Фе. -- Больно
прыткие! Есть еще такие понятия, как -- опыт. Старшинство ума. Дачи увидели!
Машины увидели!.. А не видите, как ночами приходится ворочаться от... Ты в
суб-то купаться пошел, а я сижу в кабинете, звонка жду: то ли он
позвонит, то ли не позвонит. А и позвонит, да что скажет? Это ведь легче
всего: в чужом кармане деньги счи. Их заработать труднее...
-- Я не считаю твои деньги. Что ты?
-- Я не про тебя. Есть... любители. Сам еще ночного горш не выдумал,
сопляк, а уже с претензиями. Не-ет, подож, пусть сперва материно молоко
на губах обсохнет, потом я выслушаю твои претензии. Свистуны. Мне что, на
блюдеч все это поднесли? -- Федор неопределенно покачал го: то ли
он имел в виду эту большую богатую квартиру, то ли адресовался дальше --
дачу с машиной и с гаражом подразумевал, то ли, наконец, показал на
шифоньер, где висел его черный костюм с орденами. -- Тут уж я самому господу
богу могу прямо в глаза смотреть: все добыто тру. Вот так. Сам от работы
никогда не бегал, но и другим... -- Федор чуть сжал хрустальную рюмочку, и
она вся спряталась в его огромном кулаке. Нет, крепок был еще Федо
Максимов, не скоро подвинется и даст место друго. -- Подняли страну на
дыбы? -- выходи вперед, не бегай по кустам, -- Федор, наверно, чуть-чуть
захмелел, а может, высказывал наболевшее, благо подвернулся брат родной --
должен понять. -- Вот так надергаешься за день-то, на, как ты
говоришь, -- без этого, к сожалению, тоже не обойдешься, -- а ночью лежишь и
думаешь: "Да пошли вы все к чертям собачьим! Есть у меня Родина, вот перед
ней я и ответчик: так я живу или не так".
-- Кто тебе говорит, что ты не так живешь? -- сказал сочувственн
Егор. -- Что ты? Наоборот, я всегда рад за тебя, всегда думаю: "Молодец
Федор, хоть один из родни в боль люди выбился".
-- Дело не "в больших людях". Не такой уж я большой... Просто, делаю
свое дело, стараюсь хорошо делать. Но нет!.. -- пристукнул Федор ребром
ладони по столу и даже не спохватился, что шумит. -- Найдутся... некоторые,
будут совать свой нос в... Будут намекать, что крестьянский выходец не в
состоянии охватить разумом перспективу развития страны, что крестьянин
всегда будет мыслить своим наде, пашней... Вот еще как рассуждают, Егор!
-- Федор по на брата, стараясь взглядом еще донести всю глу и
горечь такого рода рассуждений. -- Вот еще с какой стороны приходится
отбиваться. А кто ее строил во веки веков? Не крестьянин?
-- У тебя неприятности, что ли? -- спросил Егор.
-- Неприятности... -- Федор вроде как вслушался в само это слово. Еще
раз сказал в раздумье: -- Неприятности, -- и вдруг спросил сам себя: -- А
были они, приятности-то? -- и сам же поспешно ответил: -- Были, конечно. Да
нет, ничего. Так я... Устал за эти дни, изнервничался. Есть, конечно, и
неприятности, без этого не проживешь. Ничего! Все хо.
А Егору чего-то вдруг так сделалось жалко брата, так жалко! И лицом, и
повадками Федор походил на отца. Тот тоже был труженик вечный и тоже так же
бодрился, когда приходилось худо. Вспомнил Егор, как в 33-м году в
голоду, отец принес откуда-то пригоршни три пшеницы немо, шумно так
заявился: "Живем, ребятишки!" Мать сва жито, а он есть отказался, да
тоже весело, бодро: "Вы ешьте, а я уж налупился дорогой -- сырой! Аж брюхо
пучит". А сам хотел, чтоб ребятишкам больше досталось. Так и Федо
теперь... Хорохорится, а самому худо чего-то, это видно. Но как его утешишь
-- сам все понимает, сам вон какой...
-- Да, -- сказал Егор. -- Ну, и ладно. Ничего, братка, ничего. Дыши
носом.
-- Что за сказку ты ей рассказывал? -- спросил Федор. -- Про
зайку-то... Как он летал на воздушных шариках.
Егор задумался. Долго вспоминал... Даже на лице его, крупном, добром,
отразилось, как он хочет вспомнить.
И вспомнил, аж просиял.
-- Про зайку-то?! А вот: пошел раз зайка на базар с от. И увидел
там воздушные шарики -- мно-ого! Да все разноцветные: красные, синие,
зеленые... -- Егор весело смотрел на брата, а рассказывал так, как если бы
он расска самой Верочке -- не убавлял озорной сказочной тай, а
всячески разукрашивал ее и отодвигал дальше. -- Вот. И привязался он к отцу,
зайка-то: купи да купи. Отец и купил. Ну, купил и сам же и держит их в руке.
А тут увидел: морковку продают! "На-ка, говорит, подержи шарики, я очередь
пока займу". Зайка-то, маленький-то, взял их... И надо же -- дунул как раз
ветер, и зайчишку нашего подняло. И понесло, и понесло! Выше облаков
залетел...
Федор с интересом слушал сказку, раза два даже носом шмыгнул в
забывчивости.
-- Как тут быть? -- спросил Егор брата.
Тот не понял.
-- Чего как быть?
-- Как выручать зайку-то?
-- Ну... спасай уж как-нибудь, -- усмехнулся Федор. -- На вертолете,
что ли?
-- На вертолете нельзя: от винтов струя сильная, все ша раскидает...
-- Ну а как?
-- Вот все смотрят вверх и думают: как? А зайка кричит там, бедный,
ножками болтает. Отец тут с ума сходит... И вдруг одна маленькая девочка,
Верочка, допустим, кричит: "Я удумала!" Это у меня Нина, когда маленькая
была, гово: "Я удумала". Надо -- я придумала, а она: "Я удумала". Вот
Верочка и кричит: "Я удумала!" Побежала в лес, созва всех пташек -- она
знала такое одно словечко: скажет, и все зверушки, все пташки ее слушаются
-- вот, значит, со она птичек и говорит: "Летите, говорит, к зайке и
проклевывайте клювиками его шарики, по одному. Все сразу не надо, он упадет.
По одному шарику прокалывайте, и зайка станет опускаться". Вот. Так и
выручили зайку из беды.
Федор качнул головой, усмехнулся, потянулся к сигаре. А чтоб не
кокнуть еще одну дорогую рюмочку, прихва другой рукой широкий рукав
халата.
-- Довольно это... современная сказочка. Я думал, ты про каких-нибудь
волшебников там, про серого волка...
-- Нет, я им нарочно такие -- чтоб заранее к жизни при. Пускай
знают побольше. А то эти волшебники да ца... Счас какая-то и жизнь-то
не такая. Тут такие есть волшебники, что...
-- Да, тут есть волшебники... Целые змеи-горынычи! -- засмеялся Федор.
-- Не говоря уж про бабу-ягу: что ни бабочка, то ба-яга. Мы твою-то
не разбудим? Громко-то...
-- Бабу-ягу-то? -- хохотнул опять Федор. -- Ничего. У ме, Егор, даже
не баба-яга, -- сбавил он в голосе, -- у меня нормальная тряпошница,
мещанка. Но так мне, седому ду, и надо! Знаешь... -- Федор заикнулся
было про ка-то свою тайну тоже, но безнадежно махнул рукой и не стал
говорить. -- Ладно, чего там.
Егора опять поразило, как не похож этот Федор на того, напористого,
властного, каким он бывал на людях, на сво стройках...
-- Что-то все же томит тебя, братец, -- сказал Егор. -- Давай уж...
может, и помогу каким словом.
-- Да ничего, -- смутился Федор. И чтоб скрыть сму, потянулся
опять к сигаретам. -- Я и так что-то сего... Размяк что-то с тобой. Все
нормально, Егорша. Все хо, -- помолчал, глядя в стол, потом тряхнул
сивой го, с усталой улыбкой посмотрел на брата, еще раз сказал: -- Все
хорошо. Хорошо, что приехал... Правда. Я, зна, что-то часто стал
отца-покойника во сне видеть. То мы с ним косим, то будто на мельнице...
Старею, что ли. Старею, конечно, что же делаю. Коней еще часто вижу... Я
лю коней.
-- Стареем, -- согласился Егор.
-- Давай-ка... за память светлую наших родителей, -- Фе наполнил
два хрустальных патрончика коньяком. -- Мы ведь тоже уже... завершаем свой
круг... А? -- Федор, словно пораженный этой мыслью, такой простой, такой
понят, так и остался сидеть некоторое время с рюмкой в ру -- смотрел
сперва на брата, потом опять в стол, в стол смотрел пристально, даже как
будто сердито. Очнулся, кач рюмочку, приглашая брата, выпил. -- Да, --
сказал, -- разворотил ты мне душу... А чем, не пойму. Наверно, прав,
устал за эти дни. Думал, никакая меня беда не согнет, а вот... Ну, ничего.
Ничего вообще-то не жаль! -- встряхнулся он и сверкнул из-под нависших
бровей своим неломким прямым взглядом. -- Жалко дочь малую. Но...
подпояшемся потуже и будем жить. Так? -- спросил брата, спросил, как
спрашивал многих других днем, на работе, на стройках сво -- спросил, чтоб
не слушать ответа, ибо все ясно. -- Так, Егорша, так. Ложись-ка сосни
часок-другой, а там и Верунь проснется. А я посижу пока тут с
бумажками... покумекаю. Да, -- вспомнил он, -- подскажи мне, чего бы такое
жене твоей купить? Подарок какой-нибудь...
-- Брось! -- сердито воскликнул Егор.
-- Чего брось? Мне счас будет звонить один... волшебник один... --
Федор искренне, от души засмеялся. -- Вот вол так волшебник! Всем
волшебникам волшебник, у него там всего есть... Чего бы? Говори.
-- Да брось ты! -- еще раз с сердцем сказал Егор. -- Что за глупость
такая -- подарки какие-то! К чему?
Федор с улыбкой посмотрел на брата, кивнул согласно головой.
-- Ладно. Иди поспи. Там постель тебе приготовлена... Иди.
Егор тихонько прокрался в одну из комнат, разделся, присел на край
дивана, который был застелен свежими простынями... Посидел. Огляделся...
Посмотрел на окно -- форточка открыта. Достал из кармана папиросы, заку.
Курил и стряхивал пепелок в ладошку. Спать не хоте.
Вошел в комнату Федор.
-- Слушай, -- сказал он, -- у меня чего-то серьезно душа затревожилась
-- наговорил тут тебе всякой всячины... По бог знает что. А? --
Федор улыбнулся. Присел рядом на диван. И даже по спине братца хлопнул
весело. -- У ме все хорошо. Все хорошо, я тебе говорю! Чего смотришь-то
так?
-- Как? Ничего... Я ничего не думаю. Что ты?
-- Да смотришь как-то... вроде жалеешь.
-- Ну, парень! -- воскликнул Егор. -- Ты что?
-- Ну, тогда ладно. Поспи, поспи маленько, а то ведь не спал небось в
самолете-то? Поспи.
-- Ладно, -- сказал Егор. -- Посплю. Покурю вот и лягу.
-- Мгм, -- Федор ушел.
Егор осторожненько стряхнул пепел в ладошку, скло опять локтями
на колени и опять задумался. Спать не хотелось.
<<< ΛΛΛ >>>
Так то батюшка
Сколько у нас
Скважина ты
|
|
