<<<     ΛΛΛ     >>>   

В рассуждениях о геометрических фигурах Платон тщательно и последовательно проводит принцип подобия. Особенно это относится к учению о правильных многогранниках. В основе каждого многогранника лежит определенное распределение ребер, а каждая грань составлена из одинаковых треугольников. Так, каждая грань куба есть квадрат, а квадрат состоит из двух прямоугольных равнобедренных треугольников, имеющих общую гипотенузу. Как мы знаем, из «кубического» элемента состоит, по Платону, Земля. Подобие везде объединяется с красотой (Tim., 53с—56с). В космосе каждый элемент на своем месте, потому что сотрясаемые материей, говорит Платон, сходные элементы сошлись, а несходные оказались в разных местах (Tim., 53а), так что подобие, или сходство, играет большую роль в движении космоса (Tim., 57с).

Подобие приближается к эстетическому понятию по своей структуре потому, что предполагает определенное взаимоотношение между отдельными элементами. Не только идеальное постоянно подобно самому себе, можно

29

говорить и об уподоблении тех или иных видов бытия самому идеальному в той или другой конечной мере. О таком уподоблении идет речь у Платона в его построении космоса и в учении о подражании.

Цельность (holotes)

Несколько более конкретно выражено у Платона понятие «цельности». Если подобные друг другу во всем отдельные элементы неразличимы, то элементы целого, взятые сами по себе, совершенно различны; однако и они могут, а, вернее, должны быть связаны объединяющим их целым. Диалектика взаимоотношения элементов целого гораздо сложнее, чем в отношении подобия.

а) Что такое целое? Целое это «то, что не имеет недостатка ни в одной части» (Parm., 137d), почему оно и отлично от просто одного или единого. «Если одно будет [просто] одно, то оно не будет ни целым, ни состоящим из частей», т. е. оно не имеет ни начала, ни конца, ни средины, потому что это были бы уже его части». А поскольку «конец и начало суть предел каждой вещи», то «одно, если оно не имеет ни начала, ни конца, беспредельно» и «безобразно» (Ра rm ., 137 de) и, в конце концов, о нем даже нельзя будет сказать, что оно — одно. Итак, тут сразу доказывается и то, что никакое одно не может быть просто одним (т. е. оно должно быть еще и многим, еще и целым), то, что само одно еще не есть целое (поскольку последнее предполагает части).

Целое есть какое-то объединение частей, т. е. начала, середины и конца (Soph., 244 е — 245 е). Одно как одно и одно как целое суть разные предметы, причем поскольку одно целое больше, чем просто «одно», больше одного и, оно, кроме того, существует, то сущее, будучи одним, будет нуждаться в самом себе и уже не будет сущим, а сущим должно быть только целое. Следовательно, становящееся всегда бывает целым, так что нельзя наименовать ни существования (oysian), ни становления как сущее, если не полагать в сущем целого.

Но в связи с этим возникает и очень важная диалектика части и целого.

Прежде всего, как получается целое? Об этом читаем в «Пармениде» (Parm., 144 de). Одно — повсюду одно.

30

Если это так, то оно вместе с тем и целое. Однако Присоединяться ко всем вместе частям сущего можно не иначе, как расчленясь. Одно в своем делении, по числу частей не больше одного, равно одному, так как ни сущее не отделимо от одного, ни одно не отделимо от сущего, по они всегда и во всем уравниваются. Следовательно, одно как целое есть нечто определенное, и все части его объемлются целым, т. е. объемлющее будет границей, пределом и, с другой стороны, одно раздробляется сущим и есть многое, а по множеству — беспредельно и не имеет границ. Значит, уже тут видно, что целое, как бы оно ни дробилось на части, продолжает быть неделимым целым. Ибо таково само его диалектическое происхождение. Отсюда-то и получается фигура (schema), которая, благодаря такому дроблению единого, всегда множественна, но которая, благодаря такой нераздельности единого, как раз и оказывается целой.

Целое — обязательно фигурно (как бы ни понимать такую фигурность), т. е. оно обязательно представляет собой внутреннее слияние единства и множества, в отличие от внешнего формального и механического объединения изолированных частей. Такова диалектика целостности. Кроме того, Платон дает также и настоящую описательную характеристику целого и части.

б) Платон совершенно ясно различает целое как фигурно-пластическое единство от целого как формального и механического единства (Prot . , 329 d). Все обычно перечисляемые добродетели, спрашивает on, «суть части в таком ли значении, как уста, нос, глаза и уши суть части лица, или в таком, как части золота, отличающиеся одни от других и от целого только величиной и малостью?».

Рассуждения Платона о целом и частях необходимым образом входят в его эстетику, так как целое он понимает чрезвычайно богато, подводя его близко к понятию красоты, хотя и не делает это систематически. Короче говоря, целое есть всегда для Платона органическое целое, организм. Это значит, что никакую часть этого организма нельзя извлечь без нарушения жизни этого организма. Значит, в каждом органе весь организм в каком-то виде присутствует и присутствует целиком. Такое целое резко отличается от механической суммы частей. В механической сумме частей одну часть действительно можно

31

заменить чем-нибудь другим. Совокупность ими простая сумма всех частей не имеет для эстетики никакого значения. Без органической же цельности немыслим никакой художественный образ. Вот почему диалектика целого и части отнюдь не имеет для Платона отвлеченного значения, и его рассуждения вовсе не означают упражнения в чистой логике. В них обнаруживается стремление обосновать красоту как органическое целое с такими же органическими, а не механическими частями. Поэтому он и исходит из представления о живом теле, что, как мы знаем, и было главным предметом изобразительного искусства периода греческой классики.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Гармония
О порядке вообще
Пестрота платона термины