<<<     ΛΛΛ     >>>   

9. Первая аксиома диалектики творческой деятельности, или аксиома самодовлеющей предметности. Эта аксиома вытекает из нашего предыдущего анализа и сводится к тому, что продуктом творческой деятельности обязательно является та или иная самодовлеющая предметность. Но эта аксиома имеет пока еще слишком общее значение и требует своего развития в других аксиомах. Сейчас же отметим только то, что тут залегает одна из самых последних основ диалектики всякого творчества.

Когда мы слушаем какое-нибудь музыкальное произведение, в достаточной мере художественное, то мы, хотя и знаем что-нибудь о его авторе, хотя и знаем его биографию, его усилия в процессе создания этого произведения (о чем свидетельствуют, например, часто весьма многочисленные черновики данного произведения), тем не менее, однако, вполне забываем и биографию данного композитора, и сам процесс создания данного произведения, так как мы слушаем именно данное произведение, но не что-нибудь другое. Из учебников физики мы знаем, что звук зарождается в результате определенных волн воздушной среды, а также в результате их воздействия на барабанную перепонку в нашем ухе и на мозг и, наконец, в результате тех или иных наших собственных переживаний, в результате деятельности нашей психики. Но подлинное и творческое музыкальное произведение не есть ни воздушные звуковые волны, ни наши физиологические и психологические процессы. Иначе музыку могли бы слушать только физики, физиологи и психологи. И разбираться в ней, понимать ее и испытывать эстетическое удовольствие могли бы только профессора и научные работники, а тем не менее переживают музыку и получают от нее удовольствие десятки, сотни, тысячи таких слушателей, которые плохо или совсем не разбираются в указанных сейчас нами специальных научных дисциплинах. Да и весь народ создает свои песни без всяких учебников физики, физиологии, анатомии и психологии.

Но что же в конце концов мы слышим в музыке? Мы воспринимаем тот самостоятельный и подлинно творчески созданный «предмет», который, по крайней мере в минуты слушания музыки, является предметом вполне самодовлеющим, таким, как будто его никто не создавал и как будто бы не было никаких физико-физиолого-психологических материалов, из которых он фактически только и мог возникнуть.

Заметим, что подлинный продукт творчества не является просто нашим переживанием, просто совокупностью тех или иных психических актов. Автор настоящего очерка настаивает на том, что в музыке мы имеем дело именно с музыкальным предметом, а наши переживания этого предмета – результат встречи воспринимаемого и воспринимающего. Я могу знать, как строится фуга или соната, и в то же время совершенно ничего не знать, как переживается фуга или соната. Знать об этом должен психолог, для которого как раз и важен не сам по себе музыкальный предмет, а то, как он психологически переживается. Но это ни в каком случае не означает, что музыкальный предмет есть только психологический предмет. Ведь тогда разбираться в музыке, понимать или создавать ее могли бы только ученые-психологи.

Музыкальный и вообще художественный – а мы утверждаем, что и вообще всякий творческий – предмет только и возникает благодаря тем или иным процессам, происходящим в физической, анатомической, физиологической, психологической, общественной, политической и исторической среде. Но он ни в каком случае не сводим к этим физическим, анатомическим и прочим процессам. Иначе пришлось бы и таблицу умножения считать тоже только физическим, только физиологическим или вообще каким-нибудь другим процессом, а не системой самостоятельных и ни от чего не зависимых числовых соотношений.

Вот что значит самодовлеющая предметность. Можно и нужно говорить, что она всегда совершается только в той или иной материальной среде. Можно и нужно говорить, что она есть отражение той или иной материальной среды. Можно и нужно говорить, что она всегда есть порождение той или иной материальной действительности. Но это отражение и порождение материи вполне специфично. Оно уже не есть просто материя. И это совмещение нематериальных отражений материи с самой материей достаточно убедительно изображается в наших руководствах и исследованиях по диалектическому материализму. В том-то и состоит здесь диалектика: то, что отражает, есть материя, а то, что отражается, далеко не всегда материально, а может быть чем-нибудь и нематериальным, чем-нибудь самодовлеющим. Подлинный продукт подлинного творчества как раз и есть нечто в такой степени оригинальное, что мы его и не можем назвать иначе, как самодовлеющим.

При всей краткости нашего изложения еще одна проблема все-таки не может остаться незатронутой. Мы говорим о самодовлеющем продукте творчества. Эту нашу основную аксиому можно в корне извратить и придать ей то абстрактно-метафизическое значение, которого она ни в каком случае не имеет и не может иметь. Обыватель склонен термин «самодовлеющий предмет» понимать как-то изолированно от вещей и от воспринимающих субъектов, как-то надприродно и даже сверхчувственно. Это было бы весьма прискорбным искажением формулируемой здесь у нас аксиомы.

Начнем с обыденных примеров. На нашем обеденном столе может стоять чайник, весьма красиво и изящно сделанный, а также чайник весьма некрасивой формы, сделанный весьма неизящно и вызывающий у людей только чувство отвращения. И тот и другой чайник создан для вполне практических и прикладных целей, для домашнего употребления в качестве сосуда для горячей воды. Но вот первый чайник настолько красив и, например, настолько красиво отделан какими-нибудь цветами или орнаментом, что я могу даже залюбоваться им – в полном забвении того, что он есть утилитарная вещь кухонного и столового обихода. Он для меня предмет самодовлеющего и самоценного рассмотрения, любования и созерцания, а тем не менее он вещь вполне утилитарного и производственного назначения.

Другой чайник, как бы ни был удобен для употребления, все равно не является для меня предметом самодовлеющего любования, и я вообще стараюсь на него не смотреть.

Теперь мы спросим себя: противоречит ли художественность вещи ее утилитарной ценности или они могут вполне совпадать? Да, они могут и вполне совпадать и могут совсем не совпадать. Само собой ясно, что художественное оформление чайника нисколько не противоречит его утилитарному назначению и практическому употреблению, но не есть что-нибудь изолированное от физического предмета, от его производственной ценности и вообще от физической данности. Оно не есть что-нибудь сверхъестественное или сверхприродное. И то, что чайник оказался предметом самодовлеющей значимости, ровно ничего не говорит ни о его физической годности или негодности, ни о его сверхъестественном или метафизическом существовании. Поэтому те, кто отвергают понятие самодостаточности только на том основании, что эта самодостаточность ведет куда-то в сторону абстрактной метафизики, просто не разбираются ни в логике творческого продукта, ни в диалектике творческого акта, ни даже вообще в марксистско-ленинской теории отражения.

Производственно получаемый и утилитарно используемый прикладной предмет вовсе не должен быть обязательно безобразным. Чайник может быть сделан плохо, и пользоваться иной раз им трудно или невозможно. Ведь производить можно также и плохо и пользоваться утилитарным предметом может быть иной раз весьма неудобно. Простая физическая сторона предмета или изделия вовсе еще ничего не говорит ни о его практической годности, ни о его художественной красоте или безобразии. Можно сделать такой чайник, который будет и весьма красив, и глаз на него будет засматриваться, как на предмет самодовлеющего созерцания, и в то же самое время он может быть практически удобным, прочным, хорошо сделанным и прекрасно отвечающим своему утилитарному назначению.

Итак, самодовление вещи и ее производственное созидание или практическое употребление вовсе не противоречат одно другому. Наоборот, всем нам очень хотелось бы, чтобы все окружающие нас предметы были сразу и одновременно как предметами самодовлеющего удовольствия, так и предметами производственной и утилитарной ценности. Если мы здесь заговорили специально о самодовлеющей предметности, то это не потому, что она противоречит производственной ценности соответствующей вещи или изделия. Мы заговорили об этом лишь потому, что только она одна делает нашу деятельность на путях достижения соответствующих предметов творческой, и потому, что отнюдь не всякий производственный процесс прекрасен и допустим. Производить можно плохо, медленно и скверно, и такие производственники заслуживают отрицательной оценки. Но, если производственник производит такой предмет, который не только грубо утилитарен, но и является предметом нашего художественного самодовлеющего любования, такой производственник заслуживает высшей похвалы. Ведь только он один и знает, что самодовление и производственная ценность отнюдь не противоречат друг другу, но вполне могут совпадать, а в передовой производственной практике и должны совпадать.

Сейчас мы говорили о художественной предметности; и мы доказали, что художественная ценность предмета не противоречит ее производственной и утилитарной ценности, а, наоборот, даже желательно, чтобы художественная и техническая ценности совпадали. Но едва ли здесь можно говорить только о производственной, утилитарной и вообще технической ценности. Допустим, создается какая-нибудь общественная организация. Ее можно создавать и плохо, и скверно, и никуда не годно. Однако ее же можно создавать и вполне целесообразно, и в полном соответствии с ее назначением, и для всех удобно, и с максимальным достижением тех или других результатов в минимальное время. В этом втором случае реальность и действительность создаваемой общественной ценности будет вполне (или хотя бы отчасти) совпадать с ее идеей, с ее назначением, с ее теоретической предназначенностью. С точки зрения употребляемой нами терминологии такая общественная организация будет вполне самодовлеющей, хотя она строится и функционирует совершенно вне всякой художественной области. Точно таким же образом может строиться семья, может проходить курс своего обучения какой-нибудь школьник или студент, может задумываться и осуществляться то или иное политическое мероприятие. Принцип самодовления везде может здесь присутствовать отчасти и даже совсем отсутствовать. И это ясно уже по тому, что везде в этих областях могут осуществляться подлинные творческие акты, а могут осуществляться плохо или мало и даже совсем не осуществляться. Таким образом, понятием самодовления мы пользуемся весьма широко, т. е. так же широко, как широко осуществляется и само творчество, мыслимое и допустимое, решительно во всех областях человеческой деятельности. И поэтому дело здесь вовсе не только в одном художественном творчестве и вовсе не в одном художественном самодовлении.

10. Вторая аксиома диалектики творческой деятельности, или аксиома агенетической доказательности. Сформулированную у нас сейчас диалектику творческого процесса необходимо расширить и уточнить. Для этого необходимо прежде всего отдать себе отчет в том, почему произведение творящего гения обладает такой безусловной властью над нами, так не считается ни с какими причинами и условиями, из которых оно само же произошло, и почему приковывает к себе наше внимание так повелительно и самодовлеюще.

Чтобы это понять, необходимо разобраться в том, как мы вообще определяем причины возникающих около нас вещей и явлений. Обычно одну вещь мы объясняем через другую, которая так подействовала, что возникла именно та вещь или то явление, которое мы объясняем. Но тут же возникает вопрос и об этой второй вещи. Ведь она тоже откуда-нибудь произошла и тоже имеет свою причину. Допустим, что причиной этой вещи является еще какая-нибудь третья вещь. Однако все тот же вопрос мы должны поставить и об этой третьей вещи. Очевидно, таких вещей нужно привлекать целое бесконечное количество, т. е. попросту нужно отказаться от причинного объяснения нашей первой вещи, так как уход в дурную бесконечность причин есть, другими словами, отказ от точного причинного объяснения.

Однако в этом искании причин для данной вещи логически возможен и другой выход. Ничто не мешает нам конструировать такую вещь, которая для своего причинного объяснения уже не имеет никакой другой вещи, но сама, как таковая, уже содержит причину в самой себе, является причиной самой себя, т. е. чем-то самодвижным. Не нужно думать, что, постулируя такую самодвижную вещь, мы впадаем в область какой-то абстрактной идеалистической метафизики.

Во-первых, марксистско-ленинская диалектика требует, чтобы материя не получала какой-нибудь толчок извне для своего движения, а была бы уже сама по себе чем-то самодвижным. Во-вторых, тот самодовлеющий предмет, который, как мы сказали выше, есть предмет подлинного творчества, уже вполне наглядно, вполне наивно и дорефлективно, вполне убедительно свидетельствует сам о себе, приковывает к себе наше внимание и поражает своей жизненной неисчерпаемостью. Любимое литературное произведение перечитывается нами десятки раз и каждый раз дает нам нечто новое. Но и объективная структура самого произведения искусства такова, что в изображаемой вещи мы находим какую-то ее скрытую внутреннюю жизнь, которая тем не менее является нам вполне чувственно и физически. Скульптурное произведение есть камень. Однако это не есть просто камень. В чисто телесных изгибах статуи мы часто находим какую-то внутреннюю жизнь, чувствуем пульсацию жизни и даже телесную теплоту. Горные пейзажи и рельефы переживаются нами то свободно и привольно, то сдавленно и печально, то весело, то мрачно.

Словом, везде, где имеется произведение искусства и где мы можем вообще применять художественную мерку,– везде творческий предмет говорит сам за себя. Мы уже не ищем никаких причин для объяснения, скажем, морской бури, изображенной на картине. Эта живописная морская буря сама достаточно говорит за себя. Она сама является причиной самой себя. Не нужно никаких длинных доказательств ее красоты и содержательности и не нужен уход в бурную бесконечность в поисках, объясняющих ее причины.

Наоборот, переход от одной причины к другой в данном случае только расслаивал бы вещь на дискретные элементы, потому что вторая вещь, привлеченная для объяснения первой вещи, объясняла бы, по-видимому, только один ее момент и не объясняла ее в целом, почему в этом случае и оказывается необходимым переход еще к третьей вещи. И вообще, чем больше таких вещей мы привлекаем к объяснению первой вещи, тем более мы дробим эту первую вещь на дискретные элементы и тем больше уходим от ее объяснения в целом.

Следовательно, генетическое объяснение вещи, удобное и нужное в одних отношениях, является неудобным и вредным в других отношениях, а именно в отношении цельной вещи, индивидуальной, нераздельной и неповторимой вещи, которая только и способна объяснить саму себя. Если вещь необъяснима сама из себя, она вообще не есть индивидуальность. Это понял уже Демокрит, который сделал свои атомы неделимыми, вечными и недоступными никакому изменению, потому что он хотел понять всю действительность именно как состоящую из индивидуальностей, не требующих для себя никакого объяснения.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Подлинно творчески созданный предмет
Продуктивной деятельностью