<<<     ΛΛΛ     >>>   

Но с другой стороны, нельзя игнорировать тот факт, что часто ценности, вырабатываемые прогрессивной культурой, носят весьма сомнительный характер, а в то же время ценности апробирован­ные, традиционные умаляются в значении, постепенно разруша­ются и забываются. В результате меняется не в лучшую сторону национальный менталитет. И если речь идет о культуре нации, то в обществе нарастают проявления бездуховности. Примеров тако­го рода достаточно в истории человечества.

Противоположным свойством культуры является регрессивность, которая означает стремление перенести в настоящее и бу­дущее культурные ценности прошлого и отказ от всех новых ценностей, если они отличаются от традиционных. Регрессивная культура ценна тем, что она-то как раз и бережет и заботливо охраняет устоявшиеся, традиционные ценности; ей не грозит утрата исторической памяти. Поэтому в определенные моменты истории регрессивность играет позитивную роль как противовес неумеренной прогрессивности. Таковым было, например, сопро­тивление оппозиционной интеллигенции в первые годы советской власти (хороший образец его дают нам «Несвоевременные мысли» Горького).

К отрицательным сторонам регрессивности надо отнести, во-первых, ее болезненное неприятие всего нового (даже действи­тельно ценного), что суживает круг возможностей эмоционально­го комфорта, и, во-вторых, искусственное воскрешение исторически отживших, более не нужных человечеству ценностей. Первое обстоятельство особенно важно, поскольку именно оно делает возможной трансформацию регрессивности в воинствующую реакци­онность (раскольничество, русское самодержавие XIX в. и т.п. ).

Практические попытки построить культуру на ценностях прошлого иногда имели успех (например, культура европейского Возрождения, воспринявшая в качестве фундамента античные ценности), а иногда оказывались исторически несостоятельными (русское толстовство, английское «шовианство» и др.). С этой точки зрения интересна современная ситуация в России, когда, с одной стороны, происходит интенсивное возрождение прежних культурных ценностей (как жизнеспособных, так и отживших), а с другой — столь же интенсивное приобщение к прогрессивному европейскому и особенно американскому менталитету. Что получится в результате взаимодействия регрессивности и прогрессивности, какая тенденция возьмет верх, — сейчас сказать, очевидно, невозможно.

Консерватизм как свойство культуры стоит ближе к регрессивности, чем к прогрессивности, прежде всего потому, что скепти­чески относится к новым ценностям и склонен скорее идти проторенными путями, нежели искать новые дороги. Сущность же консерватизма состоит в активном стремлении сохранить существующую культуру в неприкосновенности. В истории консерватизм играет двоякую роль. С одной стороны, он мешает освоению новых ценностей, что может оказаться опасным и даже гибельным для культуры, особенно молодой, не накопившей еще достаточного запаса культурных ценностей и не до конца апробировавшей их. (Например, в США периода войны Севера и Юга консервативные тенденции были, объективно говоря, вредны.) С другой стороны, в зрелых культурах консерватизм является фактором стабильности и эмоционального комфорта. Умеренный консерватизм достаточно легко уживается с умеренной же прогрессивностью (чему хороший пример — культура Франции XIX— XX вв.). Консерватизм же неумеренный превращается в болезненное, нездоровое неприятие решительно никаких перемен. В жизни общества это проявляется обычно в очень старых национальных культурах (значительная часть английской консервативной партии, Китай до конца XIX в.), в жизни личности — обычно под старость. В целом же можно сказать, что разумный консерватизм — одна из наиболее плодотворных культурных ориентаций.

Таковы в главных чертах основные свойства культуры.

V. СФЕРЫ ПРОДУЦИРОВАНИЯ И БЫТОВАНИЯ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ

Если культура есть система ценностей, то уместно спросить: а откуда эти ценности появляются и в каких формах обретают существование? Это и есть вопрос о сферах продуцирования и бытования культурных ценностей. Таких сфер четыре: это быт, идеология (включающая в себя такие формы, как философия, политика, этика и др.), религия и художественная культура (искусство).

Быт — это исторически первая и до определенного времени единственная сфера, в которой возникали и бытовали культурные ценности. До сих пор, несмотря на развитие идеологии, религии и искусства, бытовая культура остается основополагающей для формирования культуры личности, поскольку это формирование начинается еще в детстве, когда человек не дорос до освоения культурных ценностей, связанных с идеологией, религией и искусством. Специфическая особенность бытовой культуры состоит в том, что она вырабатывает ценности простые, естественные, но вместе с тем и основополагающие, такие, как труд, семья, родина, уважение к старшим, нормы поведения и т.п. Именно быт является хранителем исторической памяти культуры, поскольку он значительно устойчивее идеологии, религии и даже искусства и изменяется гораздо медленнее, чем они. Поэтому именно быто­вая культура в большой степени содержит в себе ценности «вечные», общечеловеческие, общенациональные. Кроме того, именно бытовые ценности являются основой существования и идеологии, и религии, и искусства. Прежде чем вырабатывать свою систему ценностей, этим формам культуры необходимо освоить именно ценности бытовые и ввести их в свою орбиту: так, неоднократно отмечалось, что, скажем, библейские «десять заповедей» суть не изобретение религиозного сознания, но словесное и логическое оформление исконных бытовых норм и запретов.

Нормы и ценности, вырабатываемые бытовой культурой, являются в принципе самодостаточными. Это значит, что будучи причастным только к бытовой культуре и не освоив ценностей, вырабатываемых другими формами культуры, личность может иметь вполне устойчивую систему ценностей, обеспечивающих эмоциональный комфорт. Применительно к нашему времени такое представить трудно, но еще сто—двести лет назад едва ли не большинство населения обладало именно таким типом культуры. Почти не осваивались идеологические ценности, а если осваивались, то в основном те, которые исконным происхождением своим обязаны быту. Религия тоже существовала на бытовом уровне, «втягивалась» в быт. (Например, заповедь «Не укради» работала, поскольку была производной от культурных норм быта, а заповедь «не сотвори себе кумира», мало связанная с бытовой культурой, практически бездействовала, так как на бытовом уровне вполне реальны были остатки языческих верований (в домовых, леших и прочую нечисть). Примерно так же обстояло дело с искусством — в частности, фольклор как форма «предыскусства» был теснейшим образом связан с бытом и не создавал новых ценностей.

Еще одной отличительной чертой бытовой культуры является ее стихийность. Ценности, вырабатываемые бытом, не были кем-то сознательно созданы и приведены в систему и тем более не осмысливались теоретически. Они рождались в процессе практики и имели в своей основе утилитарный смысл. Поэтому ценности бытовой культуры не нуждаются в обосновании и доказательстве: человек принимает их как нечто преднаходимое, аксиоматическое. Почему надо любить родину, уважать старость, не сидеть за едой в шапке, помогать друг другу, трудиться по мере сил и т.п.? Да ни почему: просто так положено, так «повелось». И этого, почти инстинктивного освоения элементарных, но вместе с тем и фундаментальных ценностей вполне достаточно для приобщения человека к культуре.

Идеология как сфера продуцирования и существования культурных ценностей — явление более позднее. Оговоримся сразу, что термин «идеология» применяется здесь в широком смысле, означая любое логически систематизированное мировоззрение (кроме религиозного и художественного, где разум и эмоции существуют на равных правах). Поэтому в качестве форм идеологии могут выступать философия, политика, этика и т.п. Главная особенность идеологической культуры состоит в том, что ее ценности вырабатываются сознательно, приводятся в систему и оснащаются аргументацией, прежде всего логической. Для выработки идеологии в любой ее форме требуется интеллигенция, и притом достаточно развитая. Обратная сторона этого обстоятельства — проблема освоения личностью идеологической культуры. Очевидно, что в отличие от культуры бытовой она доступна не всем и вообще требует для своего освоения определенных усилий и некоторого минимума интеллектуальной подготовки. Недостаточна подготовленная личность может усвоить идеологическую культуру неполно, искаженно, неосознанно внося в нее свои коррективы. Так, средний представитель белого населения Юга США понимал идеи свободы и демократии явно иначе, чем А. Линкольн; шолоховский коммунист Нагульнов понимал идею коммунизма и путь к ней не так, как Ленин, и т.п. Но наибольшая и самая серь­езная опасность для идеологии, когда она начинает распространяться в массах, — это вульгаризация. Творца новой идеологической ценностной системы всегда подстерегает ситуация Иешуа и Левия Матвея из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Эти добрые люди <...> ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной <...> ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил». И это, разумеется, не исключительный, а типичный пример вульгаризации. Л. Толстой как идеолог породил толстовство, Г.В. Плеханов как идеолог-искусствовед — школу вульгарного социологизма и т.п.

Существуют ли личностные культуры, основанные исключительно или преимущественно на идеологических ценностях? Нечасто, но такие случаи встречаются. Обыкновенно условием реализации такой культуры бывают забвение культуры бытовой, отмирание в душе человека ее системы ценностей. В чистом вид такого, конечно, никогда не случается, какие-то исходные культурные реалии остаются, но бывают довольно глубоко погребены под грузом ценностей идеологических. Таков, вероятно, был «средний» немец, чье культурное мышление было полностью «загружено» идеологией фашизма; хороший пример такого сознания дал А. Платонов в рассказе «Неодушевленный враг». Надо заметить, что такие ценностные системы очень устойчивы, пока не поколеблена породившая их идеология (про тех же немцев-фашистов В. Высоцкий поет: «Не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит»), но с крахом или даже кризисом идеологии, а он рано или поздно придет, личность оказывается полностью обезоруженной перед лицом реальности.

Одной из важнейших форм бытования и продуцирования культурных ценностей является религия во всех ее разновидностях (том числе и такой, как неверие). Это понятно, так как религия высшей степени успешно выполняет главную для культуры функцию — ценностно ориентировать человека. Религия открывает совершено новую область ценностного отношения человека к миру — область сверхъестественного, трансцендентного. Сущность религии сводится в основном к двум фундаментальным моментом: к утверждению наличия верховного существа (или существ) и к утверждению жизни человеческого духа после смерти. Верховные существа в разных религиях имеют разный характер и разные наименования, но в любом случае боги обладают неизмеримо большей силой, чем человек. Они несут людям добро, благо, помощь, но лишь в том случае, когда люди выполняют их заветы, правила, заповеди и вообще почитают их именно как существ верховных. В этом смысле камлание шамана или жертвоприношение практически не отличаются от христианской или исламской молитвы.

Представление о добрых верховных существах, добрых духах, естественно, вызывает мысль о духах зла, которые противобор­ствуют богам, в результате складывается чрезвычайно значимая для культуры оппозиция добра и зла в потустороннем мире. Борьба, условно говоря, бога и дьявола экстраполируется на человеческое общество и отдельных индивидуумов. Благодаря этому возникает прочная основа для ценностного ориентирования человека: служить богу или служить дьяволу. В иерархической системе ценностей появляется верховная ценность и диаметрально противоположная ей антиценность; от этих ориентиров и строится вся эмоционально-ценностная система.

Вторая черта религии — вера в загробную жизнь человека — также выполняет важную культурную функцию: она практически решает проблему бессмертия личности как одну из коренных проблем культуры. Идея бессмертия души прослеживается во всех разновидностях религии не случайно: она если не снимает полностью, то по крайней мере существенно ослабляет страх смерти, этого неизбежного спутника человека. При этом, кстати, все равно, какой предстает загробная жизнь. Если жизнерадостный эллин Ахилл утверждал, что лучше быть последним поденщиком на земле, чем царем в царстве мертвых, то мусульмане видят загробную жизнь сплошным блаженством (для правоверных, разумеется), а более изощренная христианская религия подразделяет загробный мир на ад, чистилище и рай и т.п. Важно лишь то, что жизнь человеческого духа продолжается после смерти тела. Этот постулат четко выявляет идеалистическую основу любой религии, поскольку противопоставление материи и духа и примат последнего характерны именно для идеалистических систем мировоззрения.

Религиозное начало соединяет в себе эмоциональные и рациональные моменты. Без эмоции нет верующего, без логически упорядоченной доктрины нет церкви. Но поскольку религия в любой ее форме воздействует прежде всего на эмоции и психику человека, то для ее нормального функционирования необходи­ма соответствующая атрибутика. Она появилась еще в самом на­чале оккультного освоения мира и в дальнейшем продолжала развиваться и совершенствоваться. Самый, видимо, простой и самый древний атрибут религии — это жестово-мимическое и речевое поведение служителя культа. Отметим, что с точки зре­ния нормальной жизни и нормального здравого смысла оно не­лепо и неразумно, но в этом-то его сила и заключается. Колдун или шаман приводят себя в состояние экстатического возбужде­ния, христианский священник размахивает кадилом и т.п. — все это действия сакральные, необъяснимые вне культовой системы. Таково же и речевое поведение служителя культа: он или выкри­кивает непонятные слова, или говорит особым, сакральным язы­ком (латынь, церковнославянский), или поет и т.п. Все это резко отличается от обыденных форм поведения и возбуждает в верующих убеждение, что они присутствуют при чем-то сверх­обычном, имеют дело с чем-то возвышенным и необыкновен­ным.

Другим атрибутом религии является ритуал. Его смысл в том, чтобы все действия, входящие в состав богослужения, соверша­лись в заранее определенном и неизменном порядке. С точки зре­ния позитивного мышления ритуальность не имеет смысла, но для верующего соблюдение канона — залог того, что верховные существа не разгневаются и будут благосклонны. Нарушитель ри­туала поэтому подвергается более или менее строгой каре. Заме­тим здесь и психологическое воздействие ритуала: совершая изо дня в день привычные действия или даже просто наблюдая их, человек обретает душевный комфорт, психологическую уверен­ность, испытывает успокоение и удовлетворение.

И особое жестово-мимическое поведение, и ритуал имеют своей основой тайну, скрытую от непосвященных и доступную лишь избранным. Это многократно усиливает эмоциональное воздей­ствие религиозного поведения и ритуала, поскольку внушает «свя­щенный трепет», заставляя человека, с одной стороны, смирять­ся перед неведомой, но грозной силой, а с другой стороны, наоборот — возвышает его, заставляя чувствовать сопричастность к чему-то великому. Добиваться же ответа на все вопросы, стрем­ление разгадать тайны почитается, например, в православии гре­хом «совопросничества»: «Это когда человек интересуется тем, что выше ума его и чего Бог от него не требует. Например, где находится ад (а не как избавиться от него)? Как действует благодать через иконы? Как вино и хлеб при Пресуществлении делаются Телом и Кровью Христовою и т.п.»'.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Влияет на существо концепции
Собственной воли человека
Китай эпохи культурной революции
На чем основыва­ется закономерность бытия
Причины