|
|
<<< ΛΛΛ >>>
1.1. Архитектурный знак с его денотатом и коннотациями, архитектурные коды и возможности их исторического "прочтения", поведение архитектора в связи с разнообразием прочтений и превратностями коммуникации, имеющее целью проектирование способных к трансформации первичных функций и открытых вторичных, естественно, открытых непредсказуемым кодам... Все вышеперечисленное предполагает, что нам уже известно, что такое код в архитектуре. Все было ясно, пока мы говорили о словесной коммуникации: существует язык-код и определенные коннотативные лексикоды. Когда мы заговорили о визуальных кодах, нам пришлось разграничить уровни кодификации от иконического до иконологического, но для этого понадобилось внести целый ряд уточнений в понятие кода и тех типов коммуникации, которые он предусматривает. Мы также пришли к фундаментальному выводу о том, что элементами артикуляции того или иного кода могут быть синтагмы кода более аналитического или же синтагмы того или иного кода суть не что иное, как элементы первого или второго членения кода более синтетического.
Говоря об архитектурных кодах, все это следует иметь в виду, потому что иначе мы можем приписать архитектурному коду артикуляции, свойственные более аналитическим кодам.
1.2. Тот, кто занимался архитектурой с точки зрения коммуникации, пересматривая выделенные архитектурные коды, непременно задастся вопросом, о каких, собственно, кодах идет речь, синтаксических или семантических, иными словами, имеются ли в виду правила артикуляции означающих независимо от того, какие означаемые могут быть с ними соотнесены, или правила артикуляции определенных структур означающих, которым уже соответствуют те, а не иные означаемые. Далее, такие выражения, как "семантика архитектуры", побуждают некоторых видеть в архитектурном знаке эквивалент слову словесного языка, наделенному точным значением, т. е. соотносимому с неким референтом, тогда как, нам известно, что код зачастую может предписывать только правила синтаксической артикуляции.
229
Таким образом, следует выяснить, допускает ли архитектура чисто синтаксическую кодификацию (это необходимо, в частности, для описания объектов, функция которых остается для нас неясной, таких как менгиры, дольмены, Стоунхендж и пр.).
1.3. Наконец, в архитектуре мы будем отличать коды прочтения (и строительства) от кодов прочтения и разработки проекта, занимаясь в данном случае правилами прочтения объекта архитектуры, но не архитектурного проекта. И действительно, коль скоро установлены правила интерпретации объекта, правила фиксации проекта из них вытекают, будучи конвенциональными правилами записи некоего языка (точно так транскрипция словесного языка разрабатывается на основе правил письменной фиксации таких элементов слова, как фонемы и монемы). Это не означает, что семиология проекта совсем не представляет интереса для исследования, ведь проект использует разные системы записи (план здания и его разрез кодируются по-разному), кроме того, в этих разных системах записи одновременно представлены иконические знаки, диаграммы, индексы, символы, квалисигнумы, синсигнумы и т. д., т. е. фактически вся Пирсова классификация знаков.
1.4. Когда речь заходит об архитектурных кодах, чаще всего имеют в виду типологические коды (откровенно семантические), подчеркивая, что в архитектуре есть такие конфигурации, которые открыто указывают на свое значение: церковь, вокзал и т.д. О типологических кодах нам еще предстоит вести речь, но совершенно ясно, что они представляют собой только одну, причем наиболее очевидную, из используемых систем кодификации.
1.5. Пытаясь подальше отойти от столь очевидно историзирующего кода (ясно, что архитектурный образ церкви обретает конкретные очертания в конкретную историческую эпоху), мы вынуждены искать базовые составляющие архитектуры, фигуры ее "второго членения" в элементах геометрии Евклида.
Если архитектура это искусство организации пространства15, то кодификация архитектурного пространства может быть той, что раз-
--------------------------------------------
14 При неправильном применении кода можно перепутать план с разрезом и наоборот; см. на этот счет забавные случаи, описанные у Кенига, Koenig, Invecchiamento dell'architettura moderna, Firenze, 2a ed., 1967, pag. 107, nota 17. CM. также Analisi del linguaggio architettonico, cit., capitolo 8.
15 Последовательное и документированное углубление в тему см. Bruno Zevi, Architettura in Nuce, Venezia—Roma, 1960; а также более раннее Super vedere I'architettura, Torino, 948.
230
работал Евклид в своей геометрии. В таком случае, единицами первого членения будут пространственные единицы, или хоремы16, а единицами второго членения евклидовские stoicheia (элементы классической геометрии), складывающиеся в более или менее сложные синтагмы. Например, единицами второго членения, лишенными собственного значения, но наделенными дифференциальным значением, будут: угол, прямая, кривая; единицами же первого членения будут: квадрат, треугольник, параллелепипед, эллипсис вплоть до более сложных неправильных фигур, поддающихся описанию с помощью различных уравнений, тогда как совмещение двух прямоугольников, при котором один помещается внутри другого, будет явно синтагматическим образованием (например, окно в стене), что же касается более сложных синтагматических образований, то таковыми можно считать куб (трехмерное пространство) или различные типы зданий, в основании которых заложена форма греческого креста. Разумеется, соотношение планиметрии и пространственной геометрии наводит на мысль о возможности выделения единиц третьего членения. Соответственно подключение неевклидовой геометрии сильно усложнило бы кодификацию.
Само собой разумеется, геометрический код свойствен не только архитектуре, без него не обойтись при анализе живописи, причем не только геометрической (Мондриан), но также и фигуративной, в которой любое изображение в конечном счете может быть сведено к сочетанию, пусть достаточно сложному, элементарных геометрических фигур. Но тот же самый код используется при письменной фиксации или устном описании геометрических феноменов в исконном смысле понятия (землемерие) и других съемках местности (топографической, геодезической и т. д.). И наконец, в принципе он должен был бы совпасть с гештальт-кодом, основополагающим кодом восприятия элементарных форм. А это значит, что мы имеем дело с типичным случаем кода, который вырисовывается и обретает очертания, когда мы задаемся целью описать элементарные единицы (первого и второго членения) какого-то другого "языка", и способен служить метаязыком для более синтетических кодов.
1.6. Стало быть, нам следует оставить без внимания такого рода коды, наподобие того как словесный язык оставляет без внимания возможность описания отдельных фонем в позиционных терминах,
--------------------------------------------
16 От "хора" (пространство, место). О стойхея как элементах пространственных искусств, включая архитектуру, см. наблюдения Мондриана и комментиарий Р. Де Фуско, cit., с. 143—145.
231
свойственных более аналитическому коду, например коду морской сигнализации. Впрочем, не следует пренебрегать и этой возможностью анализа в тех случаях, когда необходимо соотнести архитектурный феномен с чем-то, что кодируется по-иному, находя метаязык, пригодный для описания обоих явлений. Это тот случай, когда нужно подыскать код, предположим, для какого-нибудь пейзажа, чтобы затем вписать в него соответствующее архитектурное решение. То обстоятельство, что для выявления структуры пейзажа используют устойчивые элементы геометрического кода (пирамида, конус и т. д.), указывает на то, что, решая проблему вписывания архитектурных сооружений в соответствующий контекст, имеет смысл описывать эти сооружения при помощи того же геометрического кода, используемого как метаязык. Но тот факт, что архитектура описываема посредством геометрического кода, вовсе не означает, что архитектура как таковая базируется на геометрическом коде.
Точно так же, если мы соглашаемся с тем, что идеограмма китайского языка и состоящее из фонем слово итальянского языка при радиопередаче равно могут быть переведены в категории децибеллов, частот или бороздок на диске, то отсюда вовсе не следует, что китайский и итальянский языки базируются на одном и том же коде. Отсюда следует лишь то, что при необходимости перекодировки фонетических явлений в целях передачи и записи, оба языка могут быть проанализированы в одной системе транскрипции. В конце концов, любое физическое явление может быть сведено к молекулярному или атомному кодам, но это никоим образом не отменяет необходимости использовать разные средства при анализе какого-нибудь минерала и "Джоконды".
Итак, посмотрим, что представляет собой собственно архитектурный код, отталкиваясь от разных "семантических" или "семиологических" прочтений архитектуры.
II. Классификация архитектурных кодов
II.1. На основе вышеизложенного можно составить следующую таблицу:
1. Синтаксические коды: характерен в этом смысле код, отсылающий к технике строительства. Архитектурная форма может включать:
--------------------------------------------
17 Christian Norberg Schulz, // paesaggio e I'opera dell'uomo, in "Edilizia moderna", n. 87—88. Впрочем, вся уже упоминавшаяся работа Шульца (Intenzioni in Architecture, cit.) представляется важной для наших исследований. См., в частности, главы о восприятии, символизации и технике.
232
балки, потолки, перекрытия, консоли, арки, пилястры, бетонные клетки. Здесь нет ни указания на функцию, ни отнесения к денотируемому пространству, действует только структурная логика, создающая условия для последующей пространственной денотации. Точно так в других кодах на уровне второго членения создаются условия для последующего означивания. Так, в музыке частота характеризует звучание, рождая интервалы, носители музыкальных значений .
2. Семантические коды
а) артикуляция архитектурных элементов
1) элементов, означающих первичные функции: крыша, балкон, слуховое окно, купол, лестница, окно...
2) элементов, соозначающих вторичные "символические" функции: метопа, фронтон, колонна, тимпан...
3) элементов, означающих функциональное назначение и соозначающих "идеологию проживания ": салон, часть жилища, где проводится день, проводится ночь, гостиная, столовая,...
б) артикуляция по типам сооружений
1) социальным: больница, дача, школа, замок, дворец, вокзал...
2) пространственным: храм на круглом основании, с основанием в виде греческого креста, "открытый" план, лабиринт ...
Естественно, перечень может быть продолжен, можно разработать такие типы, как город-сад, город романской планировки и т. д., или использовать недавние разработки, вдохновленные поэтикой авангарда, который уже создал собственную традицию и стиль.
II.2. Но всем этим кодификациям свойственно то, что они оформляют уже готовые решения. Иначе говоря, это кодификации типов сообщения. Код-язык не таков: он придает форму системе возможных отношений, порождающей бесконечное множество сообщений. И коль скоро это так, представляется невозможным выявить общие идеологические коннотации какого-либо языка. Язык формирует любые сообщения, соотносимые с самыми разнообразными идеологиями; в конечном счете, он не есть ни форма классового сознания, ни орудие классовой борьбы, ни надстройка над каким-либо экономическим базисом . С этим вполне можно было бы согласиться, если бы
--------------------------------------------
18 Об этих кодах и последующих см. Koenig, op. cit., cap. 4, "L'articolazione del linguaggio architettonico"; G. Dorfles, Simbolo, comunicazione, consume, cit., cap. V.
19 О понятии "тип" помимо работ Дорфлеса и Кенига см. "Sul concetto di tipologia architettonica" in G.C.Argan, Progetto e destine, cit., где обоснованно проводится параллель между типологией в архитектуре и иконографией и дается определение типа как "проекта формы", близкое нашему определению риторической фигуры как "умышленной' неожиданности" (см. А.4.П.2.). См. также Sergio Bettini, in "Zodiac" n. 5, и Vittorio Gregotti, // terrilorio dell'archiiettura, Milano, 1966.
233
не существовали исследования, убедительно доказывающие, что сама1 языковая артикуляция уже вынуждает говорящего на том или ином языке видеть мир так, а не иначе (и стало быть, язык предшествует всем возможным идеологическим коннотациям). В любом случае, оставляя в стороне вопрос об этих глобальных коннотациях, можно было бы определить язык как поле почти абсолютной свободы, в котором говорящий строит сообщения, отвечающие задаче объяснения неизвестной ситуации. Напротив, в архитектуре, если ее коды соответствуют указанным нами, складывается другая ситуация.
Если архитектурный код указывает, как следует построить церковь, чтобы она была церковью (типологический код), то, разумеется, учитывая сложные противоречивые отношения информативности и избыточности (мы об этом уже говорили), можно попытаться построить церковь, которая, будучи церковью, отличалась бы от всех до сих пор построенных, обеспечив тем самым некоторое остранение ситуации, но это никоим образом не означает, что преодолены социокультурные детерминации, предписывающие строить церкви и ходить в них. Если архитектурные коды не содействуют тому, чтобы эта граница преодолевалась, то архитектура это не способ преобразования истории и общества, но совокупность норм, позволяющих отдавать обществу именно то, что оно хочет получить от архитектуры.
В таком случае архитектура это служба, но не в смысле служения высоким идеалам культуры, но в смысле принадлежности к городской сфере обслуживания, водоснабжения, транспорта... служба, чьи технические средства все время совершенствуются с целью удовлетворения программируемого спроса. И тогда архитектура никакое не искусство, потому что отличительная черта искусства (см. по этому поводу раздел "эстетическое сообщение") в том и заключается, что оно предлагает потребителю то, чего тот от него не ждет.
II.3. В таком случае коды, о которых шла речь, суть не что иное, как иконологические, стилистические или риторические лексикоды. Они не открывают возможности порождения чего-то нового, но только воспроизводят готовые схемы, учреждают не открытые формы, способные генерировать высказывания, но формы окостеневшие, во
--------------------------------------------
20 Таков известный тезис Сталина, см. Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания М, 1950.
21 О том, что язык предопределяет видение реальности, см. Benjamin Lee Whorf, Language, Thought and Reality, Cambridge, New York, 1956. Популярное изложение теории Уорфа см. Stuart Chase, llpotere delle parole, Milano, 1966 (глава "Слова и видение мира"), обсуждение этого вопроса: Herbert Landar,Language and Culture, Oxford Un. Press, N.Y., 1966, часть V, "Культура".
234
всяком случае, не правила организации сообщений, то ли избыточных, то ли информативных в зависимости от намерений говорящего, но структуры, информативная способность которых уравновешивается стабильными, привычными системами ожиданий, которые никогда и ни при каких условиях не подвергаются переоценке. И тогда архитектура — это риторика в том смысле, на который указано в A.4.II.2.
В ту же самую рубрику риторической кодификации попадут также перечисленные выше синтаксические коды, потому что неверно, что любая пустая архитектурная форма, наделенная чисто дифференциальным значением (пилястр или балка), может нести любую коммуникативную нагрузку: они, эти формы, допускают передачу только такой коммуникации, к которой привыкла западная цивилизация, усвоившая определенные представления о статике и динамике, евклидовой геометрии, и, выглядя устойчивыми и неподверженными влияниям времени, живут по правилам одной-единственной грамматики — грамматики строительства, и потому по праву могут быть прописаны по ведомству науки о строительстве. 1.1. Если архитектура представляет собой систему риторических правил, призванную выдавать потребителю те решения, которых он от нее ожидает, пусть слегка приправленные новизной и неожиданностью, то чем тогда архитектура отличается от других видов массовой коммуникации? Мысль о том, что архитектура является одной из форм массовой коммуникации, распространена достаточно широко. Деятельность, обращенная к разным общественным группам с целью удовлетворения их потребностей и с намерением убедить их жить так, а не иначе, может быть определена как массовая коммуникация даже и в самом расхожем обыденном смысле слова без привлечения соответствующей социологической проблематики.
1.2. Но даже если привлечь эту самую проблематику, все равно архитектура предстанет наделенной теми же характеристиками, что и массовая коммуникация . Попробуем указать на некоторые из них:
1) Архитектурный дискурс является побудительным; он исходит из устойчивых предпосылок, связывает их в общепринятые аргументы и побуждает к определенному типу консенсуса (я согласен организовать свое пространство проживания так, как ты мне это советуешь сделать, потому что эти новые формы мне понятны и потому что твой пример убеждает меня, что живя так, как ты, я буду жить еще удобнее и комфортабельнее).
2) Архитектурный дискурс является психогогическим: с мягкой настойчивостью, хотя я и не отдаю себе отчета в том, что это насилие, мне внушают, что я должен следовать указаниям архитектора, который не только разрабатывает соответствующие функции, но и навязывает их (в этом смысле можно говорить о скрытых внушениях, эротических ассоциациях и т. п.).
--------------------------------------------
22 См. G.C.Argan, R.Assunto, B.Munari, F.Menna, Design e mass media, in "Op. Cit.", n.2; Archiiettwa e cultura di massa, in "Op. Cit.", n. 3; Filiberto Menna, Design, comunicazione estetica e mass media, in "Edilizia moderna", n. 85.
23 Недавнее и наиболее полное исследование на эту тему: Renato De Fusco, L'architettura come mass-medium, Bari, 1967.
236
3) Архитектурный дискурс не требует углубленной сосредоточенности, потребляясь так, как обычно потребляются фильмы, телевизионные программы, комиксы и детективы (так, как никогда не потребляется искусство в собственном смысле слова, которое предполагает поглощенность, напряженное внимание, благоговение перед произведением, без которого нет понимания, уважения к авторскому замыслу)24
4) Архитектурное сообщение может получать чуждые ему значения, при этом получатель не отдает себе отчета в совершившейся подмене. Тот, кто видит в Венере Милосской возбуждающий эротический объект, понимает, что подменяет ее исходную эстетическую функцию, но тот, кто пользуется венецианским дворцом дожей как укрытием от дождя или размещает солдат в заброшенной церкви, не осознает свершенной им подмены.
5) И в этом смысле архитектурное сообщение предполагает как максимум принуждения (ты должен жить так), так и максимум безответственности (ты можешь использовать это сооружение, как тебе вздумается).
6) Архитектура подвержена быстрому старению и меняет свои значения; чтобы это заметить, не надо быть филологом, иная судьба у поэзии и живописи, а вот с модами и шлягерами происходит то же самое.
7) Архитектура живет в мире товаров и подвержена всем влияниям рынка гораздо больше, чем любой другой вид художественной деятельности, но именно так, как им подвержены продукты массовой культуры. Тот факт, что художник связан с галерейщиками, а поэт — с издателями, влияет практически на их работу, но никогда не предопределяет сути того, чем они занимаются. Действительно, художник-график может рисовать для себя и своих друзей, поэт — написать свои стихи в единственном экземпляре и посвятить их своей возлюбленной, напротив, архитектор, если только он не занимается проектированием утопий, не может не подчиняться технологическим и экономическим требованиям рынка даже в том случае, если он намерен им что-то противопоставить.
--------------------------------------------
24 "Рассредоточенность и собранность настолько противополагаются друг другу, что можно сказать: тот, кто внутренне собирается перед произведением искусства, тому оно раскрывается ... и напротив, расслабленная масса вбирает его в себя и перемалывает. И больше всего это видно на примере строений. Архитектура всегда была таким искусством, которое потребляется коллективно и бездумно". (Walter Benjamin, L'opera d'arte nell'epoca delta sua riproducibilitu lecnica, Torino, 1966.
25 CM. "Edilizia moderna" 85, в частности Введение. Весь номер посвящен проблемам дизайна.
237
II. Информация в архитектуре
II.1. Однако тот, кто взглянет на архитектуру без предубеждения, обязательно почувствует, что она все же что-то большее, чем форма массовой коммуникации (таковы некоторые явления, родившиеся в сфере массовой коммуникации, но покинувшие ее благодаря содержащемуся в них заряду идеологического несогласия).
Конечно, архитектура представляет собой убеждающее сообщение конформистского толка, и в то же время она обладает неким познавательно-творческим потенциалом. Она всегда держит в поле зрения общество, в котором живет, но подвергает его критике, и всякое подлинное произведение архитектуры привносит что-то новое, будучи не просто хорошо отлаженным механизмом для проживания, соозначающим соответствующую идеологию, но самим фактом своего существования ставя это общество, способы проживания и обосновывающую их идеологию под вопрос.
В архитектуре используемая в целях убеждения архитектурная техника в той мере, в которой она денотирует определенные функции, и в той мере, в которой формы сообщения составляют единое целое с материалом, в котором они воплощаются, начинает означать самое себя именно так, как это происходит с эстетическим сообщением. Означая самое себя, она в то же самое время информирует не только о функциях, которые она означает и осуществляет, но и о способе, которым она намерена их денотировать и осуществлять.
Цепная реакция семиозиса превращает стимул в денотацию, денотацию в коннотацию (а систему денотаций и коннотаций в авторефлексивное сообщение, в свою очередь соозначивающее намерения архитектора), — так в архитектуре стимулы, оставаясь стимулами, в то же время оказываются идеологически насыщенными. Архитектура соозначивает ту или иную идеологию проживания, и, следовательно, убеждая в чем-то, она тем самым открывается интерпретирующему прочтению, расширяющему ее информационные возможности.
Она говорит что-то новое в той мере, в которой пытается заставить жить по-новому, и чем более она стремится заставить жить по новому, тем более убеждает сделать это, артикулируя вторичные коннотированные функции.
I.2. В этой перспективе и следует рассматривать проблему styling. Styling, как мы в этом уже убедились, может представлять собой — и в большинстве случаев представляет — наложение новых вторичных функций на неизменные первичные. С виду он информативен, но на самом деле всего лишь подтверждает давно известное при помощи
238
новой тактики убеждения. Все это чистой воды пропаганда, осторожная стратегия обработки общественного мнения.
Но в некоторых случаях ресемантизация объекта, которая и осуществляется при помощи styling, может предстать как попытка приписать ему при помощи обновленных вторичных функций новое идеологическое содержание. При этом, как нам известно, функция остается неизменной, но сам способ рассмотрения объекта в системе других объектов, во взаимосвязи их значений и в соотнесении с повседневной жизнью меняется.
Автомобиль с обновленным дизайном, отныне предназначающийся всем и каждому и на самом деле располагающий все тем же мотором, все теми же неизменными первичными функциями, который ранее выступал как символ классовой принадлежности, и вправду становится чем-то иным. Styling перекодифицировал первичную функцию, изменив назначение объекта.
Напротив, если речь идет об откровенном повторе, сменившем всего лишь коннотативные одеяния сообщения, денотирующего то же самое, что и прежде, тогда styling не более чем избыточная пропагандистская риторика. Сообщая что-то в системе наших риторических ожиданий, этот дискурс ничего не меняет в системе наших идеологических ожиданий. 1.1. Перед нами встает целый ряд вопросов:
а) казалось, что архитектура, для того чтобы сообщать и осуществлять собственные функции, должна располагать собственным кодом;
б) мы убедились в том, что архитектурные коды открывают некоторые возможности развития, впрочем ограниченные, и что они ассоциируются не столько с языком, сколько с риторическими лексикодами, классифицирующими уже готовые сообщения-решения;
в) следовательно, опираясь на эти коды, архитектурное сообщение обретает пропагандистский и охранительный характер, не несет новизны, но поставляет ту информацию, которой от него ждут;
г) и все же архитектура разомкнута в сторону информативности, нарушая в известной мере системы риторических и идеологических ожиданий;
д) впрочем, не следует считать, что она может достигнуть этого, обходясь вообще без каких-либо наличных кодов, поскольку без более или менее устойчивого кода не бывает эффективной коммуникации, как не бывает информации, которая не была быв какой-то мере: избыточной.
1.2. В этом плане более перспективной представляется другая кодификация, а именно предложение Итало Гамберини выделять в архитектуре некие "конститутивные знаки", своеобразные матрицы организации внутреннего пространства.
Эти знаки, согласно классификации Гамберини26, бывают: 1) знаками планиметрической детерминации (задающие нижний горизон-
--------------------------------------------
26 Italo Gamberini, "Gli element! dell'architettura come parole del linguaggio architettonico", Inlroduzione al primo corso di element! di architeltura, Coppini, 1959; Per una analisi degli element! di architettura, Editrice Universitaria, 1953; Analisi degli element! costitutivi dell'architettura, Coppini, 1961. См. изложение этой позиции Кенигом: op. cit., глава V. О флорентийской школе и ее внимании к проблемам семантики см. Dorfles, Simbolo, cit., p. 175—176. О других исследованиях флорентийской группы: Кениг об опытах Пьерлуиджи Спадолини (op. cit. р. 111), а также Spadolini, Dispense del corso di progettazione artistica per Industrie, Firenze, 1960. Под редакцией Итало Гамберини п. 8—9 "Quaderni dell'istituto de elementi
240
тальный предел архитектурному объему); 2) знаками соединения элементов планиметрической детерминации различных уровней, они могут означать как континуальные, так и дискретные — ступеньки лестницы — соединительные элементы; 3) знаками бокового сдерживания (лишенные нагрузки элементы — неподвижные или мобильные — а также несущие конструкции); 4) знаками сопряжения элементов бокового сдерживания; 5) знаками покрытия (с опорой и без нее); 6) знаками автономных опор (вертикальных, горизонтальных, наклонных); 7) знаками квалификативной акцентуации и т. д.
Несомненно, подобная кодификация, более открытая реальности, выгодно отличается от прежних риторико-типологических классификаций своей гибкостью. Эти знаки можно считать элементами второго членения, выделяемыми в соответствии с их дифференциальной и позициональной значимостью и лишенными собственных значений, но способствующими формированию таковых. Однако некоторые из этих знаков обозначают функции и, следовательно, могут быть поняты как элементы первого членения.
Еще более открытой и гибкой была бы кодификация, основанная на чисто математической комбинаторике, изучаемой метадизайном, который решительно не интересуется тем, что именно проектируется, но только созданием порождающих матриц, могущих составить основу всякого проектирования, созданием условий для проектирования, максимально открытого вариативности первичных и вторичных функций. Тем не менее, и в этом случае мы имели бы дело с кодом, принадлежащим не только архитектуре, хотя бы и чрезвычайно полезным для целей собственно архитектурных.
Возвращаясь к конститутивным знакам архитектуры и признавая за ними свободу артикуляции, независимость от риторических предписаний и заблаговременно уготованных решений, укажем на то, что вопрос — встающий перед архитектором не как производителем означающих, опирающимся на код, подобный предложенному выше, но как разработчиком значений, денотируемых и коннотируемых создаваемыми им означающими формами, — вопрос о том, какими правилами следует руководствоваться, соединяя эти конститутивные знаки, остается открытым. Если он откажется от правил, которые ему предлагают традиционные риторические лексикоды, на какие новые правила ему опираться? Если считать конститутивные знаки словами, diarchitettura e rilievo dei monument della Facolta di Architettura di Firenze", содержащие статьи Гамберини, Ч. Луччи и Дж. Л. Джанелли по проблемам архитектурной семантики.
--------------------------------------------
27 Andries van Onck, Metadesign, in "Edilizia Moderna", n. 85.
241
то складывается парадоксальная ситуация, при которой архитектор, располагая парадигмой, не знает, как привязать ее к оси синтагматики. Имеется некий словарь и, стало быть, логика, но грамматику и синтаксис надо еще создать. И очень похоже на то, что архитектура сама по себе не в состоянии снабдить его искомыми правилами.
Не остается, следовательно, ничего другого, как заключить: архитектура исходит из наличных архитектурных кодов, но в действительности опирается на другие коды, не являющиеся собственно архитектурными, и, отправляясь от которых, потребитель понимает смысл архитектурного сообщения.
1.3. Постараемся лучше понять: вполне очевидно, что любой градостроитель в состоянии спланировать улицу в городе, опираясь на существующий лексикод, который расписывает все имеющиеся на этот счет варианты, и, разумеется, учитывая взаимоотношения между информативностью и избыточностью, он может несколько уклониться от предписывающей модели, но столь же очевидно, что, поступая так, он не выйдет за рамки традиционных градостроительных решений, предполагающих, что улицы прокладываются по земле. Но когда Ле Корбюзье предлагает поднять их , так что улица может скорее кодироваться как "мост", чем как "улица", он решительно отходит от устоявшейся типологии, и в контексте его идеального города потребитель прекрасно опознает функцию, обозначаемую знаком "улица, поднятая на такую-то высоту". Это происходит потому, что Ле Корбюзье, прежде чем начать собственно архитектурные разработки, взялся за рассмотрение насущных требований, предъявляемых архитектору современной жизнью, уловил скрытые тенденции развития индустриального города, очертил совокупность требований, которые ему будут предъявлены впоследствии, но вытекают из наличной ситуации, и на этой основе смог установить новые функции и изобрести новые архитектурные формы.
Иначе говоря, сначала он закодировал возможные и еще только смутно различаемые традиционной архитектурой функции и только затем приступил к разработке и кодификации форм, долженствующих этим функциям соответствовать. Он искал систему отношений, на основе которой можно было бы разработать код архитектурных означающих, и нашел ее вне архитектуры. Для того чтобы создать архитектурный язык, он сделался социологом и политиком, знатоком проблем общественной гигиены и этики.
--------------------------------------------
28 Le Corbusier, Urbanistica, Milano, 1967.
242
<<< ΛΛΛ >>>
Вокруг этих блоков пролегают автострады бразилиа
культуры Эко У. Функция и знак. Семиология архитектуры 7 архитектура
|
|
