<<<     ΛΛΛ     >>>   

Важнейшим способом передачи, да и способом бытия ментальности является язык. О роли языка в культурах народов мы будем говорить в следующей главе, а сейчас хотелось бы отметить только то, что язык в самом своем строении, лексике, фразеологии, фонетике, в общепринятых правилах, связанных с темпом, остротой разговора несет отпечаток ментальности своего народа.

Немецкий философ М.Хайдеггер говорил о том, что язык есть дом бытия . Дом, в котором живет бытие. Живет по законам этого дома. У народов разные дома и во многом благодаря этому — разные способы проживания в них. “Человек, высновывая из себя язык, тем же актом вплетает себя в его ткань; каждый народ обведен кругом своего языка и выйти из этого круга может, только перешедши в другой”, — писал великий немецкий философ языка Вильгельм фон Гумбольдт [58, .60 ] . И дальше: “Так как языки неразрывно сращены со внутреннею природою человека и скорее самодеятельно вытекают из нее, чем произвольно создаются ею, то на таких же основаниях можно было бы назвать духовную особенность народов действием языков (как и наоборот). Истина — и в том и другом вместе: характер народа и особенности его языка вместе и во взаимном согласии вытекают из неисследимой глубины духа” [ там же, 63 ] . А русский языковед А.А.Потебня дополняет мысль Гумбольдта: “Человек, говорящий на двух языках, переходя от одного языка к другому, изменяет вместе с тем характер и направление течения своей мысли, притом так, что усилие его воли лишь изменяет колею его мысли, а на дальнейшее течение ее влияет лишь посредственно. Это усилие может быть сравнено с тем, что делает стрелочник, переводящий поезд на другие рельсы” [ там же, 260 ] .

Другой способ передачи ментальности — невербальная коммуникация , усваиваемая членом общности с самых малых лет. Невербальный язык — это система жестов и знаков, используемая членами этноса для передачи субъективной, эмоциональной стороны сообщений. . Во многом его средства усваиваются человеком бессознательно или полуосознанно: тут не приходится говорить о научении, только — о подражании или о “заражении” Вряд ли кто-то сознательно учит детей подмигивать, однако, подмигивание — элемент самых различных культур. Правда на разных правах и в разных значениях. В западных культурах нет ничего неприличного в том, что молодой человек подмигнет девушке, желая оказать ей внимание. В восточных же подмигивание имеет уничижительный смысл, и мужчина, подмигнувший женщине, вызовет ее негодование, а то и навлечет на себя культурный остракизм. Жест, абсолютно невинный для американца, может показаться неприличным азиату: например, большой и указательный пальцы, сложенные в кольцо, которые для жителей США означают “о ' e ей”, в азиатских народных культурах имеют весьма непристойный смысл.

Одно и то же значение приветствия передается у разных народов совершенно различными с точки зрения ментальности жестами. Японцы отвешивают поклон, сгибаясь пополам и опустив головы. Потом украдкой бросают взгляд, чтобы обоим выпрямиться одновременно: ведь тот, кто сделает это первым, по их представлениям — неотесанный мужлан. Южноамериканские испанцы приветствуют друг друга традиционным объятием: голова над правым плечом партнера, три хлопка по спине, голова над левым плечом, еще три хлопка. Мужчины-курды попеременно целуют друг другу руки. Андаманцы садятся друг другу на колени, обнимаются и плачут: кстати, если встречаются муж и жена, то именно муж взгромождается на колени жены.

Даже такой, казалось бы, универсальный элемент невербального языка как взгляд, в культурах различных народов воспринимается по-разному. В африканских культурах взгляд вообще необязателен для коммуникации. Восточная женщина не должна смотреть в глаза мужчине, пусть это даже ее собственный муж: считается, что в глаза мужчинам глядят только женщины легкого поведения. В Японии контакт взглядов воспринимается как дурной тон. Даже оратор во время выступления смотрит куда-то вбок. Американцу может показаться, что он что-то утаивает, в чем-то лицемерит. Японец же решит, что американец, уставившийся ему прямо в глаза, — просто грубиян, который пытается таким образом выразить свое превосходство.

Во многом приятие или неприятие тех или иных элементов вербального или невербального общения зависит от символов, ментально усвоенных представителями той или иной народной культуры. Философ Э.Кассирер считает, что символ — это и есть то основное, что отличает человека от животного. Под словом “символ” мы здесь будем полагать образ, являющийся представителем других образов, содержаний, отношений, или, говоря упрощенно, устойчивое метафорическое обозначение любого явления или объекта в образной форме .

Если следовать азам семиотики, всякая структура, обслуживающая сферу социального явления, есть язык как система знаков и набор выражаемых через эти знаки смыслов. Следовательно, природа культуры не только коммуникативная, но и символическая.

Этничность во многом символична, а символ, в свою очередь, является одной из основных составляющих ментальности. Символы глубоко укоренены в нашем бессознательном, часто это отображения архетипических образов, возникающих по мере того, как человеческое сознание опосредует глубинные черты своего родового прошлого и своей истории. Это те формы, которые каждое поколение застает уже готовыми и, не задумываясь, интуитивно перенимает.

Так, одни и те же растения и животные, преломляясь через призму символического мировидения народа, в разных этнических культурах воспринимаются по-разному. Для японца, например, иглы сосны означают долголетие, листья папоротника символизируют пожелания удачи в наступающем году, бамбук — пожелание стойкости и мужества, а краб — спокойной и счастливой старости. А для русского папоротник — это растение смерти, символом мужества и стойкости является дуб. Черепаха для китайца означает то же, что краб для японца — долголетие. А вот русский считает, что главная характеристика этого животного — раздражающая медлительность (“Что ты ползешь, как черепаха?”).

Для китайца белый — это цвет траура, для монгола он символизирует благополучие, для славянских народов — чистоту. Желтый, который для русского имеет отрицательный смысл, олицетворяя измену, в монгольской культуре ассоциируется, наоборот, с любовью, а для американца имеет значение постоянства: недаром герои американской беллетристики сплошь и рядом дарят возлюбленным по несколько дюжин желтых роз.

Сила воздействия символов зависит от нескольких причин. Наиважнейшие из них — это, во-первых, полуосознанность, архетипичность самого символа, а во-вторых, то, что в символах выражаются вполне реальные нужды и чаяния народа : моральные, материальные, политические интересы людей. Кроме того, символ всегда связан с выражением определенных эмоций — положительных либо отрицательных и, значит, побуждает к действию. И чем более символ универсален, чем большее количество людей разделяет его смысл, тем более он эффективен.

В эпоху Среднего Царства Египет был захвачен племенем гиксосов и прожил под их началом около 150 лет. Гиксосов не могло сломить никакое военное противостояние. В конце концов, египтяне покорились. Но гиксосы все же были повержены. Их победил... символ. К этому времени уже много столетий Египет праздновал день воскрешения Осириса, вероломно убитого его родным братом Сетом. Тот разрубил тело Осириса на мелкие части и разбросал по пустыне. Однако сын Осириса Гор победил коварного дядю и оживил отца. Этот сюжет послужил основой для мистерий, которые широко отмечались весной. В пору пленения Египта жрецы продолжали разыгрывать эти мистерии, исподволь включая в них идею объединения египтян, которые сейчас морально раздроблены, как было раздроблено тело их бога, но непременно объединятся и воскреснут, как воскрес Осирис. Этот символ и поднял египтян на бой, в котором гиксосы были побеждены.

Жизнь символов длительна, но все же они не бессмертны. Особенно недолговечны символы политические: как только меняются социальные условия, они отмирают или обретают другое значение. В отличие от них, этнические символы гораздо более жизнеспособны. Они сохраняют многие из своих характеристик до тех пор, пока этнос остается этносом: залог этого — сама их архетипическая природа, само их вхождение в ментальность народа.

Ментальность проникает во все поры этноса во многом потому, что воспринимается неосознанно, просто “впитывается” людьми с самых ранних лет как единственно возможный способ мировосприятия. Важнейшим средством трансляции ментальности является традиция, которая зачастую даже не осознается как традиция. Именно в силу неосознанности этой традиции ментальность статична и если и изменяется, то это происходит крайне медленно, в течение больших исторических периодов. Если же изменяется ядро ментальности, то мы имеем дело уже с совершенно другим этносом, обладающим совершенно иной картиной мира.

Картина мира — это неотъемлемый компонент национального характера, столь же необходимая составляющая этнонационального и — шире — общественного сознания, сколь мировоззрение — непременный атрибут личности. Самосознание — это то, как народ понимает себя, свое место в мире, свою роль в истории. Ментальность — то полуосознанное начало, на основе которого базируется самосознание, да и сам национальный характер. Картина мира — это целостная система представлений о реальности, которая создается в умах членов этнической общности благодаря самосознанию и ментальности, т.е. их культурно-психологическая реализация. Картина мира — присущая человеку и человеческой общности всегда своеобразная система представлений о реальности — о мире, о времени, о пространстве, о себе и других людях. Это самый мобильный элемент национального характера: его изменения происходят в основном при изменении картины мира.

Откуда же она берется, картина мира? Некоторые ученые (У.Пенфилд, Х.Дрейфус и др.) считают, что ее возникновение во многом обусловлено нейрофизиологической природой человека. Пенфилд установил, что при раздражении некоторых точек височной доли головного мозга в памяти пациента вдруг возникают яркие образы прошлого и соответствующие им ощущения. Оказывается, все они хранятся в нашем мозгу в специально предназначенных для них своеобразных “отсеках”. Но в таком случае картина мира должна быть и у животных: ведь они тоже различают образы, и их интеллект —результат предшествующего опыта. Однако, образы, существующие в мозгу животных, всегда остаются уделом одной особи: они сугубо индивидуальны. Следовательно, ни о какой “ментальности” животных говорить не приходится... Но даже индивидуальная картина мира животного невозможна: его взгляд на мир лишен целостности. Как пишет М.Шелер, “...у животного нет мирового пространства. Собака может годами жить в саду и часто бывать во всех его уголках — она никогда не составит себе целый образ сада и независимого от его тела размещения его деревьев, кустов и т.д., какой бы величины не был сад” [59, 59 ] . Значит, истоки картины мира надо искать не в физической, а в духовной жизни человека и общества.

Человеческий мир — нечто кардинально иное, нежели животный: человек никак не мог бы открыть для себя предметность этого мира, если бы не имел системы значений и смыслов, которая появилась в результате не только его индивидуального опыта, но и коллективного опыта той общности, в которой он живет. Эти значения и смыслы оформлены в некое целостное, по выражению психолога А.Н.Леонтьева, “смысловое поле” [45, 255 ] .

Смыслы эти существуют в нашем сознании в предельно обобщенном и виде — в виде символов. И пусть даже в височной доле нашего мозга содержатся образы и ощущения: там нет символов. Как и в мозгу животного. А без символов никакой картины мира быть не может. Символ — это качественно другой уровень, нежели образ: это “образ образа”, это его глубинный смысл.

Картина мира — продукт творчества. Отчасти сознательного, отчасти неосознанного, но всегда творчества человека, человеческой группы, народа. Вне культуры картины мира не существует. Картина мира — всегда порождение этнонациональной культуры и всего предшествующего опыта данного народа.

Но для чего человек или народ вырабатывают картину мира? Потому что иначе невозможно постичь все целостности той сверхсложной реальности, которую представляет собой наш мир. Картина мира , как это ни парадоксально звучит, является своего рода символически-смысловой заслонкой от мира реального и одновременно средством его постижения и классификации , неизбежно связанным с созданием определенной “общей схемы” природной и социальной реальности, мироздания и места человека в нем. “Только создав себе более удобный, нежели “реальный” мир, в виде вполне определенной целостной его “картины”, человек может с комфортом расположиться в нем [66 , с.66 ]. Картина мира удовлетворяет потребность человека в ориентации, которая ему необходима. Ведь человек не может обойтись без некой “карты”, с которой он бы “сверял” свой опыт. Образно ее можно уподобить axis mundi — деревянному столбу, который многие кочевые племена носили с собой. Если они хотели где-нибудь устроить привал, то прежде всего втыкали этот столб в землю, соединяя им все три слоя мироздания — небеса, землю и подземный мир. Люди считали, что таким образом могут обезопасить себя от Хаоса — от злых духов, мертвецов, чудовищ. А если axis mundi ломался, они садились рядом и умирали.

В результате опроса, проведенного коллективом авторов книги “Субкультуры и этносы в художественной жизни”, выяснилось, что картина мира каждого третьего неквалифицированного рабочего-москвича включает колдунов и ведьм, что картина мира каждого второго московского школьника содержит инопланетные миры и образы их посланцев на Землю, что более четверти торговых работников ждут исцеления от Кашпировского и Чумака... Это доказывает удивительную живучесть некоторых элементов картины мира, в основном, тех, которые связаны с мифологическим мышлением, с архетипическими образами, притом, что другие ее элементы меняются относительно быстро. Изменения эти могут быть связаны и с природными катаклизмами, с факторами социокультурного порядка, с открытиями науки и техники, достижениями цивилизации — и, наконец, с самим “ходом истории”.

Картина мира непременно включает в себя категории времени и пространства, которые в каждом отдельном случае воспринимаются по-разному. Так, существуют народы, у которых это понятие практически отсутствует и по сей день: так, некоторые чукчи не могут ответить на вопрос, сколько им лет, полагая его бессмысленным. Они отмечают лишь сезоны охоты. Также для разных народов зачастую почти противоположны

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Этнический стереотип упрощенный
Ее вхождению в культуру всегда препятствуют традиционные представления
Трудолюбия белорусов ведь
культуры Чернявская Ю. Народная культура и национальные традиции 1 культура
Картина мира это неотъемлемый компонент национального характера