<<<     ΛΛΛ     >>>   

Хотя для человека, чей родной язык - русский, разговоры о политическом зле столь

же естественны, как пищеварение, я хотел бы теперь переменить тему. Недостаток

разговоров об очевидном в том, что они развращают сознание своей легкостью,

своим легко обретаемым ощущением правоты. В этом их соблазн, сходный по своей

природе с соблазном социального реформатора, зло это порождающего. Осознание

этого соблазна и отталкивание от него в определенной степени ответственны за

судьбы многих моих современников, не говоря уже о собратьях по перу,

ответственны за литературу, из-под их перьев возникшую. Она, эта литература, не

была бегством от истории, ни заглушением памяти, как это может показаться со

стороны. "Как можно сочинять музыку после Аушвица?" - вопрошает Адорно, и

человек, знакомый с русской историей, может повторить тот же вопрос, заменив в

нем название лагеря, - повторить его, пожалуй, с большим даже правом, ибо

количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество

сгинувших в немецких. "А как после Аушвица можно есть ланч?" - заметил на это

как-то американский поэт Марк Стрэнд. Поколение, к которому я принадлежу, во

всяком случае оказалось способным сочинить эту музыку.

Это поколение - поколение, родившееся именно тогда, когда крематории Аушвица

работали на полную мощность, когда Сталин пребывал в зените богоподобной,

абсолютной, самой природой, казалось, санкционированной власти, явилось в мир,

судя по всему, чтобы продолжить то, что теоретически должно было прерваться в

этих крематориях и в безымянных общих могилах сталинского архипелага. Тот факт,

что не все прервалось, по крайней мере в России, - есть в немалой мере заслуга

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Иная система верований