<<<     ΛΛΛ     >>>   

связанной с ним все возрастающей атомизацией общества, т. е. со все возрастающей

изоляцией индивидуума, становится все более неизбежной. Я не думаю, что знаю о

жизни больше, чем любой человек моего возраста, но, мне кажется, что в качестве

собеседника книга более надежна, чем приятель или возлюбленная. Роман или

стихотворение - не монолог, но разговор писателя с читателем - разговор,

повторяю, крайне частный, исключающий всех остальных, если угодно - обоюдно

мизантропический. И в момент этого разговора писатель равен читателю, как,

впрочем, и наоборот, независимо от того, великий он писатель или нет. Равенство

это - равенство сознания, и оно остается с человеком на всю жизнь в виде памяти,

смутной или отчетливой, и рано или поздно, кстати или некстати, определяет

поведение индивидуума. Именно это я имею в виду, говоря о роли исполнителя, тем

более естественной, что роман или стихотворение есть продукт взаимного

одиночества писателя и читателя.

В истории нашего вида, в истории "сапиенса", книга - феномен антропологический,

аналогичный по сути изобретению колеса. Возникшая для того, чтоб дать нам

представление не столько о наших истоках, сколько о том, на что "сапиенс" этот

способен, книга является средством перемещения в пространстве опыта со скоростью

переворачиваемой страницы. Перемещение это, в свою очередь, как всякое

перемещение, оборачивается бегством от общего знаменателя, от попытки навязать

знаменателя этого черту, не поднимавшуюся ранее выше пояса, нашему сердцу,

нашему сознанию, нашему воображению. Бегство это - бегство в сторону необщего

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

С этой трибуны
чем следовало бы - сожалеть о движении времени