<<<     ΛΛΛ     >>>   

Негативный образ провинциального населенного пункта складывается из таких противоречивых черт, которые перечисляют наши эксперты-художники:

– общественность провинциального населенного пункта имеет свои нравы, образ и ритм жизни и вынуждает приспосабливаться к ним, к потребностям малого городка: «обычно в провинциальной среде меньше требуется духовного напряжения, можно спокойно существовать, довольствуясь минимумом, и одновременно окружающим казаться значительным...» (эксперт № 21, «Мятай», с. 120). Эксперты отмечают, что в провинции не хватает художественной молодежи;

– одни эксперты подчеркивают, что в провинции окружающие воспринимают художника как «не своего», чудака и относятся к нему с подозрением, вокруг него создается неблагоприятная атмосфера: «Выставлять свои работы в небольшом городке не имеет смысла — все равно к ним отнесутся небрежно», хотя тот же эксперт добавляет: «С другой стороны, быть художником в провинции приятно, потому что тебе прощаются многие странности» (эксперт № 12, «Културос барай», 2001, № 6, с. 55). Другие эксперты поддерживают это мнение: простые жители благосклонно относятся к людям искусства, даже хвалят их стиль жизни и работы;

– немало художников чувствуют себя в такой обстановке одиноко, в стороне от культурной динамики;

– у художника в провинции складывается заниженная самооценка, отражающая точку зрения на него местного населения. «Может и не совсем “умерший город”, но уж больной точно», — пишет о своем месте жительства эксперт № 9 и описывает переживания художника: «Мучается, ищет и часто чувствует себя никому не нужным — ни он сам, ни его творчество. Вокруг столько фальши» («Културос барай», 2001, № 6, с. 54); отмечаются приметы городка, деревни: «жуткая рутина», «типичное чувство “обреченности”, провинциальной лени» (эксперт № 11, «Културос барай», 2001, № 6, с. 55).

Такому самовосприятию свойственны уменьшительные слова: от «Летувеле» (уменьшительное от Литва) до «городишко»; автор создает «произведеньица»; и обобщение: «масштабы и качество не те, но для трясогузки и муха — добыча» (эксперт № 6, там же, 2001, № 5, с. 47); это чувство незначительности пробивается даже сквозь преувеличенную скромность и самоиронию: «Сама жизнь в провинции как бы оправдывает невозможность прорваться к вершинам творчества, и тогда попросту сознательно надевается ореол обиженного ссыльного» (эксперт № 21, «Мятай», с. 121).

Реже встречается позитивный образ провинциальной местности:

«Для меня провинция со спокойным течением дней — это уже само по себе преимущество» (эксперт № 13, «Културос барай», 2001, № 6, с. 56); тот же автор: «...в этом городке все влюблены — люди, деревья, облака, птицы, фонари, плиты тротуаров, дома...» (там же). Если принять это мнение «за чистую монету», то перед нами художник с внутренней ценностной гармонией — без какого-либо синдрома провинциальности.

Часть экспертов, сравнивая свое местожительство со столицей, отдает предпочтение провинции (например № 18). Другие художники считают провинцию местом, наиболее подходящим для сосредоточения и творчества («“иногда” нужно и работать, и что-то сделать. Тогда возвращаешься, запираешься, усаживаешься и работаешь» (эксперт № 3, «Културос барай», 2001, № 5, с. 45).

Приведем обобщенный эмоциональный образ ситуации художника в провинции: «Проживающие в столице художники считают себя “помазанниками”. Видимо, когда стоишь рядом с чем-то большим и значительным, сам себя тоже чувствуешь значительным. Но попробуй быть великим посреди поля, занесенного илом, когда ты угнетен серым повседневьем, когда сердце болит и ты устал от ожидания» (эксперт № 12, «Културос барай», 2001, № 6, с. 55–56). Этот образ явно выражает проекцию внутреннего состояния (синдрома провинциальности) на среду, отсюда может возникнуть потребность соединиться с себе подобными и с помощью коллективных ритуалов пытаться одолеть эту «обреченность».

Образы столицы и больших городов с точки зрения провинциальности также противоречивы:

– почти все эксперты подчеркивают, что мегаполисы сосредоточивают все возможности признания, художественной карьеры. Молодежь ни в коем случае не может начать карьеру в провинции: если после учебы возвращаешься в провинцию, то часто и становишься провинциалом. Только в больших городах художник попадает в активную, динамичную творческую среду, которая открывает возможности художественного развития, обновления; темп большого города, обилие информации, в конечном счете, общение художников создают ту критическую массу, в которой рождается шедевр;

– с другой стороны, стиль жизни столицы и больших городов представляет свою разновидность провинциальности: « “оснобевшие” художники центров замыкаются в своем клане и слышат только «своих» (эксперт № 1), «многие снобистски ориентированные провинциалы бежали и бегут в этот большой город (Вильнюс) не ради духовной пищи, а привлеченные испарениями мещанства» (эксперт № 11, «Културос барай», 2001, № 6, с. 55); художники «кочуют стадами» (эксперт № 3), и эти сборища оказываются западней для творчества, «богемный» стиль жизни мешает сосредоточиться на творческой работе, большая концентрация членов творческих союзов в Вильнюсе «стимулирует творческое напряжение, но гораздо чаще — творческие конфликты, которые иногда перерастают в физические... Одни писатели пишут, “делают” литературу, другие же представляют ее, изображают писателя в печати, на литературных вечерах, в кафе; для одних требуется минимум спокойствия, условий для творческой работы, для других — признание и шумная слава» (эксперт № 19, «Мятай», с. 119).

Наконец, некоторые эксперты изображают художественную среду больших городов как «болото» провинциальности, побывав в котором возвращаешься в свое далекое творческое «гнездо», «терзаемый угрызениями совести» (эксперт № 17, «Мятай», с. 117).

Содержание синдрома провинциальности

Проблематика провинциальности в современном дискурсе культуры обсуждается как с объективной точки зрения, так и с психологической (иногда — иррациональной), причем зачастую оба аспекта в анализируемых высказываниях смешиваются.

К «объективным» можно отнести рассуждения, касающиеся территориальной, географической провинции — на всех уровнях: Литва в масштабе Европы или мира; территориальная структура Литвы в названном отношении (столица, большие города, небольшие города, деревни, хутора). Вот пример: «...пора уже начать говорить о Литве как о провинции Европы или даже всего западного мира» (эксперт № 16, «Мятай», 2001, № 7, с. 113). Художники отмечают различия между точками упомянутого территориального континуума провинциальности — по критерию наличия культурных центров и их уровня. Однако везде в обобщающие замечания проникает психологический аспект.

В нашем исследовании мы сосредоточимся на социально-психологическом аспекте провинциальности, который мы и называем «синдромом провинциальности». Ощущение провинциальности — одна из латентных структур сознания, которые оказывают немалое влияние на индивидуальное самочувствие и творческую активность художников и на их коллективное поведение. «Синдромом провинциальности» мы называем эмоциональный, не обязательно выраженный словесно приговор, который восприниматель социокультурного объекта выносит ему на основании мгновенного ощущения. Приписывание свойства провинциальности данному объекту — это оценочное интуитивное решение, являющееся результатом определенной ценностной установки. Чаще всего это негативная оценка объекта как второсортного (хотя автор предисловия к публикации «Меченные провинцией» пытается отмежеваться от «негативной коннотации» термина «провинция» — эксперт № 24, «Культурос барай», 2001, № 5, с. 42).

Пример: А. Ника-Нилюнас высказывает свое впечатление об одном из номеров журнала «Науёйи Ромува»: «...он явно отдает устаревшим и слегка провинциальным мистицизмом...» («Шяурес Атенай», 2001, 2 июня). Такое убеждение оценивателя обычно не сопровождается рациональными аргументами (а те, которые иногда приводятся, чаще всего псевдорациональны). Оценивая объект как провинциальный, человек или отмежевывается от него, или идентифицирует себя с ним.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Живописец
Немало экспертов заявляет