<<<     ΛΛΛ     >>>   

Идею такой инициативы Фуко разработал совместно с Даниэлем Дефером, всплывшим теперь в качестве его главного политического соратника72.

“Я встретил Мишеля в сентябре 1960 года”, — вспоминал Дефер, который был тогда студентом философского факультета, только окончившим Khagne. Он был моложе Фуко более чем на десять лет. Во время занятий в Париже Дефер с головой погрузился в левую политику, стал активистом НССФ (Национальный союз студентов Франции), федерации студентов, решившейся открыто выступить против ведения Францией боевых действий в Алжире73. Хотя Фуко вместе с Дефером выступал против боевых действий в Алжире, он не соглашался с анализом французскими левыми голлистского государства, выразившемся в их лозунге “фашизм не пройдет”. Как вспоминал Дефер, Фуко “никогда не соглашался смешивать одно с другим. И это очень важно”. Предположение, что голлизм был явлением, аналогичным нацизму, поразившее Фуко своей нелепостью, походило на те лозунги, что стали популярными во Франции после Мая 1968 года74.

Новый молодой товарищ Фуко был красивым и энергичным, но именно стиль его политической жизни, напряженной и активной, больше всего вызывал у Фуко восхищение. Как вспоминал Дефер: “Я думаю, что Мишель привязался ко мне в этот период из-за той агрессивной жизни, которую я вел”. Взяв его под свое покровительство, Фуко обеспечил Деферу должность в Клермон-Ферране. Когда юноша поехал в 1964 году в Тунис, чтобы работать волонтером, Фуко последовал за ним, найдя для себя работу в тунисском университете. А после 1968 года они вновь сошлись вместе, на сей раз в Венсене, где Дефер, ставший профессором социологии, сражался с полицией вместе с Фуко ночью 24 января 1969 года75.

Как и в любых близких отношениях, здесь были свои взлеты и падения. Но несмотря на все это Дефер оставался верным Фуко: “Я думаю, что Даниэль на самом деле любил его”, — говорил один из друзей, знавший их обоих76.

Одновременно Фуко ощущал глубокую привязанность к Деферу. “В течение восемнадцати лет я жил в состоянии страсти к нему”, — говорил Фуко в интервью в 1981 году: “В определенные моменты эта страсть принимала форму любви. Но, говоря по правде, дело было в страсти между нами обоими”. “Состояние страсти”, как описывал его Фуко в этом интервью, было состоянием по ту сторону любви, по ту сторону разума и даже по ту сторону желания к другому человеку; это было скорее океаническое и разъединяющее состояние, разрушающее “ощущение самого себя”, создающее вместо этого глубокое и сложное чувство “страдания-наслаждения”, позволяющее “смотреть на вещи совершенно иначе”. Фуко говорил, что, когда он был “полностью погружен” в это “состояние страсти между нами обоими”, ничто в мире не могло остановить его, когда он хотел найти его, говорить с ним77.

Фуко часто беседовал с Дефером (особенно после 1968 года) об их новом общем интересе — политике. Давнишнюю склонность Дефера к активизму разожгла новая студенческая левая и, в частности, возникновение в конце 1968 года “Пролетарской левой”. Вскоре после того, как группа была официально объявлена вне закона в 1970 году, Дефер стал ее тайным членом. “Я вступил в нее”, — вспоминал он, — “потому что она была запрещена и объявлена вне закона, потому что это было опасно”78.

Как и Дефер, Фуко тоже страстно желал сам экспериментировать с новыми формами политического действия; и именно поэтому его тоже влекло к “Пролетарской левой”.

Но также было очевидно, что никто другой, обладая положением и талантами Фуко, не смог бы столь же плодотворно сотрудничать с революционным движением, объявленным вне закона. Фуко и Дефер вместе искали такой способ, при помощи которого можно было бы связать интересы философов с маоистской программой. Для “Пролетарской левой”, вспоминал Дефер, цель заключалась лишь в том, чтобы выковать “союз с Коллеж де Франс” и создать (на марксистском жаргоне) своеобразный “народный фронт” с буржуазными интеллектуалами. У Фуко, по воспоминаниям Дефера, цель была несколько иной: он хотел найти некий способ “расширения проекта, заявленного в “Истории безумия””, рассматривая политику как пространство “опыта-предела”79.

Решение, к которому пришли Фуко и Дефер, было изящным в своей простоте. Дефер предложил своим маоистским товарищам, чтобы Фуко возглавил комиссию по изучению условий содержания во французских тюрьмах, в которых сидели тогда многие маоистские активисты. Комиссия должна была привлечь внимание общественности к плачевному состоянию французской тюремной системы, а также дала бы повод сидящим в тюрьме маоистам объединить своих последователей среди заключенных. Несмотря на то что некоторые члены “Пролетарской левой” были против идеи Дефера, считая, что уголовники и “люмпен-пролетариат” (как было доказано еще Марксом) непригодны для осуществления социальных перемен, Дефер взял верх80.

Разработанное им политическое предприятие должно было стать самым важным практическим экспериментом Фуко в новой революционной политике.

***

8 февраля 1971 года Фуко выступил перед камерами и микрофонами в церкви Сен-Бернар (станция Монпарнас) с заявлением о создании “Группы информации по тюрьмам” (ГИТ). Время и место для заявления были выбраны не случайно: две недели назад церковь Сен-Бернар была занята маоистами, протестовавшими против условий содержания их товарищей во французских тюрьмах. (Слово “маоист” стало к тому времени ходячим обозначением любого активиста, в той или иной степени связанного с ветеранами “Пролетарской левой”; поскольку сама “Пролетарская левая” была объявлена вне закона, эта аморфная терминология стала использоваться самими активистами)81.

Тем утром маоисты организовали многолюдную демонстрацию, протестуя против того тяжелого положения, в котором находились в тюрьме их товарищи. Во время демонстрации правительство пошло на уступки: оно создало комиссию для изучения условий содержания во французских тюрьмах; также находящиеся в тюрьмах активисты стали теперь называться “политзаключенными”, которые, согласно французским законам, имели право на более мягкое обращение. Пресс-конференция в церкви Сен-Бернар началась с заявления о том, что объявленная маоистами голодовка закончилась после выполнения ее основных требований82.

Однако профессор Коллеж де Франс не праздновал победу, а заявил о создании своей новой организации. Фуко прочел перед камерами краткое заявление, в котором содержалось краткое изложение целей группы, созданной им при поддержке Пьера Видаль-Накэ, выдающегося классициста, и Жана-Мари Доменака, редактора католического журнала “Эспри”. Цель их, как объяснял Фуко, была определенной и скромной: он и его коллеги хотели собирать информацию о плачевных условиях содержания во французских тюрьмах. Их особенно интересовали мнения тех, кто сам сидел в тюрьме. Для облегчения обмена такой информацией ГИТ призвала заключенных связаться с группой. Также группа заявила, что вопросники будут предоставляться по требованию и что вскоре ответы будут обнародованы83.

***

Заявление, прочитанное Фуко на этой пресс-конференции, во многих отношения вводило в заблуждение. Несмотря на поддержку таких видных фигур, как Видаль-Накэ и Доменак, на самом деле ГИТ вовсе не была обычной “организацией” — скорее она была плавающим центром для агитации, в значительной степени выдуманным Дефером и Фуко. В ее цели никогда не входил простой сбор информации или филантропический реформизм. Маоистский контекст изначально предполагал, что она должна была стать машиной войны, новой разновидностью культурного оружия84.

В первую очередь, ГИТ должна была стать полигоном для испытания нового типа интеллектуала — держащегося в тени и ведущего подрывную деятельность, скромного и хитрого.

Мишенью как всегда был Жан-Поль Сартр — самый известный в мире интеллектуал и само воплощение древней французской традиции морального инакомыслия. В рамках этой традиции, как однажды резюмировал ее Фуко, “интеллектуал говорил истину тем, кто ее еще не видел, и от имени тех, кто не мог ее сказать, и отсюда вся его совестливость и красноречие”. Именно в этом олимпийском духе послевоенные экзистенциалисты говорили людям, как саркастически выразился Фуко, “в чем заключалась свобода, что нужно было делать в политике, как вести себя по отношению к другим и т.д.” Это были всего лишь ссылки на моральный авторитет, от которого Фуко отрекался сам и призывал отречься общество в целом. В этом отношении стратегия ГИТ была простой: создавался форум, на котором те, кто бросили вызов моральному авторитету, могли бы сами, своим голосом рассказать о том, как жестоко они были наказаны якобы “гуманным” обществом85.

“Я мечтаю об интеллектуале, уничтожающем очевидность и всеобщность”, — заявлял Фуко в интервью в 1977 году. Здесь, как и в других местах в эти годы, он представлял себе нового интеллектуала в виде своеобразного неуловимого партизана, которого трудно найти и поймать. Интеллектуал, ведущий прицельную стрельбу с окраин (таким он однажды вообразил человека андеграунда, растапливающего вулканы безумия), “определяет и отмечает слабые места, отверстия, силовые линии” в “инертности и скованности настоящего времени”. Отказываясь строить планы на будущее, он “непрерывно движется” и “не знает точно ни о том, где он окажется, ни о том, что будет занимать его мысли завтра”. Нет больше необходимости пробивать ходы, хотя цель его не известна. Теперь Фуко приветствует открытую схватку — столкновение сил, которое, как он надеется, поможет разъяснить, “достойна ли революция наказания и какого рода (я имею в виду, какого рода революция и какого рода наказания). Понятно, что на этот вопрос могут ответить только те, кто готовы рисковать ради этого своей жизнью”86.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Как философствуют молотом ницше ф
Правительство в понедельник ночью заявило
что аппер в данной ситуации подчеркивает независимость гит от маоистов
Которого он породил в виде философского факультета венсена

• Безопасность понятия охрана защита

  вегетарианство защита животных

  gepardsecurity.ru